Колмаков Пётр Александрович - заведующий кафедрой уголовного права и процесса Сыктывкарского государственного университета, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ (Республика Коми г. Сыктывкар - код 8-8212 р.т. 43-06-26; д.т. 21-62-31; с. 89222716313)

ОТЕЧЕСТВЕННЫЙ ЗАКОНОДАТЕЛЬ ДОЛЖЕН

ДВИГАТЬСЯ ВПЕРЁД

В теории права субъективные права наряду с процессуальными обязанностями составляют наиболее существенную часть общего юридического статуса личности и индивидуального статуса любого участника уголовного судопроизводства. Именно в законодательном закреплении прав выражаются потребности и интересы, как самой личности, так и государства в целом. Это обстоятельство играет важную роль в деятельности участников уголовного судопроизводства, так как предписывает им допустимый вариант поведения, санкционированный государством и гарантированный законом. Права человека, как здорового, так и больного, - высшая ценность общества, а их защита – главная обязанность любого демократического государства. Отсутствие должного правового регулирования психиатрической помощи может быть одной из причин использования её в немедицинских целях, наносит ущерб человеческому достоинству и правам граждан, международному престижу государства.

Принудительные меры медицинского характера, как известно, не являются наказанием за содеянное, однако, существенно ограничивают личные права и свободы лица, вовлечённого в сферу уголовного судопроизводства[1]. Поэтому лицо, нуждающееся в применении принудительных мер медицинского характера, заинтересовано в том, чтобы перечисленные в уголовном законе виды принудительных медицинских мер, исходя из фактических обстоятельств дела, объективно применялись, изменялись и прекращались в соответствии с действующим законодательством[2].

К сожалению, отечественный законодатель поставил этого особого участника уголовного судопроизводства в неопределённое процессуальное положение. Возникший пробел обусловлен неполнотой регламентации в УПК РФ (как, впрочем, и в УПК РСФСР 1922, 1923, 1960 гг.) правового положения рассматриваемого участника процесса.

Исходя из доктрины уголовного процесса, правоспособность появляется с момента, когда в установленном законом порядке и уполномоченном на то органом лицо признано, допущено или привлечено в качестве участника уголовного судопроизводства (ст. 42, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 171 УПК РФ и др.). Именно с этого момента участник уголовного процесса наделяется соответствующими правами для защиты личных или представляемых интересов и на него возлагаются предусмотренные законом обязанности.

Несомненно, одно, что рассматриваемое лицо не может быть ограничено в правах в сравнении с правами подозреваемого или обвиняемого (подсудимого). Однако необходимо напомнить, что лицо, в отношении которого решается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера, ни обвиняемым, ни подсудимым не является, оно имеет иное процессуальное положение, иной правовой статус. Кроме того, не все права обвиняемого (подсудимого) могут быть ему автоматически перенесены или предоставлены[3].

По нашему мнению, лицу, в отношении которого решается вопрос о применении (неприменении) принудительных мер медицинского характера (далее – ПММХ), в законодательном закреплении его процессуальных прав необходима не общая, обтекаемая формулировка, а конкретное, реальное, понятное для всех участников уголовного судопроизводства определение его прав, делегируемое государством[4]. С нами в своё время согласились авторы проекта УПК РФ (2001 г.). Например, ст. 500 проекта УПК РФ так и называлась - “Права лица, в отношении которого ведется дело о применении принудительных мер медицинского характера”[5]. Сожалеем, но это очевидное положение длительное время оставалось в различных рекомендациях, но не в тексте действующего уголовно-процессуального закона, хотя давно назрела необходимость привести нормы уголовно-процессуального законодательства в соответствие с Всеобщей декларацией прав человека, Принципами защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи и Конституцией Российской Федерации.

Очевидность закрепления в уголовно-процессуальном законодательстве субъективных прав лица, в отношении которого ведётся производство о применении ПММХ, была ясна С.Я. Улицкому[6], А.А. Хомовскому[7], А.П. Овчинниковой (Гуськовой)[8], Б.А. Протченко[9], А.И. Галагану[10], Колмакову П.А.[11], Е.А. Матевосяну[12], а за последние десятилетия стала понятной и для всей юридической общественности.

