Право. Уголовное право и криминология.

Ефимович А.А.

Братский государственный университет, Россия

Современное состояние социальной среды как содержательного элемента необходимой обороны

         Ответ на вопрос относительно должного содержания социальной среды для достижения цели создания конструкции эффективно действующего механизма уголовно-правового регулирования и осуществления необходимой обороны, требует обстоятельного исследования сущего содержания данной социальной среды, то есть того, что оно представляет собой в настоящее время. Обстоятельным же такое исследование может стать лишь при условии охвата им как нормативных, так и ненормативных фактов, образующих содержание социальной среды, обусловливающей право необходимой обороны.

         Критерием отнесения факта к разряду нормативного или ненормативного следует избрать тот же критерий, в соответствии с которым позитивное право, понимаемое в самом широком смысле, отличается от права интуитивного. Основное различие между указанными видами права заключается, как полагал Л.И.Петражицкий, в “…отсутствии в составе интуитивного права представлений нормативных фактов, в сознании атрибутивной обязанности соответствующего поведения независимо от каких бы то ни было авторитетов…”1. В этом смысле «авторитетными» или имеющими значение нормативных являются не только факты, непосредственно основанные на нормах законодательства, но и опосредованные этими нормами. Поэтому к числу фактов нормативного характера могут быть отнесены следующие.

         Прежде всего – нормы Конституции РФ, закрепляющие приоритет прав и свобод человека и гражданина, устанавливающие пределы их осуществления и порядок защиты от нарушений; предусматривающие возможность имплементации на внутригосударственном уровне общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации.

         Далее – нормы основных международных актов в сфере защиты прав человека, ратифицированных Россией и в первую очередь – Конвенции о защите прав человека и основных свобод, направленные на охрану жизни, здоровья, свободы и личной неприкосновенности. Здесь же, в качестве нормативных фактов, следует отметить решения Европейского Суда по правам человека, вынесенные как по жалобам граждан России и являющиеся обязательными для исполнения юрисдикционными органами России, так и решения, имеющие характер руководящих начал при применении норм Конвенции.

         Затем – собственно законодательство России о необходимой обороне (ст.ст. 37, 108 ч.1, 114 ч.1 УК), включая легальное толкование норм УК РФ в части регламентации права на необходимую оборону (постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. №14 “О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств”).

         Наряду с нормами Уголовного кодекса о необходимой обороне внимания требуют нормы, содержащиеся в Гражданском и Трудовом кодексах России и определяющие порядок самозащиты гражданских и трудовых прав. Содержание указанных норм не может быть игнорировано, поскольку в совокупности с нормами уголовного закона они формируют целостное представление о системе самозащиты прав человека в демократическом обществе.

         Значение нормативного факта имеет и правоприменительная практика, включая практику расследования уголовных дел по фактам причинения вреда в состоянии необходимой обороны, как следователями органов внутренних дел,

так и следователями Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации, а также судебная практика рассмотрения дел данной категории.

         Наконец, нормативным фактом как фактом, имеющим авторитетное значение и способным влиять как на мнение законодателя, так и на складывающуюся правоприменительную практику, является доктринальное толкование действующего законодательства о необходимой обороне и в России, и за рубежом.

         Фактом ненормативного характера, оказывающим существенное влияние на формирование содержания социальной среды в качестве элемента правового состояния необходимой обороны, обусловленным, однако, действием норм не позитивного, а интуитивного права, являются «указания интуитивно-правовой совести». Влияние таких указаний тем значительнее, чем чаще они проявляются в “… области отношений к чужой собственности, жизни, телесной неприкосновенности, чести и проч., поскольку дело идет о сознании и соблюдении прав других или сознания и осуществления своих прав…”2. Более того, именно интуитивное право, как считал Л.И.Петражицкий, является “… фактической основой соответствующего социального «правопорядка» и действительным рычагом соответствующей социально-правовой жизни”3.

         Поэтому интуитивным правом индивида необходимая оборона осознается правом, данным ему от рождения, постольку, поскольку дело касается защиты таких благ, как жизнь, здоровье, личная свобода, собственность.

         Каждый из отмеченных выше нормативных и ненормативных фактов по-своему определяет содержание социальной среды как элемента правового состояния необходимой обороны, но их взаимосвязь и взаимодействие образуют тот общий социальный фон, посредством которого формируется взгляд на оборону в качестве одного из конкретных проявлений сложной правовой жизни народа.

         Вместе с тем, в ее нынешнем состоянии данная социальная среда

дисгармонична в смысле отсутствия должного согласования между составляющими ее компонентами.

         Во-первых, это несогласованность между компонентами, обусловленными как непосредственно, так и опосредованно действием норм позитивного права.

