Образ России и образ англо-американского мира в рецепции русской

и англо-американской литератур

Образ Советской России имел неповторимый ракурс в глазах американских публицистов 1917-1920-х годов. Англоязычный читатель получил уникальную возможность увидеть российскую действительность тех лет глазами У.Г. Стеффенса, А.Р. Вильяма и других «ранних друзей Октября» [37], а также ознакомиться со знаменитой книгой Д. Рида «Десять дней, который потрясли мир» [25].

Образ России 1920-1940-х годов находит отражение в работе известнейшего американского писателя Т. Драйзера «Драйзер смотрит на Россию» [20].

Российская жизнь и российская реальность имела свою оригинальную интерпретацию на Западе в период Великой отечественной войны, последующей войны «холодной» и в короткие годы хрущевской «оттепели», о чем свидетельствует «Русский дневник» Д. Стейнбека [48].

Процесс культурно-исторического познания друг друга со стороны России и со стороны США и Запада в целом, начавшийся в XIX столетии, приобрел особую глубину и размах в ХХ веке [49].

Процесс постижения одного народа другим проявлялся через диалог культур, выражавшийся главным образом в книгах. Именно через книгу происходило в прошлом изменение представления одного народа о другом.

Взаимодействие русской и американской литератур было подчинено общему ходу развития мировой цивилизации.

Произведения американских авторов о России отражали как образ народа, которому они посвящены, так и образ народа, в среде которого они были созданы [53], [97]. Восприятие России нельзя отделять от восприятия их авторами и читателями самих себя, от самосознания того общества, в котором оно написано [50].

В каждой культуре существуют эстетические и идеологические стереотипы, которые не существуют изолировано [44], [23], но вступают в сложные взаимодействия. При этом позитивные стереотипы способствуют созданию благоприятного имиджа соответствующей национальной группы, страны или идеологической системы, а негативные успешно формируют «образ врага» [49], [53].

Исследование образа «чужого» в культуре предполагает изучение стереотипов, клише и предрассудков чужого сознания, объясняющих их происхождение и механизм взаимодействия [7], [83]. Американские представления и наблюдения создают неповторимую картину русской жизни, дополняя уже известные факты новыми деталями [18]. [73].

Образ Советской России, созданный американскими публицистами и писателями, нуждается в корректировке и уточнении [30].

Позиция «литературных друзей Октября» (Д. Рида, А.Р. Вильямса, Л. Стеффенса) была совсем неоднозначной [6].

Т. Драйзер занимал гораздо более критическую позицию по отношению к Советской России, и многие пассажи его книги «Драйзер смотрит на Россию» и публицистические оценки, сделанные во время пребывания в Нижнем Новгороде, представляли собой «фигуру умолчания» в советский период [31].

В 1917-1920-х годах молодая советская республика виделась американскими журналистами как родина великого социального эксперимента [49].

Госдепартамент США поддержал новое правительство Ленина, видя в России геополитического союзника и крупнейшего потребителя американской продукции.

Американская интервенция была вызвана выходом России из I Мировой войны и нарушением союзнического долга, а вовсе не защитой самодержавия и Белого движения. После установления дипломатических отношений в 1933 году правящие американские круги не препятствовали развитию российско-американских отношений, примером чего является деятельность А. Хаммера в России [36].

По мере усиления авторитарного режима Сталина и просчетов социального строительства мнения американских публицистов и писателей явно поляризуются [35]. Одни, среди которых можно назвать А.Р. Вильяма, У. Дюбуа и Дж. Дэвиса, продолжают занимать просоветскую и просталинскую позицию [40].

Другие же, к числу которых можно отнести Ч. Рассела и Р. Говарда, проявляют глубокое разочарование в советской действительности. [41]

Третья же группа – Т. Драйзер и Р. Стеффенс - , при всей симпатии к СССР, высказывают критические замечания в адрес социальной и политической платформы Советской России [50].

II мировая война заметно снизила накал критики в адрес СССР [66].

В период 40-х годов ХХ века происходит активный культурный обмен, заложивший прочные основы долговременных культурных отношений [60], которые не разрушили даже самые мрачные времена «холодной войны», когда литературе пришлось быть заложницей политической конфронтации между обеими странами [65], [67], [62], [64]. В этот период, ведущие писатели США, например, Д. Стейнбек, пытались отрешиться от образа «врага», о чем свидетельствует его «Московский дневник» (1948), в котором обнаруживается заинтересованный и пристальный анализ русской действительности без прикрас и искажений. [6]

Период «застоя» нашел отражение в талантливой книге Х. Смита «Русские», в которой показано трагическое крушение «великого социального эксперимента» в его реальном воплощении [56].

Таким же неоднозначным был образ далекой Америки в глазах российского читателя и гражданина другой социально-политической системы.

Войдя в русскую литературу с творчеством Т. Мачтета в конце XIX века, образ Америки сложно переплетался с образом Нью-Йорка как олицетворения цивилизации.

Рассказ Г. Мачтета «Нью-Йорк» рисует гигантский мегаполис как воплощение не только человеческого разума и эстетического вкуса, но и как порождение надежды, бурной динамики и заботы о человеке: «Об удобствах жизни и говорить нечего. Нью-Йорк совсем новый город, все в нем приспособлено так, чтобы удовлетворить потребности человека возможно легче и удобнее. Как бы ни был взыскателен человек, он не найдет причин для жалоб».

