Философия / 2. Социальная философия

Д.ф.н. Ветошкин А.П., к.ф.н. Стожко Д.К., к.ф.н. Чернов А.В.

Уральский государственный экономический университет, Россия

Институт долга и социальное самоуправление в контексте формирования социального государства

Феномен долга до сих пор остается практически не исследованным в системе гуманитарных наук. Сама сущность долга как социально-философской категории предполагает его интерпретацию в качестве определенного социального отношения, в котором присутствуют: 1) субъект; 2) объект и 3) связь. Место данного социального отношения во всей системе социальных отношений общества раскрывается посредством таких понятий как «духовное делание» (И.А.Ильин), «работа со смыслами» (В.С.Соловьев). Роль феномена долга в целом можно определить как духовную и социальную регуляцию поведения деятельности людей. Наиболее продуктивным теоретико-методологическим основанием для исследования сущности и содержания феномена долга являются, на наш взгляд, идеи русского идеал-реализма, в которых наиболее полно раскрыты абсолютные ценности человеческого бытия. Именно эти ценности, а не ценности конъюнктурного порядка, определяют сущность феномена долга и главного способа его актуализации – социального самоуправления.

В современном российском обществе наблюдается определенное элиминирование содержания феномена долга и различных его модальностей. Такие формы долга, как родительский, гражданский, воинский и т.д. все в большей степени утрачивают статус и ранг абсолютной ценности. Результатом этого становится рост масштабов социальных отклонений, различного рода социальных и духовных оппозиций, нарастание дезаптационных процессов.

Генезис феномена долга представляет собой процесс духовной социализации личности, в котором обнаруживаются три фазы: а) апперцепции (первичного знакомства индивида с информацией об окружающем его внешнем мире); в) интериоризации (включение получаемых знаний и представлений во внутренний мир человека, их превращения в убеждения и мотивацию поведения); с) социального творчества (превращения личности из объекта манипуляций в субъекта креативного праксиса).

Нашей целью является обоснование того факта, что генезис феномена долга наиболее продуктивно может осуществляться только в условиях развития социального самоуправления, но никак не в условиях тоталитарного общества. Именно социальное самоуправление позволяет личности в полной мере осуществить свою духовную и социальную а) самоидентификацию, б) самоуправление и в) самореализацию. Эти три этапа становления целостной личности, в общем и целом, соответствуют основным фазам генезиса феномена долга.

Необходимо отметить, что общественное самоуправление является основой системы эффективного социального партнерства. «Самоуправление есть высшее проявление субъектности в человеке, детерминирующее не только личностную самореализацию, но и сам целостный характер личности» [1, С.34]. Формирование и развитие системы социального партнерства на базе развития самоуправления – это одно из важнейших направлений социального творчества, которое, к тому же, имеет имманентную связь с политической сферой. Поэтому императив должного состоит в стимулировании и совершенствовании социального самоуправления в современном российском обществе, поощрении политической, экономической и культурной инициативы людей, институтов представительной и прямой демократии.

Такая специфическая форма социального партнерства как государственно-частное партнерство (в сфере экономики) также в целом, непосредственно зависит от степени развития социального творчества, т.е. самоуправления в сфере хозяйственной практики. Именно социальное самоуправление стимулирует возникновение таких эффективных организационно-правовых форм ведения хозяйства, как кооперация, товарищества, артели, ассоциации. Однако, как мы прекрасно понимаем, такая деятельность априори требует наличия не просто человека-объекта, но в первую очередь человека-субъекта, творца, обладающего сформировавшимся мировоззрением, имеющим высокую культуру (в том числе, культуру труда и культуру сосуществования с другими индивидами в рамках единой социальной группы), а также наделенного соответствующими знаниями и опытом.

Как полагает Ф.Фукуяма, причиной снижения активности в развитии именно «хозяйственного самоуправления» и «производственной демократии» в современных обществах в целом стало «резкое сокращение Tg – уровня обобщенного доверия народа к власти». Это обусловлено тем, что власть в ряде случаев отказалась от выполнения некоторых важных своих обязанностей перед населением (обеспечение личной безопасности граждан, своевременного и правдивого информирования населения и т.д.), что ведет к обратному эффекту: отказу со стороны населения соблюдать законы и выполнять свои обязанности по отношению к государству. Ситуация с атомной станцией «Фукусима» в Японии – яркое свидетельство таких процессов.