         Во-вторых, это явный дисбаланс между требованиями норм интуитивного права и реакцией на эти требования со стороны норм позитивного права.

         Что касается противоречий между элементами социальной среды, имеющими характер нормативных фактов, то здесь, в частности, можно указать на следующие.

         Например, на несоответствие положений ч.1 ст. 37 УК РФ о возможности безоговорочного причинения смерти посягающему лицу в ответ на посягательство, сопряженное с применением насилия, опасного для жизни обороняющегося или другого лица либо с непосредственной угрозой применения такого насилия положениям ст. 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, устанавливающей, что “Лишение жизни не рассматривается как совершенное в нарушение данной статьи, если оно является результатом применения силы не более чем абсолютно необходимой4 (курсив мой – А.Е.), в том числе и для защиты любого лица от нападения. Как видно, здесь требование не более чем абсолютной необходимости защиты предполагает полное и всестороннее исследование всех обстоятельств, предшествовавших причинению смерти, а не просто формальное указание на признак опасности посягательства для жизни как это сделано в ч. 1 ст. 37 УК

России.

         Отмеченное несоответствие влечет за собой и нарушение требований п. 4 ст. 15 Конституции РФ о приоритетном значении норм международных договоров России, если ими установлены иные правила, чем предусмотренные национальным законом. По сути, положения ч. 1 ст. 37 УК РФ не должны применяться на практике, как имеющие отличное от ст. 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод содержание.

         Нарушение положений отдельных норм Конституции РФ можно наблюдать и тогда, когда уголовно-правовая доктрина предлагает внедрение в законодательство о необходимой обороне так называемой «перечневой системы» защиты правоохраняемых интересов. Сторонники данной системы5, акцентируя внимание на максимально возможной формализации вариантов правомерного поведения, полагая этим расширить пределы правомерной обороны, на самом деле, формируют разрешительный порядок реализации права обороны, что не только противоречит п. 2 ст. 45 Конституции РФ, закрепляющему право каждого на защиту своих прав и свобод всеми способами, не запрещенными законом, то есть, устанавливающему дозволительный порядок самозащиты, но и сужает пределы защиты.

         Не находит должного согласования «перечневая система» защиты правоохраняемых интересов и с требованиями норм интуитивного права, поскольку “… чем больше данное позитивное право развивается под давлением унификационной тенденции, чем больше существо дела жертвуется в пользу точной определённости…, тем обильнее и резче эти в известных пределах неизбежные разногласия и конфликты в области конкретных решений, – конкретно-житейские или «казуистические» конфликты между позитивным и интуитивным правом”6.

         Представляется, что и в целом идея верховенства прав человека, стоя на почве интуитивного права, равно как и идея верховенства законов в демократическом обществе, исходящая от позитивного права, до тех пор, пока первая будет игнорировать возможность и необходимость ограничения прав человека в целях защиты публичных интересов, а вторая – неукоснительное соблюдение прав человека, – достичь согласованного взаимодействия между интуитивным и позитивным правом не удастся.

         Пока же статистика применения законодательства о необходимой обороне свидетельствует, о наличии серьезных проблем, связанных, с реализацией права на необходимую оборону. При этом те трудности, с которыми сталкивается правоприменитель, решая задачу оценки действий лица, как совершенных им в пределах или за пределами требований нормы о необходимой обороне – являются следствием несовершенства самой нормы. Так за период с 1986 года по 2001 год в России было совершено 6955 убийств при превышении пределов необходимой обороны7. В это же время в отношении 120 человек были постановлены оправдательные приговоры8.

         То есть, правоприменительная практика, выступая критерием оценки эффективности действующего законодательства, в части, касающейся нормы о необходимой обороне, постоянно приводит примеры того, как, формируя свое отношение к необходимой обороне, исходя из ее легального определения как действия, не являющегося преступлением, правоприменитель, допускает ошибку, причина которой – неверное представление о сущности необходимой обороны. На практике это порождает презумпцию преступности действий оборонявшегося лица, вследствие чего такие действия, если они были сопряжены с причинением вреда здоровью или смерти посягающему лицу, первоначально квалифицируются правоприменителем, как правило, влекущими ответственность по ст. 111 УК РФ или ст. 105 УК РФ. По признакам ст. 111 или ст. 105 УК РФ возбуждается уголовное дело, в отношении причинителя вреда избирается мера пресечения (в некоторых случаях в виде заключения под стражу); по указанным статьям лицо привлекается в качестве обвиняемого.

Приходится с сожалением констатировать, что такой порядок рассмотрения уголовных дел мало чем отличается от обвинительного процесса, подвергавшегося критике еще в XVIII в. Ч Беккариа, когда “Чтобы доказать свою невиновность, человек должен быть сперва объявлен виновным”9.

