Филологические науки/8. Русский язык и литература

Д.ф.н., проф. Ишимбаева Г.Г.

Башкирский государственный университет, Россия

В. Алексис: цезура в мировоззрении конца 1840-х гг.

Виллибальд Алексис (1798–1871), немецкий продолжатель вальтерскоттовской традиции, прославился как создатель восьмичастного цикла романов из отечественной истории (1832–1856), где охватил немецкую историю с середины XIV до середины XIX столетия, т.е. со времен Лжевольдемара до пореволюционной поры в годы правления Фридриха-Вильгельма IV.

Программным было отношение В. Алексиса к жанру исторического романа как к явлению в культуре, имеющему исключительное значение для развития самосознания нации. Согласно основополагающей идее писателя, «история только благодаря творчеству проникает в кровь народа» (1851) [3, 47]. Это высказывание тесно примыкает к его юношескому афоризму: «Чем бы мы были без истории: рекой, в которой внезапно появляются воздушные пузыри, чтобы снова исчезнуть» [3, 48].

Оригинальная концепция истории, нашедшая выражение в его ранних романах («Кабанис», «Роланд Берлинский», «Лжевольдемар», «Штаны господина фон Бредова», «Оборотень»), претерпела изменение во время революции 1848 года.

Известие о мартовских событиях 1848 года застало В. Алексиса в Италии, откуда он поспешил в Берлин. Писатель воодушевленно приветствовал революцию, которая, казалось, призвана решить вопросы единства немецкого государства и либеральных реформ. В частности, он писал: «…перед святейшим правом самоспасения великого народа исчезает закон, подтвержденный документами, отпечатанный и получивший присягу тысяч предков» [1, 120]. Высказывания подобного рода не могли остаться безнаказанными – в одном из писем того периода В. Алексис признавался: «С тех пор, как немецкий вопрос поставлен со всей серьезностью, я повсюду ославлен палочной Пруссией как красный республиканец» [1, 120]. Разумеется, он не был ни «красным», ни «республиканцем», а всегда оставался на позициях умеренного либерализма. Но с революцией 1848 года он, как и многие немецкие интеллигенты конца 40-х гг., связывал надежды на объединение Германии.

Однако королевские лозунги от 18 марта 1848 года о свободе печати и конституции, об уничтожении таможенных застав, о главенстве Пруссии остались только словами. Последующие события подтвердили это: временный компромисс короля с либералами (29 марта 1848 года было создано новое правительство во главе с лидером рейнских либералов Кампгаузеном, но уже 2 ноября того же года король поручил ярому реакционеру графу Бранденбургскому формирование нового министерства) предшествовал подавлению народных волнений и национально-освободительных движений.

Началось мрачное десятилетие (март 1848 – октябрь 1858), в которое Фридрих-Вильгельм IV, уже отмеченный печатью начинавшегося безумия, пытался противостоять общественной буре с помощью любимых им либеральных полумер и жестокой реакции. 5 декабря 1848 года он «даровал» конституцию, которая обещала свободу слова, собрания, союзов, представительство в палатах, незыблемость королевской власти. 6 декабря 1848 года было распущено Учредительное собрание, созыв которого был назначен на февраль 1849 года (король, уверенно чувствовавший себя на троне, разогнал и его в апреле 1849 года). Наконец, 30 января 1850 года Фридрих-Вильгельм IV издал новую, а по сути – формальную, конституцию, которая закрепила за королем и юнкерством всю полноту власти в государстве.

Одновременно с либеральными подачками короля Прусского немецкая официальная общественность стремилась осуществить сверху объединение Германии. Этим и занялось в мае 1848 года национальное собрание во Франкфурте-на-Майне, вошедшее в историю как Франкфуртский парламент. Выработанная им программа была нацелена на создание конституционной надстройки над сорока немецкими государствами, во главе которых должен был встать новый имперский монарх. 26 марта 1849 года «императором германцев» был избран прусский король Фридрих-Вильгельм IV. (Интересно, что когда в печати обсуждался вопрос о том, следует ли королю принимать имперскую корону из рук парламента, В. Алексис выступил страстным сторонников этого шага, потому что считал, что «Пруссия должна способствовать продвижению других государств к умеренному прогрессу» [4, 25]).

