Челябинская
государственная академия культуры и искусства
Урал является одним из богатейших фольклорных
регионов России. Исследование местных стилевых закономерностей его народно-песенного
творчества составляет главную задачу фольклористов. Принимая во внимание факт
довольно позднего заселения данной территории выходцами из самых разных мест
России, мы видим, что решение этой задачи требует особой тщательности,
поскольку в каждом населенном пункте могут обнаружиться разнообразные певческие
и обрядовые традиции.
В силу концентрации на уральской территории горнозаводской
промышленности, основным типом поселений этого региона были заводские поселки,
являвшиеся одновременно центрами народной культуры. На территории Южного Урала
к таковым относятся Орловка – деревня, в которой обосновались пензенские
переселенцы, и Серпиевка, принявшая переселенцев из Калуги. Оба горнозаводских населенных
пункта находятся в Катав-Ивановском районе Челябинской области. Они возникли в конце
XVIII века в результате переселения крепостных крестьян из центральных областей
России для работы на железоделательных заводах.
Среди песенных жанров данной местности очень хорошо сохранился свадебный
фольклор. Свадьбу «по-старому» в Серпиевке и Орловке сейчас не играют, но
женщины пожилого возраста помнят ее, что позволило составить подробное описание
этого ритуала. Материалы свадебного обряда, являющиеся объектом анализа, были
собраны автором данной статьи в фольклорных экспедициях 2001-2003 гг.
Свадебный ритуал калужских и пензенских переселенцев совпадает как в
основных моментах, так и в большинстве деталей. В настоящее время он сохраняет
основные этапы общерусской свадьбы: 1) предсвадебный период (от сватовства до
первого дня свадьбы); 2) первый день свадьбы до брачной ночи включительно; 3)
второй и последующие дни свадьбы.
Как и свадебный обряд других областей России, ритуал калужских и пензенских
переселенцев воплощает в себе два перехода –
инициационный, символизирующий
расставание девушки с «девьей» волей, переход в другую возрастную группу, и территориальный,
связанный с ее вхождением в чужой дом, а также с контактами и породнением двух
семей. Первую драматическую линию (инициационный переход) образуют
просватанье, запой (лад), баня, приход невесты-сироты
на могилу родителей, окручивание (обязывание) молодой. Линия территориального перехода включает сватовство, запой (лад), хождение «за мылом»
в день венца, приезд свадебного
поезда («свадебной поезжанины») перед венцом, разделку хлеба, свадебное застолье у жениха и обряды второго дня.
Анализируя символические языки (коды) свадебного ритуала калужских и
пензенских переселенцев можно выделить следующие элементы: акциональный, временной,
локативный, предметный, персонажный, словесный (вербальный) и музыкальный. Данная
статья посвящена раскрытию акционального кода.
В результате анализа свадебного ритуала калужско-пензенских переселенцев в
линии территориального перехода невесты были выявлены следующие символические действия: а) застолье во время сватовства; б) застолье
и игры во время свадебных посиделок; в) хождение к жениху «за мылом» («подношение
рубахи жениху»; г) изготовление караваев в доме жениха и невесты; д) «обменные
операции» между представителями двух родов; е) символические действия в доме
жениха после венца («глядельщики», «поклоны»); ж) игровые действия ряженых
(«нарядихи»); з) переходы молодых по всем родственникам.
Сватать приходили две-три пары близких родственников жениха (сестры,
братья, тетки с мужьями). Родители невесты в знак своего согласия приглашали
сватов за стол и угощали их. В Серпиевке, для того, чтобы сватовство было
удачным, сваха, поднимаясь на крыльцо дома невесты, ступала на первую ступень
правой ногой, приговаривая: «Как нога моя ступает твердо и крепко, так слово
мое будет твердо и крепко. Тверже камня, лепче клея и смолы сосновой, острее
булатного ножа. Что задумано, то и исполнится» (5).
Сваха входила в дом, садилась под матицу (балку, поддерживающую потолок) и заводила разговор.
