ВНУТРЕНЕЕ И
ВНЕШНЕЕ ОПРАВДАНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ: ТИПИЧНЫЕ И НЕТИПИЧНЫЕ ФОРМЫ
(Статья написана при финансовой
поддержке Российского гуманитарного научного фонда в рамках
научно-исследовательского проекта РГНФ («Национальные и
провинциональные закономерности развития российской государственной власти:
правокультурный анализ»),
проект №12-33-01274 а2)
Mamychev
A.J., Taganrog,
e-mail: mamychev@yandex.ru
Стародубцев С.С., г. Таганрог, НОУ ВПО «Таганрогский
институт управления и экономики», аспирант кафедры теории и истории государства
и права, e-mail: aum.07@mail.ru
В центре
современных исследовательских стратегий стоит анализ условий и конкретных
практик мысли и действия, которые в тех или иных социальных сферах порождают
(формируют) субъектов властного взаимодействия, специфических форм господства
одних субъектов над другими, способов и методов обоснования конкретных властных
позиций, реконструкцию типов политической рефлексии, которая поддерживает
определенную систему знаний, политических аксиом, истин, теоретических
положение и постулатов, являющихся фундаментом для понимания и легитимации
власти, институционального порядка в целом.
В этом плане
ставится вопрос о том, как совокупность знаний, традиций, ценностей, норм
формируют социально-властные позиции в той или иной общественной сфере
(правовой, экономической, политической, религиозной и т.п.), т.е. анализу
подлежит все то, что делает функционирование власти обоснованным, но независящим
от конкретного субъекта. Так, например, французский методолог и философ М. Фуко
обосновывая эту позицию, отмечает, что «понять власть, это значит, атаковать не
столько те или иные институты власти, группы, элиту или класс, но скорее
технику, формы власти… следует отказаться от использования методов научной или
административной инквизиции, которые обнаруживают кто есть кто, но не отвечают
на вопрос, почему этот “кто”, стал тем, кого можно идентифицировать в качестве
субъекта» [4, 189].
В этом контексте
главным в интерпретации легитимности властного господства играет не
теоретическое обоснование, кто является субъектом, а кто объектом власти и
почему, а напротив, какие существуют формы легитимного структурирования
действий других индивидов. Фактически,
по мнению М. Фуко, легитимность власти определяется ее образом действия,
воздействующим на других не прямо и непосредственно (как это предполагает
субъект-объектная схема легитимации), но через их действия – «воздействие на
действие, на актуальные или вероятные действия, будущее или настоящее». Другими
словами легитимность господства связана «не столько с порядком столкновения
двух противников или к обязательствам одного по отношению к другому, сколько к
порядку управления». Причем понятие управления, по его мысли покрывает «не
только установленные и легитимные формы политического или экономического
подчинения, но и более или менее продуманные и рассчитанные способы действия;
задача их всех – воздействовать на возможности действия других индивидов» [4,
180 - 181].
Думается, что
легитимность, как качественное состояние политико-правовой организации
общества, и легитимации, как процесс достижение этого состояния, не имеют
универсальной и жесткой, однозначной структуры. Тем не менее, в
теоретико-методологическом плане можно выделить различные уровни, срезы легитимации. В настоящей статье предлагаем
рассмотреть уровень внутреннего и внешнего обоснования легитимности [См. об
этом: 2].
Данный уровень
связан с внутренним и внешним оправданием существующих властных отношений в
повседневной практике социальных субъектов. Согласно М. Веберу на этом уровне
можно выделить несколько типов социальных практик, в ходе которых различным
явлениям и процессам приписывается легитимная значимость. В выделяемых типах
социального действия по М. Веберу содержится не только внутренняя мотивационная
структура, но и определенный социальный смысл, который выражается в соотношении
субъективного поведения с поведением других людей. Другими словами в контексте
этого действия учитывается существующие, сложившиеся модели поведения в
обществе, реальные практики взаимодействия, а также возможные реакции со
стороны окружающих. И так, немецкий социолог, как известно, классифицирует
социальные практики, в которых приписывается легитимная значимость тем или иным
политическим феноменам на четыре основных типа: целерациональное, ценностно-рациональное, аффективное,
традиционное действия [3, 98].
Традиционное
действие основано на существующих традициях, обычаях, привычках и т.п. Здесь легитимность приписывается всему, что
соответствует исконному образу порядка, справедливости, гармонии, а всякое
действие значимо в соотношении с вечно существующим. При этом традиционные основы общественного взаимодействия
воспринимаются как духовный ориентир, как образец подлинной и адекватной
социальной, правовой, политической организации общественных отношений, а не как
набор готовых рецептов социального действия. Например, в современных
исследования показывается, что «в российской политике действуют закономерности,
парадоксальным образом приводящие к становлению демократических ценностей и
институтов через традиционные психологические механизмы» [6, 50].
