Альтернатива - предмет выбора в творческом процессе личности

(Урмурзина Баян Газизовна – доцент АГУ им. К. Жубанова, г. Актобе, Казахстан).

В научном и обыденном сознании сущность творчества нередко связывается с выбором альтернатив в сложных и неопределенных условиях. Вопреки распространенному мнению, экспансия этих редукционсистских моделей в ткань гуманитарного знания не была противоестественной. Она пришлась уже на готовую почву. Инициировавшие ее математики, математические логики, кибернетики уловили в умонастроениях гуманитариев определенный резонанс. Еще задолго до них идея выбора приобрела сверхценность в глазах представителей наук о человеке (вплоть до ее использования на правах объяснительного принципа в русле ряда этических концепций). Весьма симптоматично высказывание датского философа С.Киркегора о том, что совесть не знает выбора, а уж если он совершен, то перед нами - результат безнравственной сделки человека с собственной совестью (1).

Идея выбора, укорененная в европейской культуре, со временем приобрела черты общенаучного догмата, к тому же защищенного оценками многих именитых умов. На протяжении значительного периода эта идея почти не подвергалась критическому осмыслению. Один из поводов к такому осмыслению дала упомянутая редукционистсткая экспансия.

С этих позиций, видимо, было бы интересно проследить судьбу идеи выбора в конкретных психологических областях, где ей традиционно принадлежит особая теоретическая и методическая функция (отдельные разделы психофизики, психофизиологии, инженерной и социальной психологии и др.). К сожалению, у нас нет возможности сделать этой сейчас.

Разумеется, мы далеки от отрицания роли выбора в человеческой деятельности вообще. Трудность состоит в том, что явление выбора носит поистине массовидный характер, оно пронизывает собой все ярусы и ниши этого мира. Но, предположим, мы обучили буриданову ослицу технике использования искусственного средства осуществления выбора - или сформировали у нее умение выбирать на основе ценностной поляризации альтернатив, как это предлагает М.А.Розов (2).

Л.С.Выготский, переосмысливая в контексте анализа детской игры результаты своих исследований выбора посредством жребия, был вынужден признать: «Выполнение по жребию труднее (оно слепо), чем по сознательному выбору, т.е. жребий - не высшее в воле» (3). Ученый тем самым против сведения свободной, по определению, воли к технико-утилитарному акту использования посредника (жребия). И это понятно. Ведь жребий - это овеществленная в посреднике ответственность субъекта. Но не просто - овеществленная, а еще и отчужденная от него и как бы переложенная на другого человека, который «замещен» вещественным посредником. В бытовых ситуациях подобное уместно и подчас необходимо. Однако высшие формы человеческой ментальности уже не могут быть описаны в терминах жребия и даже других, более сложных общественно выработанных средств произвольной деятельности. Молодой С.Л.Рубинштейн не желал делить духовной ответственности с другими: в своих дневниковых записях: он высказывал стремление найти Бога и обратиться к нему без посредников (4).

Так в итоге и возникает редукция творчества к выбору. «Изобретать - это выбирать», - категорично утверждает французский математик Ж.Адамар, вторя великому Анри Пуанкаре (5). Подчеркнем: оба ученых пытаются походить к проблеме творчества не с математическими, а, скорее, с гуманитарными мерками. Однако и специалисты-гуманитарии уже в самой данности ситуации выбора склонны усматривать ключевую предпосылку свободы творчества, воли, совести; наличие определенного разброса альтернатив интерпретируется как исходное условие этой свободы. На материале психологии мышления А.В.Брушлинский (6) показал ограниченность такой трактовки, по существу, снимающей проблему развития живого мыслительного процесса. С нашей точки зрения, она вообще не применима там, где дело касается высших, исторически развитых форм и проявлений ментальное™ человека. В пределе же логика выбора - это логика отчужденного и лишенного креативных потенций сознания.

Обратимся к простому примеру. Возьмем типичную ситуацию - мы пришли на избирательный участок, где знакомимся со списками кандидатов. Мы лично не знаем кандидатов А, В и С и даже опосредованно никак не связаны с ними общей судьбой, работой и т.п., да к тому же имеем весьма смутные представления о специфике труда в законодательных органах. Но нам по тем или иным причинами импонирует программа кандидата А, о котором помимо всего прочего мы слышали много хорошего. Таким образом, у нас есть какие-то основания для принятия решения (в том числе, элементарная информационная база). Итак, решение принято: мы отдаем свой голос А. Предположим далее, что А побеждает и, вступив в должность, выполняет заявленную им программу с точностью до наоборот. В ответ мы синхронно переходим в «оппозицию» А вместо того, чтобы составить «оппозицию» самим себе, рефлексивно относясь к процедуре своего «свободного выбора». Ведь даже самое глубокое и тщательное «изучение альтернатив» (Пуанкаре) вовсе не гарантирует адекватности выбора. Необходимо активное участие выбирающего в становлении «альтернатив», в их «судьбе».