Собирательный образ Америки неизбежно включает в себя и набор определенных национальных характеристик [19]. Во многих странах мира американский характер часто отождествляется с агрессивным желанием превосходства во всем и крайней самоуверенностью [12]. По этой причине образ нагловатого и малокультурного «янки» [4] вошел в литературы разных стран. Недаром еще Ч. Диккенс назвал Америку страной, призванной «опошлить целый мир». Подобную точку зрения разделял и известный русский мыслитель В. Розанов [28].

Однако Г. Мачтет акцентируется не на негативных, а на положительных сторонах американского характера. Он подчеркивает законопослушность американцев и их уважение к гражданским свободам, замечая, что в «целом свете, может быть, не уважают граждане своей конституции и законов так свято, как в Америке» [38].

В рассказе «Община Фея» Г. Мачтет высоко отзывается об американских фермерах и развенчивает коммунистические принципы сельхозкоммунны, организованные выходцами из России.

Так, под воздействием американской действительности Г. Мачтет из русского общинника превращается в сторонника американского индивидуализма. Эта психологическая метаморфоза влекла за собой определенные изменения мировоззрения писателя [5]. Его произведения американского цикла являют собой убедительный пример влияния американского фактора, пример усвоения американского опыта и переноса этого опыта из обыденной жизни в литературу [29].

Образ Америки получил свое развитие и в творчестве русского писателя В. Короленко. Герой его повести «Без языка» волынский крестьянин Матвей отправляется в США в поисках лучшей доли и в конечном итоге, находит ее. Но американская тема получила при этом новый ракурс, так как в нее вливается тема ностальгии и утраты иллюзий у человека, оказавшегося на американской земле, а отсюда органично возникает тема патриотизма и приверженности родным корням [29].

Первоначально образ Америки в представлении русского человека носит иллюзорный, мистический характер. Недаром Матвей мечтает об идеальной американской деревне, которая будет «гораздо лучше», чем старая, но в последствии, несмотря на утрату иллюзий, американский опыт обогащает таких эмигрантов, как Матвей, позволяя им найти свое место в новой жизни [29]. Этот же опыт учит по-новому взглянуть на Россию. В этом смысле знаменательно звучат строки из письма В. Короленко на родину в августе 1893 года из Чикаго: «Бог с ними, с Европами и Америками. Пусть себе процветают на здоровье, а у нас лучше. Лучше русского человека, ей-богу, нет человека на свете».

Однако русское восприятие Америки значительно изменилось в худшую сторону после выхода в свет серии сатирических очерков М. Горького «В Америке», заглавным из которых был памфлет с метафорическим названием «Город Желтого дьявола». В этом очерке создавался довольно нелицеприятный образ Нью-Йорка и его жителей [45].

Но несмотря на все это, отношение М. Горького к Америке вовсе не было таким уж однозначным и расцвеченным лишь мрачными красками. Русский писатель искренне восхищался многими сторонами жизни США, о чем свидетельствуют его «американские» письма и рассказ «Чарли Мэн», в котором воплощается образ гордого и свободного американца.

В отличие от Горького, В. Набоков постигал Америку, вживаясь в нее. Поначалу она входит в сознание русского мальчика «туманным моховым болотом, столь недосягаемым и таинственным, что прозвали его «Америка», затем - увлекательным романом М. Рида «Всадник без головы» и прекрасной бабочкой Махаоном [45]. Лишь реальные столкновения писателя с Америкой изменили этот образ [2].

Литературное постижение В. Набоковым подлинного образа Америки происходит через его персонаж Тимофея Пнина, когда Пнин из русского человека превращается в американца, хотя и пытаясь при этом сохранить свою «русскость» [10].

Русский интеллигент-аристократ Набоков-Пнин отчуждает пошлую прагматичность Нового света, а американец Пнин становится патриотом Америки [45].

Восприятие Америки С. Есениным и В. Маяковским было не менее противоречивым, чем восприятие М. Горького [45].

С одной стороны, общеизвестна нелицеприятная оценка С. Есениным внутреннего мира американцев. С другой стороны, Есенин не мог не заметить, что в Соединенных Штатах во главу угла все же поставлен человек и его индивидуальность. «Мы привыкли жить под светом луны, жечь свет перед иконами, но отнюдь не перед человеком. Америка внутри себя не верит в бога. Там свет вне человека», - вынужден был признаться русский поэт.

Знакомство Есенина с развитой западной американской цивилизацией вызвало у него глубокую переоценку ценностей и понятий, осознание необходимости прогресса и индустриализации России и примирение с урбанизацией и «железным городом». Сам поэт говорил, «что его зрение особенно преломилось после Америки» [45].

Образ США впервые в русской литературе получает яркую политическую окраску в творчестве В. Маяковского. Он в данном случае проявляет себя как откровенно политически ангажированный поэт и создает стихи с выраженным пропагандистским пафосом, среди которых «Сифилис», «Бродвей», «Блэк энд уайт» и очерк «Мое открытие Америки» [29].

Но, несмотря на явные идеологические пристрастия, даже В. Маяковский не смог сделать образ Америки плоским и одномерным. Восхищение техническим гением и созидательной смелостью американского народа находит у русского поэта воплощение в его стихотворении «Бруклинский мост».

В результате своей поездки по Америке Маяковский остро сознал огромную пропасть и противоречие между голым технизмом и духовным миром человека. Из разочарования в Америке у поэта вырастало убеждение, что будущее принадлежит России, которое находит выражение в его стихотворении «Американцы удивляются». Но в тоже время имеет основание также точка зрения американских литераторов П. Блейка и Ч. Мозера, согласно которой визит русского поэта в США парадоксально положил началу разочарования Маяковского в советском образе жизни [29].

