Филологические науки / 7. Язык, речь, речевая коммуникация

К.филол.н. Косова О. А.

Дальневосточный федеральный университет, Школа педагогики

Отчуждение в коммуникации: стратегический подход

«Появление личностно-ориентированной деятельностной лингвистики вылилось в становление нового, коммуникативно-прагматического направления в рамках функционального языкознания. Внимание лингвистов направлено на изучение лингвистических сторон эмоционально-волевой сферы, проблемы вербализации различных психических состояний [Прожилов, 1999, с. 5]. В настоящее время эмоции определяются как психические явления, отражающие в форме переживаний личную значимость и оценку внешних и внутренних ситуаций для жизнедеятельности человека. Эмоции служат для отражения субъективного отношения человека к самому себе и к его окружению» [URL: psy_exam.com/emocii.-html], а также предстают как одна из форм отражения действительности. Но отражают они не предметы и явления реального мира, а отношения, в которых они находятся, к потребностям, целям и мотивам деятельности отражающего субъекта. Качественная специфика эмоционального отражения действительности, в отличие от познавательного, состоит в том, что оно отражает не свойства самих вещей, а их значение для жизни человека [Шаховский, 1987, с. 36]. На языковом уровне эмоции трансформируются в эмотивность. Результатом проявления эмоций становится определенное состояние индивида, которое отражается на всей жизнедеятельности, на отношениях индивида с окружающим его миром.

В рамках настоящего исследования под состоянием мы понимаем всю совокупность свойств, составляющих качественную определенность объекта, которая подвержена динамике во времени. С этой точки зрения процесс существования объекта сводится к процессу смены состояний, которые актуализируются в условиях коммуникативного взаимодействия.

Т.В. Летягова отмечает, что состояние отчуждения будет характеризоваться следующими особенностями: 1) погруженностью в себя, внутренней отдаленностью от окружающего; отдалением от самого себя, от своей глубинной сущности вследствие конформности, давления социальных институтов, желания других; 2) ощущением недостатка теплых отношений с другими [Летягова, 2006, с. 245-246].

Кроме того, отчуждение – это своего рода психоз, являющийся исходом конфликтных взаимоотношений между «Я» и внешним миром. Так, отчуждение и самоотчуждение человека находит выражение в неврозе, в потере своего Я (деперсонализации) и чувстве чуждости окружающего мира (дереализации) [Головин, 2001, с. 472; Anz, 1977, S. 110].

Исходя из представленных определений, можно заключить, что личность, вступая во взаимоотношения со средой, избирательно притягивает элементы этой среды в зависимости от своих собственных потребностей и мотиваций как средств удовлетворения потребностей через социальные установки – аттитюды. Речь идет о так называемой теории «зеркального Я» Ч.Х. Кули (1918).

Согласно данной теории, «Я» состоит из «Я – чувств», которые оформляются через отношения с другими людьми. «Зеркальное Я» (looking-glass self) – это общество, которое служит своеобразным зеркалом. В таком зеркале мы можем видеть реакции других людей на наше собственное поведение. Наше понимание себя – это процесс, а не фиксированное состояние, оно всегда развивается по мере взаимодействия с другими людьми, мнения которых о нас постоянно изменяется. Человек не является пассивным приемником, напротив, он активно манипулирует решениями других, отбирая их по своему усмотрению [Добреньков, 1991]. Если образ, который мы видим в зеркале или только воображаем, что видим, благоприятен, наша Я-концепция получает подкрепление, а действия повторяются. Если образ неблагоприятен, наша Я-концепция пересматривается, а поведение изменяется. Мы определены в своем поведении другими людьми и руководствуемся в своем поведении и восприятии подобным определением. Получая подтверждение нашему представлению о самих себе раз за разом, мы укрепляемся в себе, приобретая постепенно целостность самого себя.

Человеческое общество основано на особого рода коммуникации между теми, кто симпатизирует друг другу. Ключ к пониманию поведения человека лежит в его взаимоотношениях с другими людьми. А.В. Кравченко в работе «Когнитивный горизонт языкознания» высказывает точку зрения о том, что «сутью коммуникации является не столько обмен чем бы то ни было, сколько вовлечение другого в сферу своих взаимодействий с миром с целью оказать на этого человека ориентирующее воздействие, то есть изменить в той или иной степени состояние среды, в которой находится «адресат» таким образом, чтобы это изменение вызвало со стороны «адресата» ту или иную поведенческую реакцию» [Кравченко, 2008, с. 90].