В общественном сознании «свобода выбора» накрепко срослась с гуманистическими ценностями. При этом упускается из виду, что в своей идеологической функции идея выбора далеко не всегда служила утверждению высоких принципов свободы, ответственности, творчества. В политической сфере выбор может выступать как изощренная форма игры отчужденной силы - власти - с массовым сознанием. Прошедший век знает много тому печальных свидетельств.

Бесспорно: в плане должного так называемый политический выбор является свободным и ответственным волеизъявлением, т.е. поступком. Однако сам поступок нередко сводится на страницах философско-этических трудов к акту выбора между добром и злом. Хотя, казалось бы, очевидно: не существует никакого «готового» добра и зла, то и другое именно творится, производится, конструируется заново внутри конкретных - уникальных и неповторимых жизненных ситуаций. Этические эталоны в отличие от простейших сенсомоторных не поддаются формализации и потому не могут быть предзаданы субъекту (с этим сопряжена фундаментальная трудность нравственного воспитания). Ориентировка в содержании универсальных нравственных категорий обеспечивает не умение что-либо однозначно выбирать, а лишь расширяет возможности нравственного поиска, придает ему не только разрешающую, но и проблематизирующую интенцию. Субъект имеет возможность и моральное право что-либо выбирать и может нести безраздельную ответственность за сделанный им выбор.

Данный аспект полностью выпал из традиционной модели выбора, где, пользуясь выражением В.П.Зинченко (7), решение проблем подменятся принятием решений. Совсем не случайно А.Пуанкаре, отводивший моменту выбора в творчестве решающую роль, делает весьма примечательную оговорку: «Я уже говорил, что изобретение - это выбор; впрочем, это слово подобрано не совсем точно, - здесь приходит в голову сравнение с покупателем, которому предлагают большое количество образцов товаров, и он исследует их один за одним, чтобы сделать свой выбор» (5). Однако дело, как нам кажется, не в неточности терминам и вызываемых им ассоциациях, а в той реальности, которая этим термином обозначается. Акт выбора (включая сюда и его сложные формы) нет никаких оснований идентифицировать с актами творчества, поступками, деяниями и т.п. В известной мере они даже противоположны друг другу.

Действительно, человек, развитый в творческом и нравственном отношении, решая значимую для себя проблему, никогда не станет выбирать нечто из совокупности готовых, извне навязанных альтернатив, сложившихся независимо от него. Но такой человек все-таки выбирает, правда, обнаруживая совершенно особый «подход» к самой ситуации выбора. А именно: он выбирает какую-либо из тех альтернатив, в формировании которых сам принимал участие, либо достраивает и преобразует наличные альтернативы, либо добавляет к ним новые. В любом из перечисленных случаев проявляется общая закономерность, подмеченная А.В.Брушлинским: «...Так называемые альтернативы выбора возникают и постепенно формируются в живом, реальном процессе мышления, а вовсе не выступают в качестве заранее предопределенных и уже изначально готовых продуктов, результатов этого процесса»(6).

Итак, мы приходим к вроде бы очевидному выводу: выбор представляет собой овнешненный, открытый непосредственному наблюдению результат творческого поиска, внутренним ходом которого порождается и сам предмет выбора - альтернативы. В «чистом» виде выбор встречается лишь при решении простейших утилитарных задач, не требующих напряжения творческих усилий.

Другими словами, выбор - это абстрактная проекция целостной человеческой жизнедеятельности, причем, фиксирующая не самый глубинный ее пласт. Тем не менее из этого очевидного вывода вытекают отнюдь не очевидные следствия, которые далеко не всегда учитываются современной наукой. Иначе, как объяснить тот факт, что психологии воли до сих пор господствует узкая ориентация на идею «принятия решения», т.е. волевой акт, по сути дела, низводится до уровня утилитарно-технического. Да и хрестоматийная «борьба мотивов» чаще всего описывается как противоборство готовых альтернатив, в которых авторство субъекта элиминируется Для представителей немецкой классической философии, заостривших ее, воля всегда выступала концентрированным выражением созидательных возможностей действующего и мыслящего человека (8).