Нерешительность отечественного законодателя компенсировало постановление Конституционного Суда РФ. Граждане Абламский С.Г. и др., попавшие под «жернова» судебной системой, вынуждены были обратиться в Конституционный Суд РФ с жалобами о проверке конституционности ряда положений статьей 402, 433, 437, 438, 439, 441, 444 и 445 УПК РФ. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределённость в вопросе о том, соответствуют ли Конституции РФ оспариваемые заявителями законоположения.

В своём итоговом решении от 20 ноября 2007 г. N 13-П Конституционный Суд Р Ф: «1. Признать не соответствующими Конституции Российской Федерации, её статьям 19, 45 (часть 2), 46 (часть 1) и 55 (часть 3), находящиеся в нормативном единстве положения статьи 402, части третьей статьи 433, статей 437 и 438, частей третьей и шестой статьи 439, части первой статьи 441, статьи 444 и части первой статьи 445 УПК Российской Федерации в той мере, в какой эти положения - по смыслу, придаваемому им сложившейся правоприменительной практикой, - не позволяют лицам, в отношении которых осуществляется производство о применении принудительных мер медицинского характера, лично знакомиться с материалами уголовного дела, участвовать в судебном заседании при его рассмотрении, заявлять ходатайства, инициировать рассмотрение вопроса об изменении и прекращении применения указанных мер и обжаловать принятые по делу процессуальные решения»[13].

В ноябре 2010 года отечественный законодатель, спустя несколько десятилетий, согласился с мнением учёных-процессуалистов, а также с постановлением Конституционного Суда РФ о предоставлении этому участнику уголовного процесса субъективных прав для защиты своих законных интересов[14].

Необходимо далее заметить, что действующее уголовно-процессуальное законодательство, как и ранее, не даёт ответа на вопрос: должен ли этот участник уголовного судопроизводства обладать правом “давать показания и объяснения”?

К сожалению, законодатель не включил показания этого лица в число источников доказательств по уголовному делу. Между тем, в других источниках по данному вопросу можно встретить и менее категоричные рекомендации. Например, в одном из обзоров практики ещё Верховного Суда РСФСР прямо отражено, что не может быть признано правильным, когда в основу вывода суда о совершении общественно опасного деяния Абдулаевым принимаются его собственные объяснения, не подтвержденные другими доказательствами[15]. Психические расстройства у человека могут проявляться в различной степени, а к моменту предварительного расследования или судебного разбирательства возможно даже значительное улучшение состояния здоровья. Моторная память, как показывает многолетняя медицинская практика, может быть сохранена при всех психических расстройствах, кроме тех, которые характеризуются выраженным глубоким слабоумием или состоянием нарушенного сознания[16].

Представляется особенно важным использование объяснений этих лиц при совершении неочевидных общественно опасных деяний (например, убийства, поджоги, хищения путём краж и т.п.). Судебная практика показывает, что лицо, совершившее запрещённое уголовным законом деяние в состоянии невменяемости, при определённом состоянии психики может сохранять возможность формальной оценки событий, их понимание даже при отсутствии способности руководить своими действиями. Они в состоянии отвечать на простые вопросы[17]. Предметом объяснений могут быть сведения, не требующие особой мыслительной деятельности (например, общая информация о месте совершения преступления, времени суток, орудиях преступления и т.п.). Исходя из этих объяснений, правоприменительные органы могли бы оперативно обнаружить и закрепить следы, орудия совершённого общественно опасного деяния, что, естественно, будет положительно сказываться на сроках предварительного следствия. Объяснения лица, в отношении которого ведется производство о применении ПММХ, например, могут рассматриваться как источник доказательств при принятии решений о производстве иных следственных действий, проверке обоснованности выдвинутых версий, определении подследственности или подсудности дела и т.д. Общепризнанно, что степень гарантии прав человека, полнота отражения их в законе в качестве прав гражданина характеризуют уровень демократии, гуманизма, свободы личности в данном обществе и в конкретном государстве.