Таким образом, феномен отчуждения выступает отражением теории «зеркального я», так как представляет биполярную модель интеракции, в которой, с одной стороны, первый говорящий реализует свои коммуникативные интенции, то есть «одерживает верх», «выходит победителем» – его «Я-концепция» находит подкрепление; с другой стороны, второй говорящий терпит коммуникативную неудачу, испытывая при этом массу негативных эмоций. В связи с этим ему приходится менять свое коммуникативное поведение, отстраняться от конфликтной ситуации общения, разрывать отношения со своим партнером по коммуникации, то есть менять свою «Я-концепцию». В связи с вышесказанным в процессе интеракции мы выделяем две личности: отчуждающую и отчуждаемую (отчужденную) личность.

По мнению И.П. Сусова, начиная свое высказывание, говорящий создает вокруг себя актуальное коммуникативно-прагматическое пространство. Обязательными элементами этого пространства являются:

– строящееся высказывание;

– коммуниканты (в это пространство входят и сам говорящий, и его адресат или адресаты); их участие в данном коммуникативном акте коммуникации характеризуется тем, как между ними распределены коммуникативные роли;

– взаимодействие коммуникантов (они могут обладать одинаковыми или разными социальными статусами и играть определенные социальные роли; но говорящий, в принципе, сам, в своем высказывании, может предвосхитить тип социальных отношений, связывающих его с адресатом; многое зависит от манеры общения – он может говорить с ним как равный с равным (симметричное отношение), либо как неравный, указывая на свое более высокое или более низкое место в социальной иерархии;

– предмет речи, то есть внешняя по отношению к акту сообщения ситуация, то положение дел, которое побуждает говорящего к высказыванию (высказывание отнесено говорящим к тому или иному предмету как референту, и этот акт референции сопровождается актом приписывания референту каких-то свойств);

– время и место осуществления акта коммуникации (так называемый временной и пространственный дейксис): говорящий эгоцентричен, временные и пространственные параметры он задает сам, с его Я соотнесены сейчас (в момент развертывания его высказывания) и здесь (рядом с говорящим);

– практическая цель, заключающаяся в стремлении говорящего к изменению существующего положения дел или, напротив, к его сохранению (эта цель лежит в основе его коммуникативного намерения (интенции, иллокуции);

– стиль общения, то есть коммуникативный регистр, который выбирает говорящий; различают нейтральный, официальный, фамильярный, вежливый, грубый стили общения;

– сопутствующие обстоятельства, которые могут оказаться существенным фактором протекания акта коммуникации; к ним относятся посторонние шумы, присутствие чужих и многое другое [Сусов, 2007, с. 37-38].

Совокупность всех компонентов коммуникативно-прагматического пространства или отдельные его составляющие могут послужить предпосылкой возникновения и развития конфликтного коммуникативного акта.

Однако инициатором такого «сценария» будет выступать доминирующая коммуникативная личность. Доминантный коммуникант – это человек, стремящийся взять инициативу в общении в свои руки, стремящийся удерживать ее в процессе общения, не учитывающий интересы собеседника, следовательно, резкий или агрессивно настроенный психотип или, другими словами, отчуждающая коммуникативная личность.

Отчуждающая личность, обладая рядом психологических особенностей, корректирует идеи, убеждения и взгляды адресата, способствует их отчуждению от него. Это становится возможным благодаря арсеналу ассоциативных и стратегических регулятивов, под которыми понимается внутренняя программная база (программное обеспечение разума) говорящего субъекта, позволяющая ему незаметно, но осознанно манипулировать «ментальным пространством» слушающего. Осознание слушающим всех предпринимаемых говорящим ходов может спровоцировать его ответную конфликтную реакцию или стать причиной разрыва отношений, что и позволяет заключить, что говорящий является отчуждающей, а слушающий – отчужденной/отчуждаемой коммуникативной личностью. Таким образом, целенаправленное вербальное общение предполагает регулятивное воздействие на адресата [Леонтьев, 1972; Бюлер, 2000].

Феномен речевого воздействия есть по своей сути стратегический процесс, основой которого является выбор оптимальных языковых средств [Бардина, 2004, с. 4]. Процесс речевого воздействия предполагает одностороннюю направленность. Иными словами, попытка воздействия осознанно осуществляется одним из коммуникантов. Согласно мнению Р.М. Блакара [Блакар, 1987, с. 126], даже обычное повседневное использование языка, непринужденная беседа носит упорядоченный характер и предполагает осуществление господства, то есть влияние на восприятие мира и способ его структурирования собеседником, а также подчиняет речь целям определенной деятельности. Соответственно, в процессе общения коммуниканты, воздействуя и регулируя поведение друг друга через стратегические направления и тактические приемы, осуществляют совместную, целенаправленную деятельность.

