История /1. Отечественная история

Канд. истор. наук Дмитриев Е.В.

Пятигорский государственный лингвистический университет, Россия

Ставропольская губерния России накануне крестьянской реформы 1861г. (экономический аспект)

В течение первой половины XIX в. Ставрополье, как и весь Северный Кавказ, стало активно втягиваться в товарное обращение во всероссийском масштабе. Торговые связи возникали как внутри губернии (между переселенцами, горцами и кочевниками), так и с другими территориями Северного Кавказа и с центральной Россией. К 60-м гг. XIX в. сформировалась направленность этих связей за границу, так как скот, хлеб и другие продукты пользовались большим спросом на международном рынке. Ставропольская губерния превращалась в постоянного поставщика скота и хлеба, шерсти и мяса, вина и спирта, а также в потребителя промышленной продукции Центральной России (тканей, металлических изделий, посуды и галантереи). Спросом здесь пользовались чай, сахар, кофе.

Превращение Северного Кавказа, включая Ставрополье, в рынок сырья и сбыта для промышленности Центральной России способствовало росту товарности хозяйства региона. К 60-м гг. XIX в. Ставропольская губерния давала более 200 тыс. четв. товарного хлеба; главной культурой была пшеница.

Заселение степного Предкавказья вело к укреплению хозяйственных связей его переселенческого населения с горскими и кочевыми народами и, соответственно, к расширению заимствований между этими народами, а в конечном счете – к формированию на этой территории единой экономической системы, политическому и культурному сближению народов Северного Кавказа. Местное население и переселявшиеся сюда русские, украинские и белорусские крестьяне рядом пахали землю и пасли скот, арендовали друг у друга земли, перенимали хозяйственные навыки. У жителей ставропольских степей наиболее тесными были связи с ногайцами и другими степняками, у крестьян южной части края – с черкесами, абазинами, карачаевцами, кабардинцами. Каждый из народов вносил свою лепту в экономическое освоение края, делился своим трудовым опытом с другими народами.

Хозяйственные связи с укоренившимся российским крестьянством вели к перемене в структуре сельского хозяйства кочевых народов. Быстрое заселение ставропольских степей, усиленная распашка земель ограничивали кочевое скотоводство. Этот процесс, протекавший с начала XIX в., не мог не отразиться ко второй его половине на хозяйственной жизни ногайского населения. Невозможность заниматься кочевым скотоводством принуждала их переходить к оседлости, осваивать земледелие. К 1840 г. из 12317 ногайских семей 3276, то есть фактически четвертая часть, перешли к оседлости, остальные 8941 продолжали кочевать [5;153]. Связи с переселенческим населением меняли не только образ жизни кочевников, но и тип хозяйствования. От кочевого скотоводства они стали переходить к земледелию и оседлому животноводству. К дореформенным годам оседлый образ жизни и занятие земледелием охватывали уже до 30% ногайцев.

У народов, живших на территории Карачая и Черкесии, перемены в хозяйстве к 1860-м гг. выражались в освоении новых, более урожайных культур, в посевах озимых хлебов. Земледелие обогатилось новыми культурами – гречихой, рожью, подсолнухом. Большое распространение получило огородничество, особенно посадки картофеля, который вызревал на такой высоте, где ни пшеница, ни кукуруза не вызревали. Карачаевцы, черкесы и абазины заимствовали у русских соседей более совершенные, зачастую произведенные уже фабричным способом орудия труда. Заводская коса, особенно «литовка» вытеснила горскую обоюдоострую косу. Для боронования стали использовать металлическую борону. Изменения коснулись и скотоводства. Горцы охотно приобретали производителей новых пород, особенно серого украинского скота. Скот этой породы хорошо прижился на Северном Кавказе, давал сильное потомство, был менее восприимчив к чуме. Коровы давали больше молока, быки были сильнее в работе.

Развитие торговых связей вело к тому, что хозяйство горцев постепенно стало приобретать товарный характер. В первой половине XIX в. начали функционировать меновые дворы, где шел обмен товарами. Лес, бурки, скот, шерсть, лошади обменивались здесь горцами на хлеб, соль, ткани и другие товары. Но уже с 30-х годов XIX в. горцы предпочитали вести торговлю только посредством денег. Это выразилось в росте экономических связей горских народов со всероссийским рынком.