Следовательно, в рамках традиционного типа социальных практик значимость
(легитимность) тем или иным явлениям и процессам придается через их
соответствие, включение в традицию, в обычные формы и модели взаимодействия. В
этом плане следует согласиться с К. Чистовым который отмечал, что любая социальная «новация может существовать только как инновация, т.е. когда она уже
втянута в традицию, адаптирована ею, функционирует в ее составе» [5,
110].
Данный тип
социальных практик еще принято называть пассивным в силу того что субъект
политического взаимодействия не предпринимает ни каких реакций (явных или
латентных) на существующие властно-правовые институты в силу того что их
функционирование вписывается в традицию, соответствует привычному ходу вещей,
исконному образу властной организации и порядка.
Аффективный тип
социального действия основан на эмоциональной вере в значимость (легитимность)
отдельных властных действий персонифицированного или деперсонифицированного
(институционального) характеров. Данный
тип отражает иррациональную подоплеку социального поведения, формируемого на
основе определенного психологического состояния, которое складывается под
воздействием реально существующей обстановки и миром бессознательных структур.
Очевидно, что социальное взаимодействие осознается и рационализируется только
выборочно, «пятнами», связывает высокорационализированные формы сознания
(правовую идеологию, политику и т.п.) с миром бессознательных структур, с
неосознанными культурными кодами (архетипами), психологическими состояниями и
направленностями, определяя тем самым отношение личности к праву, государству и
иным явлениям социально-юридической действительности, поведенческо-правовую и
психолого-правовую самореализацию индивида. Поэтому
обращение исследовательского внимания к иррациональным основам процесса
легитимации является вполне востребованным и
оправданным.
Целерациональный
тип основан на наделении легитимности тем действиям и структурам, которые
способствуют достижению индивидуализированных целей. Другими словами все
окружающее приобретает смысл и значение только сквозь призму индивидуального,
частного блага. Главным в содержании легитимности является категория
«эффективности» - «все легитимно, что способствует эффективному достижению
поставленных целей и задач индивидуального существования». Поэтому в таком типе
социального взаимодействия легитимность приобретают те институциональные связи,
которые смогли бы обеспечить режим свободного, ничем не связанного (ни моралью,
ни традициями, ни апелляцией к коллективным идеалам и т.д.) существования
индивидов, реализующих свои утилитарные интересы и потребности, а также
сформировать условия для изолированного и самодостаточного функционирования
различных социальных единиц.
Ценностнорациональный
тип исходит из того, что легитимность
основана на вере в безусловную ценность самого действия, воспринимаемого как
должного, соответствующего определенной рационализированной ценностной и
нормативной системе. В данном аспекте социальным значением обладают те
институту, структуры и собственно деятельность, которые выражают
общеразделяемую систему базовых ценностей и норм, ведут к их повседневной
реализации. Именно благодаря этим аксиологическим основаниям социального
взаимодействия направляется и легитимируется институционализация иных,
инструментальных (вторичных) ценностей, таких как государственных, юридических,
общественных институтов. Именно вторичный характер последних определяет их
социальное назначение и процесс их легитимации. Их целью, социальным
назначением является воплощения посредством институциональных механизмов
первичных, базовых общественных ценностей и потребностей.
Однако если вышеназванные типы социального
действия гарантируют, согласно М. Веберу, легитимность чисто внутренне, т.е.
разные типы оправдания власти в повседневной деятельности, частной жизни, то
целесообразно выделить и рассмотреть внешние типы оправдания власти, властных
отношений в публичной сфере. Так, с нашей точки зрения, следует выделить
социальные механизмы внешней организации и оправдания властного взаимодействия
и саму рефлексию власти. К ним можно отнести политическая идентичность, политическая
идеология, духовно-нравственный доминанты, институциональный (политическая
идеология, экономическая эффективность), дискурсивный типы.
Политическая идентичность как тип легитимации основывается на исторически
сложившихся мировоззренческих установок, отражающих синтезированный образ
(складывающийся из интерпретации прошлого, настоящего и будущего нации) власти,
порядка, справедливости. Очевидно, что социальное взаимодействие в политическом
измерении опосредуется коллективной идентификацией, которая, собственно говоря,
и выступает формой политической субъективизации. Другими словами коллективная
идентичность являет собой определенную политической реальность, которая
обуславливает формирование конкретных политических субъектов их специфических
характеристик, а также взаимодействие между ними. Справедливо в этом плане
отмечают авторы недавно вышедшего монографического исследования: «Когда человек
вступает в “Политическое”, он учится осознавать себя через коллективную
идентификацию… нет такой политической реальности, в которой не было бы подобной
коллективной идентификации. В Политическом человек расширяет границы своего
индивидуального “я” до рамок “я” общественного. Это новое идентификационное
измерение… в “Политическом” человек
получает самую глубокую и тотальную, обобщенную идентификацию,
включающую в себя все остальные уровни. Совокупность индивидуумов, вступив в
“Политическое”, становится соучастниками общей для всех них реальности, которая
подчас может заставить их делать вещи, которые каждый индивидуум поодиночке
делать бы не захотел. Это новое “сверх-я”. Имеющее суверенные права над каждым
из тех, кто его составляет» [1, 19].