Как пример свободной творческой дискуссии можно сопоставить негативный образ Америки, созданный М. Горьким, с позитивно-оптимистическим у Шолом-Алейхема в его повестях «Мальчик Молт» и «Блуждающие звезды».

Нужно заметить, что памфлет М. Горького «Город желтого дьявола» и повесть Шолом-Алейхема «Мальчик Молт» были написаны почти в одно и тоже время, однако образы Нью-Йорка носят у писателей диаметрально противоположный характер.

Восторгу Молта при столкновении с огнями и соблазнами гигантского американского мегаполиса нет предела. Молт сравнивает нью-йоркские небоскребы с церквями и таким образом «духовность» Л. Шолом-Алейхема полемизирует с «бездуховностью» у М. Горького. Эта полемика продолжается и в образах детей, и в отдельных деталях. Если у пролетарского писателя дети вызывают сострадание, то у Шолом-Алейхема - восхищение.

Анализ художественных произведений Шолом-Алейхема убеждает, что он создал удивительно емкий, выразительный образ США, который вдохновил многочисленных европейских эмигрантов на обретение новой родины [29].

Но, несмотря на это, Горький и Шолом-Алейхем вовсе не были антиподами, и между ними не существовало никакого противостояния, касающегося жизненной позиции или взглядов на искусство. Горький, напротив, высоко ценил и понимал творчество Шолом-Алейхема, о чем убедительно свидетельствуют их переписка и желание Горького популяризировать творчество это еврейского писателя.

Другой пример соприкосновения с американским опытом и образом жизни мы находим в повести Н. Смирнова «Джек Восьмеркин», которая была написана в 30-е годы двадцатого столетия. Сюжет повести связан с возможностями применения американской модели хозяйствования в экономических условиях возникшей молодой советской республики и говорит нам о том, что пример Америки и ее достижения всегда оставались в поле зрения русской литературы [29].

Еще одной серьезной попыткой отойти от стереотипов и разобраться в американском феномене стала книга В. Пильняка «О’кей. Американский роман», написанный в жанре трэволога. Созданный в 1931 году «роман» отразил стремление русского писателя проникнуть в иную культуру, иной менталитет, несмотря на явно пропагандистские пассажи книги, которые отвечали атрибутам той эпохи [29].

Качественно новым этапом освоения русской литературой американской темы стали путевые очерки И. Ильфа и Е. Петрова под неординарным названием «Однообразная Америка» (1933).

В 1933 году советская Россия установила с США дипломатические отношения, и этот факт, по всей видимости, отразился на тональности книги, которая отличается доброжелательностью по отношению к американцам и лишена привычной для того времени полемической заостренности.

Что касается Нью-Йорка, то его образ получился в книге Ильфа и Петрова весьма обаятельным. И. Ильф признается в одном из своих писем из Америки, что он «полюбил этот город». В образе Нью-Йорка, созданном русскими писателями, совершенно отсутствует горьковская неприязнь, но зато присутствует закономерный писательский интерес и острое желание и стремление понять этот американский город со всеми его особенностями и контрастами.

Американское творчество И. Ильфа и Е. Петрова представляет собой особый пласт в структуре российско-американских гуманитарных отношений и знаменует собой переход от недоверия и враждебности к вдумчивому и доброжелательному взгляду на Соединенные Штаты, который медленно, но непреложно и последовательно начинал формироваться среди творческой интеллигенции России [22] с конца 30-х начала 40-х годов ХХ века.

В период «холодной войны» писатели оказались заложниками политической ситуации, и в Советском Союзе была развернута беспрецедентная по своим масштабам антиамериканская компания. Основным пропагандистским тезисом этой акции являлось утверждение о том, что место германского фашизма, как главного врага свободы и демократии, занял американский империализм [70]. По этой причине все, что входило в систему западной цивилизации, в том числе и американская культура, объявлялось вредным, разложившимся и враждебным русской и советской культуре [61].

Советские американисты И. Анисимов и Е. Елистратова оказались втянутыми в неблаговидный процесс огульного осуждения литературы США и всей западной литературы в целом [47].

Под огнем критики оказались крупные и талантливые ученые и литературоведы В. Жирмундский и В. Пропп. К антиамериканской компании оказались причастными К. Симонов и Б. Лавренев [46].

В период «холодной войны» американская тема приобрела в советской литературе однозначно негативное освещение, а образ Америки в целом представал лишь в вульгарно-упрощенной форме [62], [68], [69]. Кто не желал этому следовать, заведомо писал в стол [5].

В сентябре 1959 года Н. Хрущев совершил официальный визит в США, ознаменовав тем самым эпоху хрущевской «оттепели», которая, несмотря на все свои противоречия, явила собой серьезный прорыв в отношениях США и России [58]. В период «оттепели» Америка вновь стала главным ориентиром для России, которую теперь было нужно непременно «догнать» и «перегнать» [16].

Очевидным свидетельством изменившихся в лучшую сторону отношений между двумя странами стала книга Б. Полевого «Американские дневники» (1956) [29].

Б. Полевой сумел показать, что, несмотря на различные подходы к путям разрешения проблем, споры о преимуществах политических систем, на первый план в отношениях России и США стали выступать усилия и стремление к диалогу и взаимовыгодному сотрудничеству.

