Филологические науки / 8. Родной язык и литература

К.филол.н. Ибатуллина Г.М., Хисамова А.У.

Башкирский государственный университет (Стерлитамакский филиал), Россия

Мифологема «Эрос-Танатос» и пути ее воплощения в повести А. Куприна «Суламифь»

Эротологический миф в творчестве А. Куприна, и прежде всего в трех наиболее читаемых, хрестоматийных его произведениях, – повестях «Гранатовый браслет», «Суламифь», «Олеся» – обозначен уже на тематическом уровне и является, как известно, сюжетообразующим. Именно этот аспект мифопоэтики Куприна в первую очередь привлекает внимание исследователей (см., н-р: [3], [4]; посвящена анализу данной проблематики и одна из наших работ: [1]). Однако, на наш взгляд, правомерно говорить о том, что в структуре художественных миров названных повестей не меньшую роль играет и миф танатологический. Мифологема Эрос-Танатос является здесь конструктивным образно-смысловым ядром, определяющим как философское содержание, так и художественную организацию произведений.

В повести «Суламифь» отсылка к образу амбивалентного единства Эроса и Танатоса звучит уже в эпиграфе, цитирующем библейскую «Песнь песней»: «Положи мя яко печать на сердце твоем, яко печать на мышце твоей: зане крепка яко смерть любовь, жестока яко смерть ревность: стрелы ее – стрелы огненные» [2, 274]. Слова «крепка (или сильна), как смерть, любовь» повторяются в дальнейшем неоднократно, становясь смысловым рефреном, создающим образно-сюжетное единство произведения. Однако наряду с библейским мифом в повести актуализирован целый ряд и других мифологемных миров; к одним из них отсылки даны непосредственно в самом тексте (как, например, к мифу об Озирисе и Изиде и вообще к восточной религиозной традиции), к другим – на уровне ассоциативных образов и мотивов: таковы аллюзийные отсылки к античным мифам об Афродите в сцене купания Суламифи в бассейне. Образы Изиды, Афродиты, а также Софии Премудрости Божьей, которая была при Творце «великой художницей, когда он проводил круговую черту по лицу бездны» [2, 278], будучи архетипическими моделями идеальной женской сущности, в разной степени и в разных формах отражены в облике Суламифи. Как Афродита Суламифь олицетворяет универсально-космические жизнеутверждающие силы Эроса; как Изида – идеальную супружескую любовь и верность; как София – совершенную божественную мудрость, ту, которая дает способность к неиссякаемому жизнетворчеству и которую до встречи с ней искал и не находил прославленный своей человеческой мудростью царь Соломон: «И увидел он в своих исканиях, что участь сынов человеческих и участь животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. И понял царь, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание – умножает скорбь. Узнал он также, что и при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль. И однажды утром впервые продиктовал он Елихоферу и Ахии: «Все суета сует и томление духа», – так говорит Екклезиаст» [2, 280]. Для Суламифи, воплощающей в своем существе жизнетворческие энергии Эроса, оказывается возможным, подобно Изиде, дважды спасти своего возлюбленного, избавляя его от власти Танатоса: сначала ее любовь освобождает его от смертной печали и экзистенциального «томления духа», в финале – уже непосредственно от самой смерти, приближение которой она со сверхъестественной чуткостью ощутила раньше царя и мгновенно закрыла его своим телом от меча.

Жертва Суламифи имеет и более широкий, общезначимый смысл: она спасает не только царя, но и само его царство, которое все больше оказывается во власти языческих инфернальных культов, прежде всего, оргиастических ритуалов царицы Астис. «Темные, злые, страшные и пленительные слухи ходили о царице Астис в Иерусалиме. Родители красивых мальчиков и девушек прятали детей от ее взгляда; ее имя боялись произносить на супружеском ложе, как знак осквернения и напасти. Но волнующее, опьяняющее любопытство влекло к ней души и отдавало во власть ей тела» [2, 312]. Мистерия Озириса и Изиды редуцируется здесь до извращенно-демонических подражаний, не имеющих ничего общего с первоначальной чистотой древнего египетского мифа. Воскресение подлинной сущности мифологических первообразов инкарнировано в мистерии любви Соломона и Суламифи: они являют себя как истинные Царь и Царица, чья любовь приобретает космоургический и теургический характер, преображая и их самих, и окружающую их реальность. Результатом воплощения этих сил и энергий становится не только разрушение демонических чар Астис, изгнанной царем, но и преодоление древней печальной мудрости самой смерти. Художественная философия Куприна обнаруживает возможность парадоксальной смысловой «трансмутации» архаической мифологемы Эрос-Танатос, утверждающей взаимозависимость этих начал. Если Соломон уверен, что «крепка, как смерть, любовь», то Суламифи дано внутреннее знание о том, что любовь сильнее смерти, и именно эта истина открывается читателю всей образно-смысловой и сюжетной логикой произведения. Смерть – антитеза не любви, а земной жизни человека, энергии же Эроса преодолевают оппозицию жизни и смерти, так же, как и любые другие, ограничивающие человеческий дух, оппозиции.

Литература:

1. Ибатуллина Г.М. Мифологема Эрос-Логос и ее смыслопорождающие функции в повести А. Куприна «Гранатовый браслет» // Сибирский филологический журнал. 2009. № 2. С. 85-92.

2. Куприн А.И. Повести / Сер. «Русская классика о любви». М.: Изд-во Русанова, 1993.

3. Хван А.А. Метафизика любви в произведениях А.И. Куприна и И.А. Бунина. М.: Ин-т худож. творчества, 2003.

4. Широкова Е.В. Идея русского эроса в повести А.И. Куприна «Суламифь» // Кормановские чтения: Статьи и материалы Межвуз. научной конфер. Ижевск: Изд. Удм. ун-та, 1995. Вып. 2. С. 203-211.