Однако «продвижение к прогрессу» во главе с «императоров германцев» не последовало. Это почувствовал и В. Алексис, который с горечью писал К. Гуцкову: «Что прежняя мелочность по сравнению с абсолютной, сегодняшней низостью! Где найти слова, краски …, чтобы выразить то, что нас волнует! Теперь намекают на время Хаугвица (министра внешней политики в 1792–1806. – Г.И.)… Но каким большим характером кажется Хаугвиц по сравнению с сегодняшними людьми!» [2, 56].

Конец 1840-х гг. был очень тяжелым периодом для В. Алексиса, который чувствовал, что его стройной концепции истории, связанной с миссией просвещенного монарха из рода Гогенцоллернов, грозит опасность быть уничтоженной суровой прозой жизни. 19 апреля 1849 года он был принужден признаться: «Удивительный случай, что я, который до сих пор как писатель совершенно убежденно исходил из идеи пруссачества, миссии Гогенцоллернов, не приемлю это специфическое пруссачество…» [1, 121]. Печальная действительность контрреволюционных 1850-х годов доказала писателю, что его прежние упования на конституционную монархию, воплощающую идеальное государство, не выдержали испытания практикой. Конституция от 30 января 1850 г. с ее формальным характером, либеральные лозунги, правительственные репрессии явно не приближали столь желанное писательскому сердцу претворение в жизнь совершенного государственного устройства; напротив, они показали свое полное несоответствие идеалу. Поэтому В. Алексис, как бы отвечая самому себе периода «Венских картин» (1833) с их безоглядной верой в конституционную монархию, разочарованно писал: «Никакие конституции, никакие максимы, никакие формы – ни библейские, ни либеральные … – не спасут погибающий народ и не приведут его к свободе» [1, 104-105]. Спасение же народа писатель видит теперь прежде всего и только в его «возрождении в себе нравственности и справедливости» [1, 105]. Так в 1850-е годы В. Алексис окончательно уверовал в силу моральной идеи, которая одна, по его убеждению, ускорит развитие человечества по пути прогресса. Поэтому-то, работая в годы реакции над дилогией из истории Освободительной войны («Спокойствие – первый долг гражданина» и «Изегрим»), он стремится найти здоровые силы нации, объяснить их жизнеспособность наличием высоких нравственных идей и тем самым воздействовать на своих современников. Но состояние эпохи было таково, что В. Алексис все больше разочаровывался в Гогенцоллернах и даже в самой идее воспитания современников при помощи истории. Все более усиливающийся пессимизм писателя сказался в последнем романе цикла «Доротея», где он обратился к фигуре Великого курфюрста, изобразил его не в триумфальные годы, а в эпоху заката и прямо уподобил общую атмосферу XVII века 1850-м годам.

Таким образом, мировоззренческая цезура, связанная с эпохой мартовской революции, обусловила изменения в исторической концепции, просветительской программе и художественном мире Виллибальда Алексиса, оказавшего влияние на становление исторической прозы Германии. Преемственную связь с его эстетической системой, подвергшейся в конце 1840-х гг. ревизии, обнаруживают исторические сочинения Т. Фонтане, Т. Шторма, В. Раабе, К.Ф. Мейера, Р. Швейхеля.

Литература:

1. Beutin W. Koenigtum und Adel in den historischen Romanen von W. Alexis. Berlin, 1966.

2. Gast W. Der deutsche Geschichtsroman im XIX. Jahrhundert: W. Alexis. Untersuchung zur Technik seiner «vaterlaendischen Romane». Freiburg, 1972.

3. Richter P.K. Alexis als Literatur- und Theaterkritiker. Berlin, 1931.

4. Willibald-Alexis-Bund: Festgabe zum 10. Stiftungsfest. Berlin, 1935.