Поскольку коммуникативная стратегия ориентирована на будущие речевые действия и связана с прогнозированием ситуации, ее истоки следует искать в мотивах, которые управляют деятельностью человека. Мотивы выступают в косвенном выражении – в форме желания, стремления к цели. Когда субъект представляет цель, то обычно представляет и средства ее достижения [Бардина, 2004, с. 45]. Еще до осуществления своего речевого действия говорящий располагает тремя видами данных: 1) информацией о событиях (конструирование представления о будущем коммуникативном событии); 2) информацией о ситуации (приемлемость определенной стратегии в той или иной ситуации общения); 3) информацией о когнитивных пресуппозициях (учет говорящим определенных норм и ценностей, установок и условностей) [Дейк, 1988, с. 158].

Предпосылками выявления коммуникативных стратегий и тактик отчуждения служат: 1) воздействие, которое неизбежно влечет за собой вступление на чужую психологическую территорию и включает «право собственности» на свой стиль деятельности; 2) речевая агрессия как вторжение в речевое, аксиологическое и когнитивное пространство слушающего; 3) конечная цель общения как прогнозируемое искомое, как представление о результате, который должен быть достигнут говорящим по отношению к адресату. Исходя из перечисленных выше предпосылок, выделяются следующие типы коммуникативных стратегий отчуждения:

– коммуникативная стратегия власти и подчинения;

– коммуникативная стратегия аргументирования;

– аксиологическая коммуникативная стратегия.

Исследуемые в настоящей работе коммуникативные стратегии отчуждения получают свое название в связи с тем, что все они, в конечном счете, нацелены говорящим на отчуждение. Это может быть связано как с процессом отчуждения самого слушающего в связи с интенцией говорящего, так и с процессом «отчуждения» его ценностных ориентиров, то есть в процессе коммуникации происходит изменение взглядов, точек зрения, отношения слушающего к определенным объектам или субъектам действительности.

Во-первых, важно отметить, что в процессе взаимодействия говорящий, нацеленный на определенный перлокутивный эффект, в редких случаях будет использовать одну коммуникативную стратегию в «чистом» виде. В большинстве случаев они используются говорящим комплексно для усиления эффекта воздействия на слушающего. Такое речевое поведение говорящего по отношению к слушающему указывает на то, что говорящий характеризуется как целеустремленная, амбициозная коммуникативная личность, не терпящая неудач в достижении поставленной цели.

Во-вторых, в зависимости от психологических характеристик слушающего, определяется и его роль и функция в процессе конфликтной ситуации общения. Отнюдь не каждый слушающий смиряется с уготовленной ему участью «жертвы», он может уловить подходящий момент и перехватить инициативу, используя те же коммуникативные стратегии с целью самозащиты от нападок и «манипуляций» своего оппонента. Распознав планы своего собеседника, получатель сообщения может также до определенного момента «подыгрывать» ему для уточнения «речевого портрета» говорящего, а также для подготовки к ответному «удару».

В–третьих, и говорящий и слушающий могут объединять свои усилия, если речь идет о личности, непосредственно не участвующей в коммуникации, но, по мнению самих участников общения или одного из них, выступающей «антиобразцом» социального, морального поведения. Исходя из этого положения, коммуниканты воссоздают «портрет» социального или морального «антиобразца», формируемого из выработанного в процессе социализации набора средств лингвокультуры через создание негативного образа или через умаление положительных качеств лица.

С точки зрения речевого воздействия коммуникативная стратегия реализуется только с помощью коммуникативных тактик, представляющих собой приемы или способы достижения какой–либо цели, линию поведения коммуникантов.

Рассмотрим каждый из представленных выше типов коммуникативных стратегий отчуждения подробнее.

Обладание коммуникативной властью обусловлено тремя типами факторов: социальными (высокий социальный статус), психологическими (высокий психологический статус) и лингвокогнитивными (интерактивная доминация).

«Динамика коммуникативной власти представляет собой ее переход от одного коммуниканта к другому в рамках коммуникативного события. Динамика обусловлена несовпадением социального и личностного статусов, конфликтом постоянных и временных коммуникативных ролей, она может явиться следствием неадекватного эмоционального состояния одного из коммуникантов, асимметрией психологического статуса и лингвокогнитивной компетенции. В основе механизма рассогласования статусов лежит некорпоративное поведение коммуниканта с зависимым социальным статусом» [Черватюк, 2006, c. 4].