В дореформенный период города Кавказской, а впоследствии - Ставропольской губернии быстро превращались в значительные центры торговли. В Георгиевске и Ставрополе еще к началу XIX в. были учреждены две ярмарки в год, позднее же специальным указом, изданным в 1814 г., дозволялось «производить торговлю на ярмарках всем сословиям» [4]. В Георгиевск и Ставрополь на ярмарки приезжали купцы из Воронежской, Курской и Екатеринославской губерний. На ярмарках велась торговля предметами сельского хозяйства и промышленными изделиями. Это имело большое значение для развития экономических связей с горскими и кочевыми народами. Горцы и кочевники пригоняли для продажи лошадей, крупный рогатый скот, овец, привозили кожи, овечью и верблюжью шерсть, мед, а покупали муку, пшено, различные материалы для одежды и другие необходимые изделия. Промышленные товары для ярмарочной и постоянной торговли доставлялись из Таганрога, со знаменитой Макарьевской ярмарки на Волге [7]. Из Москвы поступали различные ткани, серебряные и золотые вещи, из Тулы – скобяные и другие металлические изделия, из Харькова – сукно. Кожевенные товары купцы привозили с Луганской ярмарки, бакалейные товары – из Ростова [2]. В Александровске торговали деревянными кадками, ведрами, деревянной посудой, веревками и другими товарами, которые поступали с волжской пристани – Дубовки [8]. В предреформенный период, в губернии насчитывалось 40 ярмарок, наиболее крупные из них проходили в Ставрополе: Троицкая – весной, Ивановская – осенью.

Большое значение в дореформенное время для развития экономических связей городов Кавказской линии со столичными городами и другими промышленными и торговыми центрами имел Большой Черкасский тракт, на котором располагались Ставрополь, Александровск и Георгиевск. В этом направлении по тракту непрерывным потоком двигался транспорт с военными грузами, продовольствием, воинские команды и рекрутские партии для действующей армии. В обратном же направлении скупщики перегоняли на мясные рынки Москвы и Петербурга гурты крупного рогатого скота.

К 60-м гг. XIX в. губерния имела целую сеть грунтовых дорог, которые были необходимы для военных целей, а также для развития хозяйства и торговли. Большинство их проходило через Ставрополь. Помимо Черкасского тракта, имелась дорога, соединявшая Ставрополь с Ростовом. Большая Сальская дорога шла из Ставрополя через с. Петровское, левым берегом Калауса на Каменный брод, через Маныч на Царицын. По ней перевозился строевой лес с Дубовской пристани. На Екатеринодар из Ставрополя вела дорога через села Рождественское, Новотроицкое, Новоалександровское, ст. Темижбекскую вниз по Кубани, через Лабинскую крепость. Этот путь связывал далее Екатеринодар с Таманским полуостровом и Крымом [6]. Благодаря этому Ставрополь играл важную роль в качестве транзитного и торгового центра, велико было его военно-административное значение.

В южных и юго-восточных губерниях России начиная со второй четверти XIX в. наблюдался быстрый рост городского населения. Особенно быстро оно увеличивалось в Ставропольской губернии, включая сам г. Ставрополь. Население г. Ставрополя более чем вдвое превосходило население Георгиевска и Пятигорска, вместе взятых. С 1804 г. по 1847 г. число его жителей возросло более чем в четыре раза. Причем если в 1804 г. военные сословия в Ставрополе составляли 60% населения, то в 1847 – 43,7%. За то же время численность купцов и мещан возросла в 4,1 раза и превосходила более чем в два раза соответствующую категорию населения Георгиевска и Пятигорска [3]. Это свидетельствует о том, что уже в предреформенные десятилетия происходили важные изменения в территориальной организации населения и его социально-классовой структуре, отражавшие требования наступавшей капиталистической эпохи.

Как следует из всего вышеизложенного, экономическое состояние Ставропольской губернии к рубежу 1860-х гг. вполне соответствовало тому этапу, на котором становился необходимым окончательный переход к новому типу общественных отношений. При этом вполне правомерно утверждать, что быстроразвивавшийся юг России, включая Ставрополье, еще в большей мере выражал потребности такого перехода, чем центральные губернии, так как только в условиях, исключавших крепостную зависимость, эти обширные территории могли получить дальнейшее, еще более активное хозяйственное освоение.

К середине XIX в на Кавказе, и в частности в Ставропольской губернии, наблюдалась такая ситуация, что наместник Кавказа вынужден был писать Александру II: «Вопрос об освобождении зависимых сословий стал в такое положение, что было бы неблагоразумно и неосторожно откладывать его решение»[1;16].

Ставрополье, как мы полагаем, в целом ряде аспектов демонстрировало нецелесообразность сохранения феодально-крепостнических порядков и их исторически отживший характер.

Литература

1. Всеподданейший отчет главнокомандующего Кавказской армией по военно-народному управлению за 1863-1869 гг. – СПб., 1870. – С.16.

2. ГАСК. Ф. 101. Оп. 1. Д. 1831. Л.29-33, 37-39.

3. ГАСК. Ф. 444. Оп.1. Д.3821. Л. 31-32.

4. ГАСК. Ф.80. Оп.1. Д. 1405. Л.1.

5. Очерки истории Ставропольского края. Т.1. – Ставрополь: Кн. изд-во, 1986.- С.153.

6. РГВИА. Ф. 414. Оп.1. Д. 1339. Л. 1-1а.

7. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. ВУА. Оп. 1. Д.19046. Л.1-1а, 17; Якунин М.А., Федькин М.И. Гергиевск: Историко-краеведческий очерк. – Ставрополь, 1977. – С.16.

8. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний по гражданскому и естественному их описанию / Сост. И.В. Ровинский. – Спб., 1809. - Табл.2.- С. 27