Описывая Америку, Б. Полевой традиционно обращается к образу Нью-Йорка, и в его трактовке сочетаются как горьковские мотивы Желтого Дьявола, так и нескрываемое восхищение в духе И. Ильфа и Е. Петрова.

В книге Б. Полевого продолжаются традиции уважительного отношения к этому признанному символу Америки, которое отражало общее потепление российско-американского политического климата.

Наряду со стереотипным набором клише вроде «ослепших небоскребов», Б. Полевой удачно находит для образа Нью-Йорка живую метафору, представляя мегаполис ущельем, наверху которого горят теплые пастушьи костры, обещающие усталому путнику заботливое гостеприимство.

Хрущевская «оттепель» проложила дорогу группе талантливых русских писателей и поэтов, совершивших свое «открытие» Америки.

В конце 50-х- начале 60-х годов ХХ столетия Соединенные Штаты посетили А. Вознесенский, Е. Евтушенко, В. Катаев, В. Некрасов, что не прошло для них бесследно, знаменуя собой расширение их художественной палитры.

Результатом поездки А. Вознесенского стал поэтический цикл «Треугольная груша», в котором поэт призывал к отказу от негативных стереотипов в восприятии Америки [29].

Символом постижения подлинной сущности Америки с явной аллюзией на ее искаженный портрет времен «холодной войны» служит в поэме «Треугольная груша» образ арбуза, изумрудного снаружи, но красного внутри.

Америка оказала существенное влияние не только на молодых поэтов-шестидесятников, но и на прозу старшего поколения. Показательно в этом отношении творчество патриарха советской литературы В. Катаева и писателя-фронтовика В. Некрасова.

После посещения США В. Катаев создал философскую повесть «Святой колодец», построенную на американских впечатлениях. Обращение к образу «святого колодца» символизирует у писателя поиски своего «я» и определение собственного жизненного пути.

Примечательно, что поиски эти у В. Катаева, как и у А. Вознесенского, связаны с постижением Америки. Вначале чужая страна вызывает у писателя сложные чувства, вызванные фантасмагорическим образом Нью-Йорка. «Передо мной на страшной глубине плавал ночной Нью-Йорк, который, несмотря на весь свой блеск, был не в состоянии превратить ночь в день, настолько эта ночь была могущественно черна. И в этой темноте незнакомого континента, в его таинственной глубине меня напряженно и терпеливо ждал кто-то, желающий причинить мне ущерб».

Однако тревоги и опасения героя повести оказываются напрасными, и в конечном итоге в книге В. Катаева звучит признание в любви к Америке.

В. Катаев в «Святом колодце» выступил против самых распространенных мифов, которые сложились в российском общественном сознании по отношению к Америке.

Американский фактор, образ Америки в широком смысле этого понятия сыграл немаловажную роль в трансформации миропонимания и другого видного представителя русской литературы – В. Некрасова.

Судьба В. Некрасова служит ярким примером противоречивости и неоднозначности в отношениях России и США.

В ракурсе «своего мнения» Некрасов пишет путевые заметки «По обе стороны океана» (1962), создав зримый и привлекательный образ Америки.

Передавая свое видение Нью-Йорка, Некрасов отступает от шаблонов и стереотипов и не соглашается с расхожим мнением о том, что американские небоскребы «подавляют» сознание чужеземца. «Разговоры о том, что они подавляют, - ерунда, многие из них очень легки, воздушны, прозрачны, в них много стекла, они в друг друге забавно отражаются, а утром и вечером, освещенные косвенными лучами солнца, просто красивы». И такой теплый образ Нью-Йорка был несовместим с теми догмами, которые вновь стали утверждаться в советском обществе на закате «потепления» [29].

Но все же «оттепель» оказалась необратимой [8]. Она положила начало тем демократическим процессам, которые обрели глубину лишь во второй половине 80-х годов двадцатого столетия. Она позволила российскому обществу по-новому взглянуть на мир, в том числе, и на Соединенные Штаты [21].

Образ Америки в литературе США I половины ХХ века нашел отражение в произведениях Ш. Андерсона, Д. Дж. Пассона и Г. Уайлдера, которых объединяет общее единство в художественной интерпретации действительности. Их произведения наполнены сознанием, что многие идеалы отцов американской нации, заслонившие основы национальной идентичности, не претворены в жизнь [26]. Писатели усматривают в современной им действительности утрату национальной идеи, угасание национального сознания, потерю национального духа, свойственного предшествующим поколениям [14].

Это выражается в том, что такие цели как духовное самосовершенствование, единение, стремление к созданию новой формы общества, освещенные светом надежды и уверенности в собственной богоизбранности, ушли из жизни американцев [72]. Острота переживания этой трагедии порождает тему возрождения былых идеалов, основных элементов американской национальной идентичности, которые в творчестве названных писателей раскрываются по-разному [11].

Образ Америки в творчестве Ш. Андерсона и Г. Уайлдера в целом оптимистичен и призван возродить утерянные звенья национальной идентичности, что, в частности, передается разомкнутостью художественного пространства их произведений [51].

Американские герои выступают в прозе Ш. Андерсона и Г. Уайлдера как своеобразные «мессии», которые символизируют неугасаемую веру в великое будущее Америки, предначертанное отцами-основателями. Образ США у Ш. Андерсона демонстрирует пристальное отношение автора к современной действительности.

