Филологические науки/7. Язык, речь, речевая коммуникация    

К.ф.н. Котова Л.Н.

Восточно-Казахстанский государственный университет им. С. Аманжолова, Казахстан

 

 «ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ РАЗРЫВ»

В АСПЕКТЕ ПРОБЛЕМЫ ЛАКУНАРНОСТИ

 

  Поиски в области проблемы эффективности речевого общения заставляют обратиться к анализу факторов, способствующих и/или препятствующих ее повышению, что иногда приводит мысль исследователя к интересным и достаточно неожиданным обобщениям.

Такой вывод нам позволяют сделать, в частности, результаты одного эксперимента, направленного на изучение уровня эффективности диалога «автор-адресат», осуществляющегося в процессе чтения нарративного текста, и факторов, повышающих и понижающих этот уровень. Интересно, что данные факторы обладают ярко выраженной культуроспецифичностью. Нам уже приходилось подвергать исследованию подобного рода специфику современного русского диалога «автор-адресат» [Котова 2011: 44]. В результате проведенного анализа были обнаружены и описаны снижающие эффективность диалога «автор-адресат» лакуны, имеющие не лингвистическую, а мировоззренческую природу (что и было экспериментально установлено).

Исследование лакун всегда интересно тем, что позволяет сделать безошибочные выводы об уровне и направлении сциентизации, которым характеризуется культура того или иного социума, того или иного исторического периода. Это заставляет вспомнить понятие «эпистемы», возникшее в недрах концепций постструктурализма, в формулировке одного из его основателей и теоретиков – М.-П.Фуко. Для этого позволим себе небольшой культурологический экскурс.

«Постструктурализм» можно считать одним из ключевых понятий в контексте современной культуры и понимать под ним «в самом общем смысле этого слова – широкое и необыкновенно интенсивно воздействующее, интердисциплинарное по своему характеру, идейное течение в современной культурной жизни Запада. Он проявился в самых различных сферах гуманитарного знания: литературоведении, философии, социологии, лингвистике, истории, искусствоведении, теологии и т. п., породив своеобразное единство и климата идей, и самого современного образа мышления, в свою очередь, обусловленное определенным единством философских, общетеоретических предпосылок и методологии анализа» [Ильин 1996: 3]. Оно представляет собой рефлексию на современное состояние гуманитарных наук в целом. По единодушному мнению многих специалистов, два полюса (или два «варианта) постструктурализма созданы двумя его виднейшими теоретиками-интердисциплинаристами – Ж. Дерридой и М.-П. Фуко. Ими сформулирован ряд концепций, оказавших влияние на само представление о характере и специфике гуманитарного знания, составивших значительный вклад в создание того, что называют «современной парадигмой мышления».

Для нас важны такие аспекты концепции Фуко, которые вступают в противоречие с «замкнутой в себе и на себе» концепцией пантекстуальности Дерриды. Для Фуко текст вторичен по отношению к тем силам, которые его порождают (не только конкретный текст, но и весь «мир текстов» как проявление текстуальности сознания). Если для Дерриды основной предмет научного интереса состоял в выявлении специфики интертекстуального сознания, то Фуко подчеркивал его прямую и непосредственную зависимость и обусловленность историческими и социальными системами референции, то есть, по сути дела, выступал против конвенции автономности языка. Другой важной чертой творчества Фуко явился его историзм. Он состоит в признании историчности человеческого сознания как глубоко внутренней характеристики каждой эпохи, скрытой от человека и не осознаваемой им. Причем этот историзм имеет не эволюционно-поступательный характер, при котором прогресс человеческой мысли обеспечивается преемственностью и связью с предшествующими этапами своего развития («воссоздание прошлого как спокойного и непрерывного развития», как назвал это Фуко в статье «Ницше, генеалогия, история»), а скачкообразное движение, когда количественное нарастание новых научно-мировоззренческих представлений и понятий приводит к столь радикальной трансформации всей системы взглядов, что порождает стену непонимания и отчуждения между людьми разных конкретно-исторических эпох, образуя «эпистемологический разрыв» в едином потоке исторического времени.

Исходя из характерной для постструктурализма концепции языкового характера мышления и сводя деятельность людей к «дискурсивным практикам», Фуко постулирует для каждой конкретной исторической эпохи существование специфической «эпистемы» – «проблемного поля» достигнутого к данному времени уровня «культурного знания», образующегося из «дискурсов» различных научных дисциплин. При всей разнородности этих «дискурсов», обусловленной специфическими задачами каждой научной дисциплины как особой формы познания, в своей совокупности они образуют более или менее единую систему знаний – «эпистему», реализующуюся в речевой практике современников как строго определенный языковой код – свод предписаний и запретов. Эта языковая норма якобы бессознательно предопределяет языковое поведение, а, следовательно, и мышление отдельных индивидуумов.

Таким образом, характерной особенностью понимания «эпистемы» у Фуко является то, что она у него выступает как исторически конкретное «познавательное поле» научного свойства, как уровень научных представлений своего времени. В связи с этим Фуко говорит о трех противопоставленных друг другу эпистемах – Возрождение (XV-ХVI вв.), классический рационализм (XVII-ХVIII вв.) и современность (с начала ХIХ в.) [Автономова 1991: 362]. Специфика каждой эпистемы объясняется тем, что она образуется из локальных, сугубо ограниченных сфер своего первоначального применения в частно-научных «дискурсивных практиках», каждая из которых устанавливает предписания – правила исключения и выбора. Каждая вновь образующаяся научная дисциплина заново открывает для себя свой объект или, как пишет Лейч, «очерчивает поле объектов, определяет легитимные перспективы и фиксирует нормы для порождения своих концептуальных элементов». И далее: «изображая эпистему не как сумму знаний или унифицированный способ мышления, а как пространство отклонений, дистанцирования и рассеивания, Фуко помещает свою всеобщую модель культуры среди активной игры различий» [Leitch 1983: 146, 153].