         В этой связи как нельзя актуален вопрос, обеспечения права обороны правосудием, имея в виду, что “личность в ее взаимоотношениях с государством выступает не как объект государственной деятельности, а как равноправный субъект, который может защищать свои права всеми, не запрещенными законом способами (ч. 2 ст. 45 Конституции РФ) и спорить с государством в лице любых его органов”10. Согласно ст. 18 Конституции РФ назначением правосудия является обеспечение прав и свобод человека и гражданина. При этом справедливо полагают, что “В современных условиях деятельность, направленная на разрешение правовых споров, становится правосудием только когда ее осуществление возложено на органы судебной власти”11. Актуальность сказанного многократно возрастает, если учесть, что “Основная масса ошибок при квалификации действий лица, находящегося в состоянии необходимой обороны, допускается на стадии предварительного расследования”12.

         Представляется, что существующая практика рассмотрения дел о причинении вреда в состоянии необходимой обороны игнорирует уже ставшие аксиоматичными положения дореволюционной доктрины уголовного права о том, что “... право не есть что-либо самодовлеющее, что оно существует для человеческих интересов и потребностей и должно варьироваться с их изменениями”13, что “Степень уважения личности, человека как таковой, с одной стороны, и размер заботливости государства об этой личности с другой, – вот те факторы, которые главнейшим образом определяют собой организацию института наказания в каждом государстве, на каждой ступени его развития”14. Правоприменителем не осознается в полной мере основной постулат демократического общества, что “Приоритет личности с ее правами и интересами по отношению ко всем иным охраняемым ценностям стал принципом, на котором сегодня строится фактически все действующее законодательство, в том числе и регулирующее процессы борьбы с преступностью”15.

         Поэтому законность процессуальных действий правоприменителя, когда лицо, причинившее вред в состоянии необходимой обороны, будет признано невиновным не раньше возбуждения в отношении него уголовного дела, процессуального задержания, избрания меры пресечения, предъявления обвинения – должны подвергаться сомнению, несмотря на формальную допустимость таких действий.

         Таким образом, в настоящее время совокупность социальных фактов нормативного и ненормативного характера, формирующих в целом социальную среду в качестве содержательного элемента правового состояния необходимой обороны такова, что не может обеспечить реализацию права обороны должным образом.

Литература:

1. Петражицкий, Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности / Л.И.Петражицкий. – СПб.:Изд-во «Лань», 2000. – С.382.

2. Петражицкий, Л.И. Указ. соч. – С.388.

3. Там же. – С. 388.

4. Международные акты о правах человека: сборник документов / сост. В.А.Карташин, Е.А.Лукашева. – М.: Норма, 2002. – С. 562.

5. См., напр.: Звечаровский, И.Э. Уголовно-правовые гарантии реализации права на необходимую оборону / И.Э.Звечаровский, С.В.Пархоменко. – Иркутск, 1997. Пархоменко, С.В. Деяния, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости / С.В.Пархоменко. – СПб.: Изд-во Юрид. центр Пресс, 2004. Меркурьев, В.В. Состав необходимой обороны / В.В.Меркурьев. – СПб, 2004.

6. Петражицкий, Л.И. Указ. соч. – С.394.

7. Истомин, А.Ф. Самооборона: право и необходимые пределы / А.Ф.Истомин. – М.: Норма, 2005. – С. 212-213.

8. Истомин, А.Ф. Указ. соч. С. – 218-219.

9. Беккариа, Ч. О преступлениях и наказаниях / Ч.Беккариа. – М.: ИНФРА-М., 2004. – С.114.

10. См. Пост. Конституционного Суда РФ от 3 мая 1995 г. №4-П // Собрание

законодательства РФ. 1995. №19. Ст. 1764.

11. Дикарев, И.С. Принцип осуществления правосудия только судом / И.С.Дикарев // Российская юстиция. – 2008. – №5. – С. 3.

12. Агаджанян, А. Эффективность нормы о необходимой обороне / А.Агаджанян // Законность. – 2007. – №11. – С. 38.

13. Чубинский, М.П. Очерки уголовной политики / М.П.Чубинский. – М.: ИНФРА-М., 2008. – С. 64.

14. Сергеевский, Н.Д. Избранные труды / Н.Д.Сергеевский. – М.: ООО «Издательский дом «Буквовед», 2008. – С. 259.

15. Бабаев, М.М. Права человека и криминологическая безопасность: учебное пособие / М.М.Бабаев, Е.Н. Рахманова. – М.: Логос, 2003. – С. 13.