Все городское пространство Америки, изображаемое в единстве и противоречии провинциального города и мегаполиса, представляется писателем как однородный социум, в котором среда довлеет над личностью, лишая способности творить, самовыражаться и совершенствовать внутренний мир [9].

Сохранить богатство внутреннего мира, собственное «я» удается лишь странным «гротескным» людям – особому типу американцев, которых Андерсону удалось разглядеть в американской действительности. Эти персонажи являются обладателями сильного характера и независимости и они существуют за серостью американских будней, несмотря ни на что [33].

В центре внимания Т. Уайлдера не «горизонтальная» действительность, а «вертикальность» американской истории. Современный американский писатель рассматривает своих героев как «сынов своей Родины», своих предков, и он уверен, что в каждом из них живы память истории своей страны и национальное достоинство» [13], [29].

Американские герои Т. Уайлдера являются выходцами из американской фермы, и ее образ тесно связан с миром американской природы. Писатель уверен, что судьбы людей повторяются, и в современных американцах он видит «вечную искру» американского характера, американского духа, который проявляет себя в следовании высшим законам любви и добра, в стремлении к духовному единению [45].

Образ Америки в творчестве Д. Дж. Пассона трагически пессимистичен, и писатель уверен, что те идеалы, которые проповедовали отцы-основатели, мертвы для современных американцев. Последние утратили связь со своими прошлыми корнями. Жизненное пространство для Д. Дж. Пассона оказывается замкнутым, в нем нет образа американского героя, который способен умереть за современную Америку, и писатель не видит пути к возрождению традиций национальной идентичности.

Американская ферма рисуется у Д. Дж. Пассона как место, где удалось сохранить человечность, но невежественность ее обитателей, невнимание к духовной составляющей жизни, незнание прошлого своей страны может разрушить их мир, и рано или поздно, город и губительный процесс урбанизации поглотят их.

В произведениях Д.Дж. Пассона мы не находим американского героя. Это люди, смирившиеся с законами социума, амбициозные гордецы или бродяги. Но в своих амбициозных героях писатель видит лишь бездуховное стремление к финансовому и социальному благополучию [45].

Американская действительность интересно сопоставляется на материале творчества двух писателей – американца Э.Л. Доктороу и русского американца, писателя В. Аксёнова. Э.Л. Доктороу создает образ Америки, оценивая ее изнутри, в то время как В. Аксенов воспринимает американскую действительность в двух плоскостях: как русский писатель, то есть извне, и как иммигрант, то есть изнутри. Оба автора стараются убедить читателя в несостоятельности американского мифа о достижимости «американского рецепта счастья и процветания» [73].

Саркастическая направленность прозы Доктороу была уже очевидна в его ранних произведениях «Добро пожаловать в тяжелые времена» (1960) и «Большой, как жизнь» (1966).

В начале 70-х годов Доктороу уже занимает твердую гражданскую позицию и критически относится к американскому мифу об исключительности «американского счастья» и всего американского в целом.

Традиционной темой его романов становится жизнь иммигрантов, а идея Америки как Страны Обетованной откровенно высмеивается. Для В. Аксёнова Америка поначалу тоже была притягательным мифом о свободе и неограниченных возможностях отдельной личности [34]. Но по мере участия в американской жизни, которое совпало с глобальными изменениями в экономической и социальной жизни и приходом американского кризиса, В. Аксёнов демифологизирует Америку в своих романах. В последнем его романе «Кесарево сечение» (2001) Америка существует только как географическая территория, временное место проживания российских «граждан мира» [2].

Э.Л. Доктороу и В. Аксёнов – почти ровесники и оба по роду профессиональной деятельности в США – преподаватели литературы. Оба профессионально знают американскую и мировую культуру, и оба осознают себя ее частью. Этих авторов объединяет также внимание к вечным вопросам и проблеме человеческого бытия, сходные нравственно-философские взгляды и гражданская позиция писателя. В текстах обоих авторов явственно слышится ритм и накал их времени, бурной и противоречивой эпохи на рубеже ХХ и XXI столетий.

Сочетание правды и вымысла, игра историческими и культурными реалиями является тем творческим методом, который также сближает прозу Э.Л. Доктороу и В. Аксёнова.

Обаяние их прозы, несомненно, обеспечивается языковой игрой, экспрессивным синтаксисом, афористичностью и яркими метафорами и сравнениями.

Обоим писателям присущи историзм, гротеск, игровое начало, которое сочетается с пристальным вниманием к истории и социально-экономическим процессам, происходящим вокруг них [30].

В ХХ веке западная и восточная цивилизации столкнулись и ощутили необходимость определить свои границы и свои фундаментальные основы [43].

Оформившаяся за два столетия компаративистика предложила универсальный инструментарий для сопоставления литературного компонента национальных культур и цивилизаций.

Русский литературный процесс II половины ХХ века, как и мировой литературный процесс в целом, характеризуется тотальной переоценкой этических и эстетических ценностей.

В СССР настоящий перелом начинается после победы в Великой Отечественной войне, когда сомнению постепенно начинают подвергаться основы господствующей идеологии и морали.

За годы «оттепели» литература освоила широкий спектр новых проблем и начала восстанавливать связи с наследием начала века и современными западными тенденциями.

Импульс, полученный писателями в 1960-х годах, позволил развиться новым изобразительным средствам и оформиться новым перспективам в период наступившего впоследствии «застоя» [71].