На наш взгляд, выбор говорящим коммуникативных стратегий власти и подчинения характерен для асимметричных/комплементарных взаимоотношений. Эти стратегии могут быть использованы как в прототипической беседе, когда отношения «человека властвующего» – «человека подчиняющегося» закреплены заранее, и не в прототипической беседе, когда подобные взаимоотношения обусловливаются рядом причин социального, психологического и личностного плана. Важным является положение о том, что любое проявление власти, будь то власть, базирующаяся на социальном доминировании одного из коммуникантов, либо коммуникативная власть, базирующаяся на различиях социального, психологического и лингвокогнитивного статусов, связано с проникновением на чужую психологическую территорию, и, как следствие, приводит к всплеску отрицательных эмоций.

Фактический материал показал, что коммуникативная стратегия власти и подчинения реализуется посредством двух коммуникативных тактик: тактики дистанцирования и тактики оскорбления.

Коммуникативную стратегию аргументирования можно определить, согласившись с мнением А.Ю. Мордовина, как проявление эвристического мышления человека, которое поддается анализу и интерпретации только posteriori и всегда содержит элемент неожиданности. Подобно тому, как возможности когнитивного аппарата ограничены в сфере психологии, так и возможности аппарата не могут предсказать способы стратегического маневрирования в критической дискуссии [Мордовин, 2004, c.132].

Коммуникативная стратегия аргументирования реализуется посредством двух коммуникативных тактик: тактики навязывания мнения и тактики скрываемого манипулирования.

Под аксиологической стратегией, мы вслед за И.Е. Бардиной, понимаем «комплекс речевых действий, направленных на достижение определенной иллокутивной цели через трансформацию ценностной модели мира адресата в желательном для говорящего направлении на основе речевоздействующего потенциала оценки» [Бардина, 2004, c.84]. Конечной целью аксиологической стратегии является коррекция ценностной модели мира адресата.

Аксиологическая коммуникативная стратегия реализуется посредством коммуникативной тактики аксиологического контрастирования и коммуникативной тактики очернения противника.

Рассмотрим на примере реализацию коммуникативной стратегии власти и подчинения в комплексе с двумя коммуникативными тактиками.

Данное утверждение подтверждается представленным ниже примером, в котором беседа происходит между делопроизводительницей ведомства по работе с эмигрантами и советским эмигрантом, желающим сдать необходимые для получения вида на жительство документы уже не в первый раз:

Г₁ – А где же у вас форма FUR- 1980-X – 551?

Г₂ – Форма FUR – 1980- X -551 мною утрачена, но для получения соответствующей информации можно обратиться к компьютеру.

Г₁ – Вы что, учить меня собираетесь моему делу?

Вся моя пачка бумаг была переброшена мне назад с рекомендацией (сквозь зубы) для уточнения отправиться в другой отдел, то есть все начинать сначала.

Не успев еще даже спросить самого себя, почему я вызываю такие негативные чувства, но, все еще пытаясь спасти положение, я бормотал что-то еще о компьютере и о том, что раньше эту форму от меня не требовали.

Делопроизводительница тут взорвалась, как вулкан Кракатау:

Г₁ – Что это вы тут разговорились, мистер?! У вас тут нет никаких прав, чтобы так разговаривать! Вы просто беженец, понятно?! Правительство США вовсе не настаивает на том, чтобы вы жили в этой стране!

Такого, надо признаться, я еще в Америке не встречал, да и не ожидал встретить.

Впрочем, может быть и хорошо, что нас с этой чиновницей разделяли кое-какие языковые экраны, иначе мы бы сказали друг другу гораздо больше: у нее, без сомнения, многое еще было в запасе.

Г₂ – Что с вами? Вы не слушаете меня, леди…Мне кажется, не принято в порядочном обществе…

Г₁ – Если вы считаете, что с нами трудно иметь дело, можете убираться из нашей страны! [Аксенов, 2010, с. 102-104].

В анализируемом примере демонстрируется реализация двух коммуникативных тактик. Тактика дистанцирования проявляется одновременно на нескольких уровнях и, прежде всего, на уровне организации структуры высказывания. Маркерами рассматриваемого уровня выступают: количественное соотношение и протяженность реплик коммуникантов. Количественная и качественная диспропорциональность структуры высказываний коммуникантов свидетельствует о том, что первый говорящий (Г₁), пытаясь указать второму говорящему (Г₂) на его положение просителя – человека, судьба которого находится в руках делопроизводительницы и зависит от «формуляра», преднамеренно не дает Г₂ ни малейшего шанса опомниться и отстоять свою позицию, то есть с самого начала разговора Г₁ выстраивает коммуникацию по типу «начальник – проситель».