Современная либеральная мысль в лице того же Ф.Фукуямы утверждает: «В современной экономике ощущается дефицит доверия, который представляет собой своеобразную форму общественного, социального капитала. Будет проще понять экономическую ценность доверия, если мы представим себе, как будет развиваться мир без доверия. Если бы мы заключали каждый контракт, предполагая, что партнеры, если им удастся, не преминут нас обмануть, мы тратили бы массу времени на то чтобы сделать документ «неуязвимым», ибо только тогда мы были бы абсолютно уверены, что не оставили предполагаемым мошенникам никаких юридических лазеек» [2, С.28].

Социальное самоуправление является ключевым фактором формирования доверия между участниками системы социального партнерства, в том числе между государством и бизнесом. Ведь «насколько человеческой личности присущ эгоизм, настолько же ей присуща и потребность быть частью того или иного общественного целого» [3, С.19]. Социальное, в том числе и хозяйственное самоуправление включает в себя разные способы и методы демократизации общества. Это и делегирование полномочий, и свободные выборы, и развитие рабочего контроля и т.д.

Необходимость такого социального института как общественное самоуправление, связана с тем, что оно призвано решить ряд конкретных задач. Во-первых, это задача минимизирования директив власти и снижения прямого участия субъектов власти в общественных процессах. Сегодня в разных областях личной и общественной жизни человек сталкивается именно с таким навязанным властью отношением к нему. Например, когда создаются «новые правила» (термин Д.Норта), различные формы отчетности или бюрократические процедуры. При организации предпринимательской деятельности, например, в нашей стране все еще действует разрешительный, а не заявительный, как в странах западной Европы, принцип. До сих пор в нашей стране не ликвидирован институт прописки, который давно уже стал рудиментарным признаком тоталитарных эпох. Наконец, в нашем обществе все еще действуют такие формы навязанной власти, как «телефонное право», «круговая порука», «административные предписания» и т.д. Все это тормозит совершенствование системы социального партнерства.

Во-вторых, расширение общественного самоуправления и его социальных институтов повышает степень социальной справедливости и позволяет гарантировать справедливость и прозрачность принимаемых государством решений. Например, суды присяжных могут обеспечить более взвешенный и справедливый приговор в сфере экономических конфликтов, чем ангажированные и состоящие на службе у государства судьи. Ведь присяжные заседатели – это независимые представители народа, а их решение – это народный вердикт, основанный на законе, а не на корыстных расчетах государственного чиновника. Закрытое судопроизводство в сфере государственно-частного партнерства вообще должно быть исключено. Распространение суда присяжных способно существенно изменить правоприменительную практику в стране и повысить статистику исполнения закона. Однако государство в данном случае должно направить все свои силы на защиту присяжных от возможного давления на них со стороны партнеров или родственников подсудимых.

В-третьих, социальное самоуправление объективно способствует оздоровлению самой власти, вымыванию из ее структур коррумпированных и недееспособных элементов. Одна только угроза пересмотра самим обществом (или его гражданскими институтами) решений конкретных чиновников или открытый общественный аудит финансовых операций уже сам по себе является непосредственной угрозой для таких лиц, а также сигналом вышестоящим органам власти на предмет проверок и принятия соответствующих решений. Открытость и гласность в данном вопросе снижают возможности сокрытия правонарушений и злоупотреблений властью в той же пропорции, в которой наличие товаров-заменителей ограничивает монополизм отдельных предприятий на товарных рынках. Таким образом, общественный контроль является обязательным атрибутом гражданского общества и, одновременно, мощным рычагом влияния на государственных служащих.

Не следует понимать развитие социального самоуправления как передел властных функций и полномочий. Хотя этот мотив присутствует в контексте широкого социального самоуправления, он играет лишь вспомогательную роль и касается только случаев злоупотребления властью или преступного бездействия со стороны властных структур, а точнее – конкретных бюрократов. Главной задачей социального самоуправления является совместная выработка и активное сопровождение всей государственной политики. Речь идет о постоянном контроле и влиянии, которые институты гражданского общества могут оказать на процесс формирования правового и, что самое главное, социального государства. Без активного и самостоятельного гражданского общества не может быть и речи о генезисе социально-правовой государственности. Человек должен почувствовать себя носителем конкретных обязанностей перед государством и обществом, и, следовательно, конкретных прав. В конечном итоге, процесс создания правового и социального государства упирается в проблему формирования развитой личности.

«Социальное государство – это система учреждений, деятельность которых направлена на представительство и защиту интересов тех, кто не способен самостоятельно обеспечить свое существование, а также на создание каждому гражданину достойных условий существования, равных возможностей для самореализации, благоприятной среды обитания, отношение к человеку, его личности, как высшей ценности. Социальное государство принимает на себя ответственность за социальный мир в обществе» [4, С.66]. Поэтому сочетание «властной вертикали» (при ее ярко выраженной социальной ориентации) и институтов гражданского общества (при их готовности к сотрудничеству с властью) является весьма перспективным [5, С.67]. Такое сочетание, как минимум, предполагает наличие общественного самоуправления как основы формирования эффективных институтов гражданского общества.