Происходившие в русской литературе и культуре перемены привлекали значительное внимание западной славистики и русистики, что отчасти обуславливалось международной ситуацией. Противопоставление Востока и Запада было неразрывно связано с острым обоюдным интересом к друг другу восточного и западного миров. Естественно, что англоязычное литературоведение прежде всего основывалось в своих оценках русской литературы на ранее сформировавшихся представлениях и стереотипах. Последние определялись существующей до этого периода текстовой традицией, корректировались представлением англоязычных литераторов о западной литературе, которое можно назвать «аутоимиджем» (Мариков Т.А.), и трансформировались в изменяющихся исторических условиях [59].

Творчество Аксёнова 1980-1990-х годов, в котором динамично развивались традиции русского модернизма начала ХХ века и современной западной литературы, оказалось для англоязычных исследователей той лакмусовой бумажкой, с помощью которой они подтверждали или опровергали сложные представления о природе взаимодействия русской и западной литератур.

Исследуя «молодежные» и «самиздатовские» произведения Аксёнова, англоязычные слависты обнаружили отличия русской литературы от западной, заключающиеся в рассматриваемых ею проблемах и общественных функциях. На основании своих наблюдений эти специалисты утверждались в необходимости такого развития русской литературы, при котором бы наступила унификация мирового литературного процесса, и «русские писатели обратились бы к интересующей Запад «онтологической и антропологической проблематике, к заимствованию новых западных форм и литературных методов» [24], [9].

Интерпретация англоязычной аудиторией 1980-1990-х годов художественных текстов В. Аксёнова, написанных в СССР и эмиграции, сопрягалась столкновением отдающей и принимающей культур. Отсутствие фоновых социокультурных знаний существенно ограничивало пределы подвижности смысловых границ текста в англоязычных интерпретациях. Кроме того, перевод на английский язык лишал тексты тонкой лингвистической фактуры, формирующей смыслы, наделенные аллюзиями и реминисценциями.

Ощущая особенности вхождения своих произведений в англоязычное литературное поле, В. Аксёнов предпринял попытку установить контакт со своей новой аудиторией и говорить на понятном ей языке [3].

Наиболее успешным в этом отношении стал роман «Московская сага», который, если не во всем соответствовал гетероимиджу русской литературы, то во многом совпадал с образом литературы эмигрантской.

В этом произведении В. Аксёнов, напротив, дерзко смешивает повествование и фарс, обращается к уникальной языковой игре, литературным реминисценциям, отталкиваясь от гетероимиджа русской и советский литератур. Важным результатом творчества В. Аксёнова в эмиграции следует считать открывшиеся писателю новые возможности работы с художественным языком и такие интерпретации действительности, которые позволили писателю успешно развивать модернистские тенденции, оставаясь в авангарде литературы и обретать новых читателей в России.

Англо-американский мир предстает и в рецепции И. Бродского.

В эссе и интервью поэта можно проследить образ Запада в доэмигрантской поэзии Бродского и последующие изменения его представлений об англо-американской реальности, которые претерпевают экзистенциональное самоопределение ее лирического субъекта [52].

Вхождение в англо-американский мир субъекта лирики И. Бродского происходило через метаконтекст англо-американской поэзии путем творческого освоения английского классического наследия в лице У. Шекспира, Р. Бернса, У. Блейка, Д. Байрона и многих других авторов [52].

Бродский открывает для себя философию и эстетику метафизической англоязычной поэзии прошлых столетий и делает впоследствии блестящие переводы произведений Д. Донна и Э. Марвелла.

И. Бродский обращается также к поэтическому наследию Т. Гарди и эстетическим завоеваниям английского модернизма.

Англо-американский модернизм и постмодернизм ХХ века воспринимается И. Бродским на основе произведений Р. Фроста, Т.С. Элиота и У.Х. Одена [39].

Как творческий результат этого процесса появляются англоязычные стихотворения И. Бродского. Все это говорит о том, что англо-американская поэзия была предметом интереса И. Бродского на всех этапах его творческого пути. США становятся местом проживания поэта с 1972 года, а английский язык приобретает функции сначала культурного и бытового общения, а затем – и поэтического творчества.

Творческая рецепция И. Бродского «другой» культуры тесно связана с общей проблемой глобализации культуры в целом, грозящей растворением национальных картин мира в некой универсальной модели [55], [39]. Изменение восприятия англо-американского мира И. Бродским открывает сложную связь вхождения в мировое пространство и сохранение индивидуальности и культурной обусловленной ментальности [15], [27].

Англия и США предстают в восприятии И. Бродского не только как особые миры, создающие интенции к независимости, но и предстающие как особые модели человеческого мироустройства [17], [37].

В метафизических масштабах Америка предстает как общее пространство эмиграции, которое с одной стороны, поощряет борьбу отдельного индивида за свободу сознания и свое собственное место в нем, а с другой стороны – способно активно вытеснять его из своей пространственной среды.

Богатая история Англии и американского континента создала развитые цивилизации, которые свидетельствуют о стоических усилиях человека, отдельной личности закрепиться в реальности и во времени вопреки неизбежности бытия.

Индивидуальное мироощущение рождено «онтологическим изменением человека» [15], [9]. Но культура в целом становится способом сопротивления «хаосу реальности и ее энтропии во времени» [15], [19]. И именно культура создает иллюзию защищенности и неодиночества индивида в окружающем мире и сохраняет его веру в лучшее будущее.

1. Адамс Д. Этика Америки. – Бостон, 1931, 540 с.

2. Агеносов В.В. Литература русского Зарубежья (1918-1996) / В.В. Агеносов. – М.: Терра-Спорт, 1998, 543 с.