Нам представляется, что только и исключительно историческое понимание «эпистемы» неоправданно ограничивает это понятие. Противопоставленными друг другу могут быть и исторически сосуществующие эпистемы. 

Именно подобный «эпистемологический разрыв», возникающий не на границе конкретно-исторических эпох, «порождающий стену непонимания и отчуждения» между людьми, например, одного поколения, разделяющий их в несколько иной плоскости, мы и наблюдаем в ходе нашего эксперимента.  Иными словами, мы наблюдаем ситуацию, когда упомянутое выше «количественное нарастание новых научно-мировоззренческих представлений и понятий», приводящее к радикальной трансформации всей системы взглядов, происходит в одном социуме, в среде современников. Более того, возникнув в некотором социуме, та или иная эпистема – во всей полноте своих интегральных и дифференциальных признаков – может существовать на протяжении нескольких конкретно-исторических эпох.

Наш случай иллюстрирует не только уровень и направление сциентизации, которыми характеризуется советская культура, но показывает, какая именно информация в силу этого оказалась в «забываемой» части культурного фонда некоторой части советских читателей. Именно здесь и возникает «стена непонимания», здесь и проходит «эпистемологический разрыв» между современниками, представителями одного поколения и одной эпистемы, в понимании Фуко. Причем этот разрыв гораздо более глубокий, так как затрагивает самые глубинные пласты человеческой личности. И, с другой стороны, отсутствует какой бы то ни было «разрыв» между христианами, в рамках какой эпистемы мы бы их ни «застали». Христиан разных времен, конфессий, национальностей и поколений объединяет и роднит их вера во Христа, их религиозное сознание и основанная на нем христианская картина мира, то есть нечто гораздо более глубокое, нежели любые другие «измерения». И в этом смысле не будет наблюдаться «эпистемологического разрыва» между отмеченными Фуко эпистемами (см. выше) – он пройдет по другой плоскости.

Советский читатель был обделен многими достижениями мировой духовной культуры и христианской литературы. Не удивительно, что богатейшее содержание этой литературы, аллюзии, иносказания остались не воспринятыми советским читателем, на себе испытавшим 70-летний государственный атеизм и вытекающие из этого факта печальные последствия. Одним из таких последствий является необходимость постоянных интеллектуальных усилий и обращения к справочной литературе для читателей с несформированным религиозным сознанием при восприятии не только текстов Священного Писания и Предания, но и художественных произведений, содержащих аллюзии на эти тексты. Это происходит оттого, что, как мы отмечали, при их восприятии этими читателями возникают лакуны, подобные тем, что имеют место при восприятии реципиентом инокультурного текста в процессе межкультурной коммуникации (то есть интеркультурные лакуны), поскольку христианство и атеизм лежат в основе абсолютно разных культур, даже если они сосуществуют во времени и пространстве. В эти лакуны, говоря образно, и «проваливается» («лакунизируется») то самое религиозное содержание, обладающее максимальной ценностью, о котором говорила Н.Б. Мечковская[1].

Впрочем, секуляризация (и «материализация») в целом европейского просвещения и науки – это главный вектор их развития с XVII века. Этот вектор выявляет тот самый «эпистемологический разрыв», который возник на заре новой эры,  и сразу разделил человечество (и разделяет до сих пор). Он наблюдается не только на границе исторических эпох (этот разрыв как раз не будет так непоправимо глубок), а внутри них. Иными словами, если представить себе смену эпистем в виде некоторой «ленты времени», то эпистемологический разрыв мировоззренческой природы «разрежет» эту «ленту» вдоль по всей ее длине. По разные стороны «разреза» (и образовавшейся в результате «стены непонимания») с самого начала новой истории оказались атеисты и христиане (если иметь в виду европейские культуры – культуры христианского генезиса) или просто «верующие» в более широком культурном контексте, независимо от того, какие страны и культурно-исторические эпохи – эпистемы М. Фуко – они представляют.  

Литература:

1.     Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. – М., 1977.

2.     Текст как явление культуры.  Антипов Г.А. и др. – Новосибирск, 1989.

3.     Вассоевич А.Л. Духовный мир народов классического Востока. С-Пб., 1998.

4.     Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М, 1996.

5.     Котова Л.Н. Специфика русского диалога «автор-адресат»// Materiały VII Międzynarodowej naukowi-praktycznej konferencji «Perspektywiczne opracowania są nauką i technikami – 2011». Volume 34. Filologiczne nauki. Przemyśl. Nauka i studia, 2011.  С. 42-46.

6.     Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М., 1996.

7.     Leitch V. Deconstructive criticism: An advanced introd. – L. etc., 1983.

8.     Hale K. Gaps in grammar and culture// Linguisticsand anthropology:in Honor of C.F.Voegelin. – Jisse, 1975.

 

 

 



[1] Исследование показало, что эти лакуны по преимуществу имплицитные, то есть не осознаются и не фиксируются даже очень образованным читателем-атеистом, поэтому и особого дискомфорта (или смущения) он при чтении не испытывает.