В предсвадебный период (месяц, а то и больше) важную роль в линии территориального перехода играют посиделки, на которых собираются девушки
– подруги невесты и жених с друзьями. Молодежь устраивает поцелуйные игры, связанные
с брачной символикой. В традиции Орловки,
на посиделках невеста готовит подарки для родственников жениха: свекрови –
кофту, свекру – рубаху, дружкам – полотенце, остальные подношения
предназначались золовкам и другим близким родственникам жениха. Для будущего
супруга было положено вышить три рубашки. После прихода жениха работа
заканчивалась, и начиналось веселье с любимыми девичьими песнями и танцами.
Утром, в день свадьбы, подруги невесты «несут
рубаху жениху». В Орловке этот обряд имеет еще одно название – «ходить за мылом». Сначала собирали подарки жениху. В один подарок клали рубашку, вышитую самой невестой, а также платочек, носки и
мыло (позднее – одеколон). В другой, который обычно дарили первым, вместо мыла девушки
заворачивали кирпич, вместо хорошей рубашки – плохую, рваную и в заплатках. В доме жениха девок угощали и
подавали по рюмочке. В преддверии застолья
девушки разыгрывали шуточную
сцену с женихом. Настоящего жениха прятали, а вместо него наряжали
кого-нибудь из мужчин. «Подсадного» жениха выводили к столу под шутки и смех. Лишь после розыгрыша выводили настоящего, его одаривали подарками, но
опять – с комическим подвохом. «Сначала не настоящий подарят, а потом уж – хороший. Жениха обязательно заставляют надеть рваную рубашку. Смеются над ним и
нахваливают, будто хороша рубаха» (5).
После этого веселья родители жениха
угощали подружек. Девушки запевали песню:
«Не один был сын у матери» Песней мать
дает наставления своему сыну перед браком:
…Ты поедешь ли женитися,
Заезжай-ка к тестю-батюшке,
А еще-та к теще-матушке.
Ты заедешь на широкий двор,
Не пускай-ка коней по двору,
Привяжи-ка коней ко столбу…
…Ты взойдешь ли в нову горенку,
Выбирай-ка свою сужану (5).
По ее окончании они требовали подарка от жениха:
– Ну-ка, давай-ка, жених, нам
мыло!
– Мыло давай! Невесту мыть
будем! (5)
Жених передавал девушкам подарок
для невесты. В него входили мыло, гребешок, иногда ткань – на кофту, юбку или сарафан. Получив подарок, девушки, отправлялись обратно в дом невесты. Все это комически-серьезное действо имеет символический смысл. Согласно
теории В.Я. Проппа (6), смех в данном обряде выполняет магическую функцию заклинания
плодородия и воссоздания новой жизни
(умирание и воскресание невесты в новом качестве). Мыло и гребень, которыми одаривает жених невесту, имеют отношение
к обряду смывания девичьей воли. Как отмечает Байбурин А.К., в данном контексте
гребень является символом плодородия, а расплетание косы и чесание волос невесте
имеет эротический подтекст (1, с. 220). Подмена жениха в вышеупомянутом обряде,
а также невесты во время выкупа
связана с защитной функцией и имеет цель охранить молодых от вредоносных сил. «Не
случайно для ритуала столь актуальны мотивы подмены главных персонажей,
находящихся в промежуточном состоянии между двумя мирами (новорожденного,
невесты). “Неведомость” невесты передается через ее “невидимость” (ср. обрядовое
прятание, покрывание и раскрывание - узнавание невесты» (1, с. 204-205).
Важнейшим обрядовым действием было приготовление
каравая и его разделка после
выкупа невесты. В Орловке один каравай привозила сваха, другой – готовили
родители невесты. Делили их дружка и «хрестный» жениха. У караваев вырезали
«середки» и меняли их, после чего каравай жениха с «невестиной середкой» увозили
в дом жениха, а каравай невесты с «жениховой середкой» оставался в доме невесты
до конца свадьбы.