3. Аксёнов В.П. В поисках грустного бэби: Книга об Америке. Текст / Василий Аксёнов. – New York, 1987, 343 с.

4. Американа: Англо-русское лингвопространство. Словарь. Текст. / [В.Н. Беляков и др.]. Под об. Ред. И общ. Ред. Г.В. Чернова. – Смоленск: Полиграмма, 1997. – XXI, 1185 с.

5. Анатомия американской мечты. Электронный ресурс // Washington Profile International: сайт URL HTTP // WWW.washprofile.org/ru/node/3855 (дата обращения 28.08.2009).

6. Батурин С.С. Джон Стейнбек и традиции американской литературы. Текст /С.С. Батурин. – М.: Худ.лит., 1984, 351 с.

7. Бурстин Д. Американцы. – М.: Прогресс-Литера, 1993.

8. Буртин Ю.Г. Исповедь шестидесятника / Ю.Г. Буртин: под ред. В.Г. Хороса. – М.: Прогресс-Традиция, 2003. 648 с.

9. Бурдье М. Поле литературы / Пьер Бурдье // Новое литературное обозрение, 2000, № 45. – С. 22-87.

10. Вайль П. Русская кухня в изгнании / П. Вайль. – М.: Независимая газета, 2002. – С. 25.

11. Варламова Е.В. Образ Америки в литературе США I половины ХХ века. – Дисс. канд. филол. наук. – Казань, 2010.

12. Взаимодействие культур США и ССР XVIII-XX веков. Текст. – М.: Наука, 1987. – С. 210.

13. Ващенко Г.И. История американской литературы в терминах. – М.: Алго, 2000, 254 с.

14. Вунд В. Мир и религия. – М.: Эксмо, 2002, 846 с.

15. Гаврилова Н.С. Англо-американский мир в рецепции И. Бродского – реальность, поэзия, язык. – Дисс. канд. филол. наук. – Омск, 2007.

16. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Америка в сравнении с Россией и Славянством. Текст. – М.: Раритет, 1997, 680 с.

17. Гиленсон Б.А. В поисках другой Америки. Текст / Б.А. Гиленсон. – М.: Худ. лит., 1987.

18. Гуревич П.С. Культурология. – М.: Гардарики, 2000, 280 с.

19. Гуревич П.С. Философия культуры. – М.: АО «Аспект Пресс», 1994, 317 с.

20. Драйзер Т. Драйзер смотрит на Россию; Очерки; Интервью; Статьи; Письма. Текст. / Пер. с англ. и сост. В. Боровинского. – Соб. сог. в 12 т. – М.: Терра. – Кн. клуб, 1998. – Т. 12. – 567 с.

21. Засурский Я.Н. Американская литература ХХ века. – М.: МГУ, 1984.

22. Ильф И. Путевые заметки. Текст / И. Ильф, Е. Петров // Собр. Соч.: в 5-ти т. – М.: Худ. лит., 1961. – Т. 4.

23. Каграмаков Ю. Америка далекая и близкая. // Новый мир. – М., 1999. - № 12. – С. 122-147.

24. Карлина Н.Н. Миф Америки в американской и русской литературе II половины ХХ века. – Э.Л. Доктороу и В. Аксёнов. – Дисс. канд. филол. наук. - Казань, 2005.

25. Киреева И.В. Проблемы русского национального характера в творчестве Джона Рида (на русс. и анг. яз.). Текст. // Этнические проблемы в американской литературе и журналистике. – М., 1993.

26. Кларк Р. История, идеология и миф в американской художественной литературе // Американская литература. – М.: Худож. лит., 1998. – С. 1823-1852.

27. Коллингвуд Дж. Идея истории. – М.: Наука, 1980, 470 с.

28. Кортунов А.В. Россия и Запад: Модели интеграцию Текст / А.В. Кортунов. – М.: РНФ, 1994, 83 с.

29. Кубанев Н.А. Образ Америки в русской литературе: из истории русско-американских литературных связей конца XIX начала ХХ веков. – Дисс. докт. культуролог. наук. – М., 2001.

30. Кутанев Н.А. Литературные связи между Россией и США и проблемы взаимодействия литератур. 1917-1991 годы. Текст. /Н.А. Кутанев. – Н. Новгород: Волго-Вятское кн. Изд-во, 1993.

31. Лаптева Е.А. Американское россиеведение: образ России: монография. Текст / Е.В. Лаптева: Уральский гос. ун-т, Пермский ун-т, Пермь: ПТУ, 1994, 119 с.

32. Лернер М. Развитие цивилизаций в Америке. Образ жизни и мыслей в Соединенных Штатах сегодня. – М.: Радуга, 1992.

33. Литературные манифесты западноевропейских романтиков / А.С. Дмитриев. – М.: МГУ, 1980, 64 с.

34. Маликова Т.А. Творчество В. Аксёнова 1960-1980-х годов в англоязычном литературоведении и критике. – Дисс. канд. филол. наук. – Воронеж, 2006.

35. Мулярчик А.С. Россия и США: Идеология и культура. Текст /А.С. Мулярчик // Литер. Россия. – М., 1995. – 21 апреля.

36. Мулярчик А.С. Русская тема в современной литературной жизни США. Текст // Американская литература и Россия. Тезисы докладов науч. конф. – М., 1995. – С. 41-43.