Но здесь имеются разные трактовки такого альянса. Некоторые исследователи полагают, что такое сочетание не должно исходить из принципа «обязательности государственной помощи населению [6, С.17]. Но тогда идея «общественного договора» (Ж.Ж.Руссо), регулирующая весь комплекс взаимодействия государства и общества, подвергается в современных условиях сильной коррозии. Государство в той мере является субъектом долга, в какой оно хочет, чтобы народ выполнял свои обязанности. Аристотелевский принцип эквивалентного обмена результатами деятельности не подлежит ревизии, если мы действительно хотим повысить эффективность социального партнерства и обеспечить социальный мир. Ни одна из сторон «общественного договора» не должна нарушать взятых на себя обязательств. И здесь очень важным вопросом остается феномен доверия – взаимного доверия государства и общества. Если необходимого уровня доверия между участниками социальных процессов нет, то вся система государственно-частного партнерства рухнет или же сохранится лишь в качестве декорации.

Однако, если само государство считает возможным для себя только устанавливать «правила игры», но не соблюдать их, такая позиция очевидным образом нивелирует идею «общественного договора». А за такой нивелировкой следует и девальвация идеи оптимального контракта (С.Соссье), разрушение всей системы социального взаимодействия (социальное партнерство, социальное сотрудничество, социальная ответственность и т.д.). Пример вопиющего лицемерия и двуличия в данном случае демонстрирует нам современная российская государственность, декларирующая одно, а по факту выполняющая совсем иное. Причем главным фактором такого неискреннего поведения российской государственной власти является, к сожалению, стремление ее представителей к личному обогащению за счет всего общества.

Современные призывы развивать институты гражданского общества также нуждаются в коррекции. Ведь можно создать столько и таких институтов, что мало не покажется. «Сложилось мнение, будто каждой проблеме соответствует компетентная инстанция, и тому, кто нуждается в помощи, надо только эту службу найти. В этом-то и кроется опасность – ведь не с каждой бедой управишься с помощью организации» [7, С.28]. Описываемый организационный фетишизм не раз имел место в нашем историческом прошлом. Вряд ли сегодня стоит повторять прежние ошибки.

Без активного социального самоуправления взаимоотношения между государством и населением вполне могут оказаться подобными отношениям между надсмотрщиками и заключенными, модель которых когда-то нарисовал М.Фуко. Вряд ли такой образ может привлечь вменяемых, здравомыслящих людей. Поэтому нет (и не может быть) альтернативы формированию социального государства, в котором властная вертикаль функционирует в органичном синтезе со столь же властной горизонталью (институтами гражданского общества). Правовое государство, как известно, еще не гарантирует социального мира по той простой причине, что право не предполагает и не учитывает личное мнение человека или его отношение к происходящему: человек лишь должен исполнять единый для всех «железный закон» и не проявлять своих эмоций. Естественно, что такая государственная модель представляет собой мертвый бездушный механизм, не чувственный к духовному миру людей. Учитывая тот факт, то «русский менталитет носит (и всегда носил) явно выраженные черты религиозности» [8, С.5], то нам вряд ли подойдет такая модель государства. Поэтому теория правового государства с социально-философской точки зрения представляется нам недостаточной для эффективного социального взаимодействия, в частности – для развития такой его формы, какой является социальное партнерство. Необходима глубокая социально-философская разработка феномена долга, на основе которой можно будет вести речь о дальнейшем совершенствовании системы социального взаимодействия в контексте формирования социального государства.

Литература:

1. Стожко К.П., Тарасова О.В., Новожилов А.Е., Маяков Н.Н. Социальная диалектика предпринимательства: Личность. Самоуправление. Культура. Творчество – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2005. С.34.

2. Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию: Пер. с англ. – М.: «АСТ», 2004. С.28.

3. Там же. С.19.

4. Рогачев С.В. Социальное государство как институт публичной сферы // Социальная сфера: Публичные и частные начала. Материалы симпозиума. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. С.66.

5. Там же. С.67.

6. Луман Н. Формирование помощи в процессе изменения общественных условий // Социологический журнал. – 2000. – №1-2. – С.16-35.

7. Там же. С.28.

8. Чернов А.В. Vox populi: социально-философское исследование материалов студенческих работ. – Екатеринбург: Изд-во УрГЭУ, 2013. – 94 с.