В Серпиевке после выкупа невесты происходит обмен хлеба, мяса, соли. Этот
обряд проводят дружки с обеих сторон.
Дружка со стороны жениха привозит хлеб, тарелку
с мясом и соль. То же самое готовится со стороны невесты. Дружка от жениха обращается со словами:
У нас теперь прибыло.
Нам нужно ехать в дом жениха,
Невесту кормить.
А раз такое дело,
Дайте-ка нам хлеба, мяса и соли.
Он разрезает хлеб, вырезая
серединки и меняя их, в
то время как «сродыч» невесты наблюдает
за ним. Далее дружки обмениваются мясом и
пересыпают соль. Обряды, связанные со свадебным хлебом, – важнейший
структурный элемент свадьбы. В Орловке и Серпиевке хлебом-солью угощают родственников жениха во время сватовства, запоя, встречают новобрачных
после венца. Как отмечает Сумцов Н.Ф., сочетание хлеба и соли играет роль
емкого символа: хлеб выражает идею
плодородия, пожелание богатства и благополучия, соль – защищает от
враждебных сил (4, с. 247-248). Пирогом с мясом (курником) сваха жениха угощала
подруг невесты по приезду свадебного поезда («поезжанины») перед выкупом.
Для рассматриваемой линии территориального
перехода невесты характерен комплекс «обменных»
действий, отмечающих как сближение брачующихся, так и породнение двух
семей. Одно из таких действий – вышеупомянутый обмен серединами караваев. Другие акции такого же значения – выкуп дружиной жениха невестиной косы
у младшего брата (или сестры). Сначала выкупают место у подружки,
которая сидит возле невесты: она освобождает его после того, как получит плату. На ее
место садится сваха жениха. Далее брат продает невестину косу, говоря при этом: «Моя коса стоит сто рублей. А кто даст полтину, тому
и косу подкину» (с. Серпиевка).
Символическое значение имело развешивание
приданого невесты в доме жениха после венца (во время «окручивания» новобрачной). В Орловке данная часть обряда
получила название «глядельщики». В
избе в это время собирались посторонние посмотреть невесту и ее приданое.
Невестина сваха развешивала «утиральники» и покрывала стол скатерками.
Полотенца в доме мужа выполняли функцию задабривания духов – предков его
семьи, покровителей рода мужа. Они служили им жертвой и, в то же время,
выполняли охранные функции в отношении новобрачной, создавая психологически
доброжелательный микроклимат в доме мужа. Ту же функцию выполняет одаривание детей платочками на свадебном
пиру. «Невеста платочки припасала заранее. Подойдет к печке. Детишек много
соберется и невеста говорит: “Свечки горят, платочки дарят”. После кидала
платочки детишкам» (д. Орловка). Вышитыми и бранными (тканными узором, от слова
«набирать») полотенцами увешивали себя «нарядихи» в д. Орловка на второй день
свадьбы и ходили по селу, демонстрируя приданое молодой.
Идеей плодородия пронизаны игровые действия ряженых («нарядих»). С утра в дом приходили
«нарядихи» и пытались найти спрятанных новобрачных. После успешных поисков
ряженые испытывали невесту, посылая ее за водой. При этом, они всячески
препятствовали молодой, разливая воду. Невеста вновь шла за водой. Эти действия
продолжались до тех пор, пока жених не приходил на помощь своей невесте,
выкупая ведра с водой. «Как воду принесут, нарядихи дров в дом
натаскивают. Баню топят: сена, хлама всякого накидают. […] Воду начинают на пол лить, молодых обливать, да вениками
сухими парить. Намусорят и заставляют сноху подметать. Она подметат, а они деньги на пол кидают, да в потолок суют.
Невеста должна мести, да деньги выручать, а жених ей помогат. Обычно рядились больше женщины. Наряжались
по-разному: женщины рядились в мужчин, в доктора, цыганку. Костюмы готовили
заранее в доме невесты. Нарядихам подносили по рюмочке, по другой, разгадывали,
кто кем нарядился» (д. Орловка) (5). Молодые
завершали свадьбу хождением по домам родственников.