Поэтому мы полностью разделяем мнение авторов о том, что показания этого участника уголовного судопроизводства должны рассматриваться в качестве источника доказательств[18], а, следовательно, ч. 2 ст. 74 УПК РФ нуждается в законодательной корректировке и дополнении. Отечественный законодатель не должен останавливаться на полпути, а должен двигаться вперёд. Это очевидные реалии сегодняшнего дня.

---

[1] Подробнее см.: Колмаков П.А. Понятие и сущность принудительных мер медицинского характера // Уголовное право. 2003. № 3. С. 27-29.

[2] Подробнее см.: Колмаков П.А. О законных интересах лица, к которому применяются принудительные меры медицинского характера // Уголовное право. 2006. № 2. С. 131-134.

[3] См.: Колмаков П.А. О необходимости закрепления субъективных прав лица, в отношении которого ведётся дело о применении принудительных мер медицинского характера // Сборник научных трудов юридического факультета. Вып. 4 / Отв. ред. проф. П.А. Колмаков. Сыктывкар, 2005. С. 7.

[4] См.: Колмаков П.А. Процессуальное положение лица, нуждающегося в применении принудительных мер медицинского характера (стадия предварительного расследования): Дис. … канд. юрид. наук. Л., 1985. С. 85-86.

[5] Юридический вестник. 1995. Сентябрь. № 31.

[6] См.: Улицкий С.Я. Проблемы принудительных мер медицинского характера: Учебное пособие. Владивосток, 1973. С. 19.

[7] См.: Хомовский А.А. Производство по применению принудительных мер медицинского характера в советском уголовном процессе. М., 1974. С. 14.

[8] См.: Овчинникова А.П. Применение, изменение и отмена судом принудительных мер медицинского характера (процессуальные вопросы): Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1975. С. 15-16.

[9] См.: Протченко Б.А. Принудительные меры медицинского характера. М., 1976. С. 35.

[10] См.: Галаган А.И. Процессуальные особенности расследования дел об общественно опасных деяниях лиц, признаваемых невменяемыми: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Киев, 1983. С. 16.

[11] См.: Колмаков П.А. Права и обязанности лица, нуждающегося в применении принудительных мер медицинского характера // Правоведение. 1985. № 3. С. 89-93.

[12] См.: Матевосян Е.А. Участие прокурора по делам о применении принудительных мер медицинского характера: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1993. С. 14.

[13] Постановление Конституционного Суда РФ от 20.11.2007 № 13-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 402, 433, 437, 438, 439, 441, 444 и 445 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С.Г. Абламского, О.Б. Лобашовой и В.К. Матвеева» // Собрание законодательства РФ. 2007. 48 (2 ч.). Ст. 6030.

[14] См.: изм., внесенные Федеральным законом от 29.12.2010 N 433-ФЗ // Федеральный закон от 29.11.2010 N 323-ФЗ "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации" (принят ГД ФС РФ 17.11.2010).

[15] См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1987. № 11. С. 15-16.

[16] Подробнее о необходимости рассматривать показания этого лица в качестве источника доказательств см.: Колмаков П.А. Доказательственное значение показаний лица, нуждающегося в применении принудительных мер медицинского характера // Проблемы доказывания по уголовным делам. Красноярск, 1988. С. 146-148.

[17] Подробнее см.: Мустаханов Р. О показаниях психически больных граждан // Законность. 2000. № 3. С. 30.

[18] Подробнее см.: Шишков С.Н. Доказывание психических расстройств в советском уголовном процессе: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1984. С. 19; Николюк В.В., Кальницкий В.В. Уголовно-процессуальная деятельность по применению принудительных мер медицинского характера. Омск, 1990. С. 14; Ленский А.В., Якимович Ю.К. Производство по применению принудительных мер медицинского характера. М., 1999. С. 30 и др.