Институциональный тип легитимности. На уровне повседневного поведения и взаимодействия
осуществляется легитимация властно-правовой деятельности отдельных институтов и
структур, их полномочных представителей, а также протекает апробирование и
«опривычнивание» (типизация) властных моделей взаимодействия в обществе.
Типизация ожидаемого властного поведения, «исследуемая с помощью социальных
ролей, функций или институционального поведения» (А. Щюц), задает определенную
институциональную традицию осуществления и осмысления властных отношений, а «истоки любого институционального порядка
находятся в типизации совершаемых действий как наших собственных, так и
других людей» (П. Бергер, Н. Лукман).
Таким образом,
отдельный институт осмысляется здесь как выражение «объективной» человеческой
деятельности. В свою очередь, типичные модели поведения, которые формируются
через так называемые «первичные общественные институции», на более высоком
уровне социальной организации (первичные общественные институции) сплачиваются
в несколько базисных социальных институтов. Поэтому, любой политико-правовой
институт, сформированный в ходе «интерсубъективной деятельности» (А. Щюц) представителями конкретного социума,
отражает не только типизированные политически и юридически оформленные (в
ценностях, идеях, текстах, доктринах, норме права) отношения, но и выражает часть,
фрагмент социальной реальности, разделяемой основной массой социальных агентов.
Институциональная
легитимация в основном актуализируется при смене поколений, для которых
необходимо теоретико-практическое обоснование существующего в обществе
институционализированного политико-правового опыта. При этом существующие
институты наследуется новым поколением уже скорее как традиция, чем как
индивидуальная память. В этом смысле, перед новым поколением всегда встает
проблема выполнения существующих правил, моделей поведения. Для включения
последнего, его целей и потребностей в существующую политико-правовую
реальность, в сложившийся «институциональный порядок в ходе социализации
требуется введение санкций. Институты должны утверждать свою власть над
индивидом (что они и делают) независимо от тех субъективных значений, которые
он может придавать каждой конкретной ситуации. Должен постоянно сохраняться и
поддерживаться приоритет институциональных определений ситуации над попытками
индивида определить их заново.
Онтологический
тип легитимации связан с адекватностью
институтов публичной власти сложившемуся порядку, «вписанному в человеческую и
социальную действительность» (Ж.-Л. Шабо). При этом институциональный порядок
является продолжением исторически сложившегося порядка вещей, соответствующий
духовно-нравственным ориентирам социальной жизнедеятельности людей, их
повседневным социальным практикам и т.п. Отсюда «уровень онтологической
легитимности политической власти заключался бы в уровне соответствия тому
глубинному порядку бытия, который человек ощущает врожденно» [7, 68].
Данный тип легитимности базируется на том,
что «всегда существует набор практик и
техник, ускользающих от юридической систематизации и порядка. Это не означает,
что этот набор “анемичен”, произволен в полном смысле, но он подчинен относительно
иной логике (логике социального бытия, принципам социально-властного
взаимодействия – А.М., С.С.), чем логика юридического порядка», прежде всего
логике взаимодействия между отдельными классами, слоями, стратами, что
«отраженно в законе отдельно и по специфической мерке» [8, 92 - 93].
Кроме того, в
рамках внешнего оправдания в повседневной практике существующих институтов и их
функционального назначения выделяется также такой специфический тип
легитимности как патриотический. Данный
тип легитимности предполагает, что высшим критерием поддержки властей
признается гордость человека за свою родину, страну, свою власть и проводимую
ею внутреннюю и внешнюю политику.
Рассмотренные внутренние и внешние
основания адекватности институтов государственной власти, как правило, в
реальной политико-правовой действительности переплетаются и взаимно дополняют
друг друга. Например, для русских
людей присущ ценностно-рациональный и консервативный стиль поведения,
онтологический и традиционный тип
мышления, для них важны не столько цели и результаты, сколько смысл
преобразований их духовно-нравственное, а не формально-юридическое измерение.
Литература:
1.
Беспалова Т.В., Верещагин В.Ю., Филатов Г.А. Русская национальная идентичность. Ростов н/Д, 2005.
2.
Князев Д.А., Мамычев А.Ю. Современные формы легитимации государственной
власти: монография. Ростов н/Д: Издательский центр ДГТУ, 2010.
3.
Филиппов А.Ф.
Политическая социология. Фундаментальные проблемы и основные понятия // Полития. 2002. № 2.
4.
Фуко М.
Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью.
М., 2006. Ч. 3.
5.
Чистов К.В. Народные традиции и фольклор. М., 1986.
6.
Шестопал Е.Б.
Политическая повестка дня российской власти и ее восприятие гражданами //
Политические исследования. 2011. № 2.
7. Chabot J.- L. Introduction a la politigue.
P., 1991.
8.
Poulantzas N. L’Etat, le
pouvoir, le cocialisme. P., 1978.