Обрядовые действия инициационного перехода невесты
маркируют его основные фазы: отчуждение,
транзит, обретение нового половозрастного статуса. Обрядовую функцию отчуждения выполняют следующие символические
действия: а) расплетание косы невесте; б)
вождение невесты в баню; в) приход невесты-сироты на могилу родителей.
Выплетание ленты из косы («девичьей
красы») происходит на девичнике в
день свадьбы или после выкупа невестиной косы. В русской народной свадьбе в
горнозаводских районах Челябинской области воплощением «девичьей красы» чаще
всего являлась лента розового или
алого цветов. Она символизировала волю,
девическую красоту и непорочность. Лента вплеталась в косу в знак
принадлежности к социально-возрастной группе девушек. Перевод девушки в группу
женщин возможен только путем изъятия ленты и расплетания косы. Изъятие «девьей
красоты» достигалось путем символической «продажи
косы» братом или сестрой. Ленту невеста передавала своей младшей сестре,
либо делила между всеми подругами в знак
скорого замужества. «Невесте выплетали ленту из косы. Она кидала ленточку
своей близкой подруге, а та должна была поймать» (д. Орловка). В Серпиевке и
Орловке все это происходит после того, как подружки невесты относили «рубаху
жениху» (или «ходили за мылом»). В Орловке расплетанию
девичьей косы обязательно предшествует мытье
невесты в бане, чтобы смыть «девичью волю». Акт омовения обозначает в
данном контексте границу между девичеством и будущей жизнью замужней женщины. «Невесту
в бане мыли подружки. До бани и после
нее, мать невесты “вопила” (причитала): “Мила ты моя доченька”. В этот момент плакали все – и невеста,
и подружки» (д. Орловка). Накануне венчания невеста-сирота посещала могилы
умерших родителей, прося у них благословения.
Символические действия, совершаемые во время отъезда под венец, относятся к фазе транзита. На этом этапе происходит основное пространственное перемещение невесты из «своего» мира в «чужой».
«Первыми выводили молодых. Родителям
нельзя было провожать дочь, не полагалось даже в окошко глядеть. Невесту выведут,
родители сядут за стол и не оглядываются, не смотрят вслед. У ворот стоят три кошевых. На каждой – по
кучеру» (с. Серпиевка) (5). Прежде
чем ехать в церковь, сваха со стороны жениха и крестный три раза обходят вокруг
“свадебной поезжанины” и обсыпают ее хмелем, в целях защиты.
Невеста, прежде чем сесть на кошеву, в знак
прощания, крестилась и кланялась на четыре стороны»(5).
К действиям, соответствующим приобщению
новобрачной к группе молодых женщин, относятся: а) «окручивание» («обязывание») (от слова «обвязать») невесты;
б) проводы молодых «на подклет».
«Окручивание», «обязывание» невесты
после венчания происходит в доме жениха, открывая фазу вхождения новобрачной в
старшую половозрастную группу. «Как
молодых благословят, сваха жениха невесту сразу ведет в чулан. Там ее “обяжут”.
Косу расплетут, волосы расчешут и на две половинки разделят. Невеста в дом
жениха приезжала с косой, но уже без ленты и с веночком. Веночек сваха снимала и на гвоздь вешала.
Невесте заплетали две косы и убирали шпилечками за гребенку. На голову сверху
повязывали полушалок (платок)». «Сваха заплетет две косы. Теперь “коковки” делают. Надевают шлычку, она пришита толсто, чтобы кокошник
держался. Шлык (шлычка – О.Ю.)