37. Осипова Э.Ф. Россия и США: зарождение литературных связей. Текст / Э.Ф. Осипова /История и культура США в американской литературе и журналистике. Тезисы докладов науч. конф. – М., 1991.

38. Павловская А.В. Россия и Америка. Грани литературного процесса. – Москва-Минск, 1994.

39. Прозоров В.Г. история зарубежной литературы XIX века. – М.: Высшая школа, 1993, 637 с.

40. Размышления о России и русских. – Вып. 1-2. – М.: Прогресс, 1996.

41. Рассел Б. История западной философии / В.В. Целищев. – Новосибирск: Сибирское изд-во, 2001. – 800 с.

42. Россия и Запад: диалог культур: Сб. науч. трудов. Текст / Твер. Гос. Ун-т. - Тверь: ТГУ, 1994, 192 с.

43. Россия и Европа в XIX- ХХ веках. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур: Сб. науч. трудов. Текст. / Отв. Ред. А.В. Голубов. – М., 1996.

44. Россия и внешний мир: Диалог культур: Сб. ст. Текст. / Редкол.: Ю.С. Борисов и др.: РАН. Ин. рос. истории. – М., 1997.

45. Седова Н.А. Духовный облик Америки в литературе США I половины XIX века. - Дисс. канд. филол. наук. – М., 2009.

46. Солодовник В.И. История литературы США. – Краснодар: Изд-во Кубанского гос. Ун-та, 1997, 208 с.

47. Спэнкерен Кэтрин Ван. Краткая история американской литературы. – М.: «Поппури», 1994, 135 с.

48. Стейбек Джон. Русский дневник: пер. с англ. Текст. / Джон Стейнбек. – М.: Мысль, 1990, 142 с.

49. Тарнас Р. История западного мышления. – М.: Крон-Пресс, 1995, 230 с.

50. Третьченко Е.А. Образ Советской России в творчестве американских писателей и публицистов в историко-культурном процессе 1917-1991 годов. - Дисс. канд. филол. наук. – Шуя, 2010.

51. Толмачев В.В. От романтизма к романтизму. Американский роман 1920-х годов и проблемы романтической культуры. – М.: МГУ, 1997, 363 с.

52. Уланд Л.О. О романтическом // Литературные манифесты западноевропейских романтиков. – М.: Наука, 1980. – С. 120-247.

53. Филатова О.Г. Социология религии. Конспект лекций. – СПб: Изд-во Михайлова В.А., 2000, 64 с.

54. Чугров С. Россия и запад: метаморфозы восприятия. Текст. – М.: Наука, 1993.

55. Яхонько М.И. Проблема соотношения морали и религии в творчестве Э. По. – Киев: Айрис-Пресс, 1991, 250 с.

56. Allen P.V. Russia looks at America: the view to 1917 / by Robert V. Allen Washington; Library of Congress: for sale by the Supt. of Doc., U.S. 9 P.O., 1988, 322 p, 24 cm.

57. America in Perspective: The United States through Foreigh Eyes / Ed With Introd and notes by H.S. Commager N.U., 1947.

58. America and Russia, a century and a half of dramic encounters. Edited by Oliver Jensen. New-York, Simon and St Schuster, 1962. Jensen, Oliver Ormerod, 1914-ed. 314 p. 22cm.

59. Archer I. The Russians and the Americans. Text. I. Arcer. W.Y. Hawhorn books, 1975.

60. As we see Russia: by members of the Overseas Press club of America. 1 st. ed. New-York. E.P. Dutton, 1948, 316 p. 22 cm.

61. Bailey A.M. Americans I ‘Russia: Russian-American Relations from garly Times to Our Day Text. Th. A. Bailey. – W.Y., 1950.

62. Brown, James Edward. Russia fights / by James F. Brown, with a forward by Joseph E. Davies; New-York, C. Schribner’s sons, 1943, XI, 276 p. 21 cm.

63. Chamberlin W.H. Russia under Western Eyes // Russian Review, 1957. Vol. XVI. – Jun.

64. Devies Joseph Edward Mission to Moscow / Joseph E.D.: New-York, Simon and Schuster, 1941: XXII, 659 p, 1.1. front, ports, facsims. 22 cm.

65. Dallin A. The big three: the United States, Britain, Russia. New Haven, 1945.

66. Dean Vera. The United States and Russia / V.M. Dean 3d print. Cambridge, Harvard Univ. press, 1948, XVI, 336 p., maps, 20 cm.

67. Dubles Foster. The road to Teheran; the story of Russia and America, 1781-1943 / Foster Dulles Princeton, W.I., Princeton University press, 1944. Vi., p., 11, 279 p., 20 cm.

68. Fisher, Markoosha. My Lives in Russia. Text / Markoosha Fisher. New-York and London: Harper and brothers, 1944.

69. Hirdus M. Mother Russia / by Maurice Hindus; garden City. New-York, Doubleday, Doran and company, inc., 1943, xii P, 21, 395 P., 2 pion 11., posts, 24 cm.

70. Manning C.A. Russia influence on early America // Clarence Augustes Manning, New-Yorc, library Publishes, 1953, 218 p., 23 cm.

71. Reily A. America in contemporary soviet literature. W.Y. university press, 1971. Rougle Ch. Thee Russian Consider.

72. Robertson J. American Myth, American Reality. – New-York: Hill and wang, 1980. – 301 p.

73. Russian-American Dialogue on Cultural Relations, 1776-1914 / Ed by Norman E. Saul and Richard D. Me Kinzie. Columbia, London, 1997.