Вместе с тем умение преодолевать ограничения наличной ситуации выбора уже давно приобрело статус социокультурной ценности. Одно из его фольклорных олицетворений - былинный витязь на распутье. Интересна в этом отношении и известная легенда о царе Соломоне. Вспомним ее сюжет.

К мудрому царю обратились две женщины с просьбой рассудить их. Каждая из них, указывая на одного и того же ребенка, уверяла, что это ее сын. Тогда мудрец предложил женщинам поделить ребенка, а для этого разрубить его надвое. Женщину, отказавшуюся от подобного раздела, он и признал истинной матерью. Царь был слишком мудр, чтобы вдаваться в длительную и, скорее всего, бесполезную процедуру обследования альтернатив, их сопоставления, оценки и т.п. Вместо этого он искусно построил такую ситуацию, где «альтернативы» могли бы самораскрыться, претерпев некоторый процесс преобразования. Если верить легендам, царь Соломон не раз прибегал к аналогичной тактике при решении разных жизненных проблем.

Надо сказать, что и реальная феноменология решений типа рассмотренного достаточно обширна.Существенная черта этих решений - снятие (в диалектико-логическом смысле) внешней формы альтернативности элементов содержания задачи через их дополнительную проблематизацию, превращение предмета выбора в предмет преобразования.

Ситуация выбора при решении проблем всегда внутренне провокационна, будучи для человека своеобразным экзаменом на творческую (и нравственную) зрелость. Оставаясь в плену установки на выбор, он не сдаст этого экзамена. Никакой, самый кропотливый и детальный анализ альтернатив, покуда человек усматривает нечто завершенное и неизменное, не приведет к творческому решению задачи. Так или иначе, один, единственно возможный, но открытый к развитию способ решения предпочтительнее самому богатому разнообразию альтернатив, если они уже застыли, окостенели, и человеку с ними попросту нечего делать. Вышеприведенный пример надситуативного подхода детей к решению задачи со сказочной чернильницей говорит в пользу этого.

Кроме того, находясь в ситуации выбора, нетрудно попасть в положение героини гоголевской «Женитьбы», потерявшейся в разнообразии альтернативных кандидатур женихов и пытавшейся в желаниях скомбинировать наличные положительные черточки каждого из них в нечто единое целое. Кстати, как показывают исследования В.Т.Кудрявцева тактика подобного комбинирования свойственна испытуемым с низким уровнем развития продуктивного воображения (9).

Итак, понятие выбора пригодно прежде всего для объяснения природы сравнительно простых процессов потребления - пользования, которые составляют содержание адаптационно-гомеостатических моделей психики. При анализе более сложных, тем более - «вершинных» форм деятельного бытия личности данное понятие утрачивает свои объяснительные возможности. В этом состоит его наиболее серьезное теоретическое ограничение.

1. Михайлов Ф.Т. Общественное сознание и самосознание индивида. М.: Наука,
1990. 222 с.

2. Розов М.А. От зёрен фасоли к зёрнам истины // Вопросы философии. 1990.
№ 7. С. 42-50

3. Выготский Л.С. Из записок-конспекта Л.С.Выготского к лекциям по
психологии детей дошкольного возраста / Эльконин Д.Б. Психология игры. М.:
Педагогика, 1978. С. 289 - 294

4. Рубинштейн С.Л. Избр. филос.-психол. труды. Основы онтологии, логики и
психологии. М.: Наука, 1997. 463 с

5. Пуанкаре А. Математическое открытие // Адамар Ж. Исследование
психологии процесса изобретения в области математики. М.: Сов. радио,
1970.С. 135 - 145.

6. Брушлинскип А.В. Субъект: мышление, учение, воображение. М.: Изд-во «Институт практической психологии»; Воронеж: НПО «Модэк», 1996. 392 с.

7. Зинченко В.П. Образ и деятельность. М.: изд-во «Институт практической
психологии», Воронеж: НПО «МОДЭК», 1997. 608 с.

8. Ильенков Э.В. Свобода воли (к разговору о Фихте и свободе воли) // Вопросы
философии. 1990. № 2. С. 69-75.

9. Кудрявцев В. Т. Выбор и надситуативность в творческом процессе: опыт
логико-психологического анализа проблемы // Психол. журн. Т. 18. 1997а. № 1.
С. 16-29.