одевался на маковку, в ней шнурок вдернутый. Шлычка синего или белого цвета
была присборена. Сверху платок. “Обяжут” –
всё, теперь женщина. После сваха невесту выводила к столу» (д. Орловка) (5). Сходная, но несколько отличающаяся
в деталях, церемония присутствует и в свадебном обряде Серпиевки. «Дружка
заводит невесту в дом, усаживает ее в передний угол за стол, рядом сажают
жениха. Встанут перед ними и большим платком закрывают (огородившись от гостей – О.Ю.). Свахи расплетают косу, расчесывают на две половины, заплетают две косы, косы убирают в
«корзинку», надевают «шапочку», кокошник, сверху повязывают платок. “Обяжут”, свекровь подходит и спрашивает, поднимая платок: “Ну, хорошая молодая у нас?”» (5).
Когда наступала пора ложиться
спать, молодые выходили из-за стола и их вели
на подклет (нижний этаж избы), где была
приготовлена постель. « Молодых
всю ночь сторожил мужчина из женихова сродства» (д. Орловка)(5).
С уходом молодых пир не кончался, гости продолжали веселье. По словам местных жителей, сейчас не спрашивают, честна ли невеста, а раньше эта традиция соблюдалась строго: «Теща ставит перед зятем тарелку с блинами и рюмку водки. Зять выпивает и закусывает блином, благодарит родителей за дочь. Если честная, то разбивает рюмку об пол, а все глядят, разобьет или нет». Жених сам разрезал блины и после благодарил:
Спасибо, папаша,
Спасибо, мамаша.
Свою дочь выпоили, выкормили,
В добры люди вывели.
А уж после выпивал и бил рюмку. «Если
невеста честная, нарядихи идут с вениками, повязанными красными ленточками, а
уж если нет – то никакими не повязывали. Если девчонка – «халява» (т.е.
гулящая), ворота дегтем мазали и пели: “Ни
позор – ворота мажут, Ни позор – окошко бьют. Позор – зыбочку (колыбель для младенца – О.Ю.) повесят. Позор – мамой назовут»”. Не при нас это было, но мы слыхали,
если родители дочь не уберегли, то мать с отцом в хомуты одевали и водили по
деревне с позором» (д. Орловка)(5) . Данный обряд,
отвечающий системе народных морально-этических представлений, был непременным
условием и своеобразным «заключительным аккордом» акционального плана инициационной линии свадьбы.
Представляется ясным, что свадьба – обряд, обладающий четкой драматургической
логикой. Экспозиция линии инициационного
перехода включает просватанье и запой (лад), кульминацией становятся довенечные
обряды; перелом в развитии действия падает на момент отъезда под венец,
разрешение же драматургического конфликта происходит во время окручивания (обязывания) молодой. Линия территориального перехода также
экспонируется на сватовстве и запое (лад), затем следуют важнейшие для
этой линии сцены – хождение «за мылом» («подношение рубахи жениху») в
день венца, приезд свадебного поезда («свадебной
поезжанины») перед венцом, а также разделка
хлеба, отмечающие этапы сближения родов. Завершающей фазой этого процесса
является свадебное застолье у жениха и обряды второго дня.
Несмотря на то, что свадьба старого образца осталась в далеком прошлом, она
и сейчас является подлинным народным достоянием, зеркалом души, нравственности
и миропонимания русского человека.
Использованная литература:
1.
Байбурин А. К. Ритуал
в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов.
– СПб.: Наука. – 1993. – 240 с.
2.
Калужникова Т. И.
Песни горнозаводского Урала. – М.: Композитор, 1997. – 208 с.
3.
Славянская
мифология. Энциклопедический словарь. – М.: Эллис Лак, 1995. – 416 с.
4.
Сумцов Н. Ф.
Символика славянских обрядов: Избранные труды. – М.: Восточная литература /
РАН, 1996. – 292 с.
5.
Материалы
фольклорной экспедиции в Катав-Ивановский район Челябинской области 2001-2003
гг. / Сост. и расшифровка О.Л. Юровской
[рукопись]. – Челябинск, 2003 г. – 250 с.
6.
Пропп В.Я.. Проблемы
комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне).
(Собрание трудов В. Я. Проппа.). – М.: Лабиринт, 1999. — 288 с.