На уровне лексической семантики обращает на себя внимание тот факт, что нейтральные лексические единицы приобретают в контексте высказывания отрицательную коннотацию. Так, привычное обращение леди вызывает у Г₁ взрыв отрицательных эмоций, так как данная лексическая единица расценивается ею как оскорбление, несмотря на то, что использование ею инвективы беженец, подчеркивающей нестабильное социальное положение Г₂, в свою очередь, рассматривается как вполне допустимое и приемлемое в рамках сложившихся коммуникативных обстоятельств. Следовательно, на этом уровне реализуется коммуникативная тактика оскорбления.

На синтаксическом уровне дистанцирование продемонстрировано большим числом восклицательно-вопросительных предложений, не предполагающих получение ответа, а служащих для утверждения, для акцентирования своей собственной точки зрения. Кроме того, эллиптическое предложение в реплике Г₂ указывает на отсутствие у него возможности выстроить полное, законченное предложение. Отнесенность Г₂ к «кругу чужих» демонстрируется Г₁ посредством констатации негативного у вас права нет.

Подводя итог, можно утверждать, что интеракция между отчуждающей и отчуждаемой личностями строится на основе стратегического подхода, так как стратегическая организация требует планирования и контроля, интерпретации и производства умозаключений по отношению к предшествующим или текущим ходам или ожидания / предварения ходов последующих. Кроме того, становится очевидным, что осознание коммуникантами своего статуса и роли как психосоциальной личности, предопределяет порождение и развитие коммуникативной ситуации отчуждения.

Литература:

1. Аксенов, В. В. В поисках грустного бэби. Бумажный пейзаж [Текст] / В. В. Аксенов. – М.: Эксмо, 2010. – 544 с. – (Остров Аксенов).

2. Бардина, Н. Е. Аксиологическая стратегия аргументативного дискурса современного английского языка [Текст] : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 / Н. Е. Бардина. – Иркутск, 2004. – 180 с.

3. Блакар, Р. М. Язык как инструмент социальной власти [Текст] / Р. М. Блакар // Язык и моделирование социального взаимодействия. – М. : Прогресс, 1987. – С. 88 – 125.

4. Бюлер, К. Теория языка. Репрезентативная функция языка [Текст] / К. Бюлер. – М. : Прогресс, 2000. – 502 с.

5. Головин, С. Ю. Словарь психолога-практика [Текст] / С. Ю. Головин. – Минск : Харвест, 2001. – 976 с.

6. Дейк, Т. А. ван. Стратегии понимания связного текста [Текст] / Т. А. ван Дейк, В. Кинч // Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. – Москва, 1988. – Вып. 23. – С. 153 – 208.

7. Добреньков, В. М. История зарубежной социологии. Теория «зеркального Я» [Электронный ресурс] / В. М. Добреньков, А. И. Кравченко. – URL: http://society.polbu.ru/…/ ср62_1.html (дата обращения: 18 апреля 2010 г.).

8. Кравченко, А. В. Когнитивный горизонт языкознания [Текст] / А. В. Кравченко. – Иркутск : Изд-во БГУЭП, 2008. – 320 с.

9. Леонтьев, А. А. К психологии речевого воздействия [Текст] / А. А. Леонтьев // материалы IV Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. – М. : МГУ, 1972. – С. 31 – 39.

10. Летягова, Т. В. Тысяча состояний души: краткий психолого-филологический словарь [Текст] / Т. В. Летягова – М. : Флинта. Наука, 2006. – 424 с.

11. Мордовин, А. Ю. Аргументативные стратегии языковой личности североамериканского политика (на материале дискурса Г. Киссинджера) [Текст]: дис. канд. филол. наук: 10. 02. 04./ А.Ю. Мордовин. – Иркутск, 2004. – 239 с.

12. Прожилов, А. В. Соматические состояния человека и их языковая онтология в современном немецком языке [Текст] : дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / А. В. Прожилов. – Иркутск, 1999. – 204 с.

13. Сусов, И. П. Введение в языкознание [Текст] / И. П. Сусов. – М. : АСТ : Восток – Запад, 2007. – 379 c.

14. Черватюк, И. С. Власть как коммуникативная категория [Текст]: автореф. дис. канд. филол. наук: 10. 02. 19./ И.С. Черватюк. – Волгоград, 2006. – 24 с.

15. Шаховский, В. И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка [Текст] / В. И. Шаховский. – Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1987. – 190 с.

16. URL: psy_exam.com/emocii.-html (дата обращения 20. 10. 10).

17. Anz, Th. Literatur der Existenz: Literarische Psychopathographie und ihre soziale Bedeutung im Frühexpressionismus [Text] / Th. Anz. – Stuttgart : Mezler, 1977. – 223 S.