Осиночкина
Е.В
Защита прав
человека на жизнь в трансплантологии-
правовой
аспект
Историки медицины не случайно выделяют в
истории трансплантации начало собственно научной трансплантации, датируя его
XIX веком. Первые исследования по проблемам трансплантации историки медицины
связывают с итальянским доктором Г. Баронио, немецким врачом Ф. Райзиндером.
Особое внимание уделяется деятельности по созданию костно-пластической хирургии
Н. И. Пирогова. Нельзя не упомянуть и о первой диссертации П. Берта (1865) на тему
«О трансплантации тканей у животных»[1].
Однако по истории и нравственным аспектам
данной проблемы написано много. Какова же юридическая доктрина и практика по вопросам
трансплантологии сегодня в Российской Федерации, все ли вопросы решены,
насколько защищены - мы граждане и пациенты?
Виктор Победин в своей статье по проблема этики в транспонтологии отмечает
достаточно важный факт сопутствующий современной трансплантологии: «В
современной медицинской литературе, посвященной, в частности, этическим проблемам
клинической трансплантации органов и тканей человека, все большее
распространение получает весьма опасная тенденция, отдающая приоритет «частному
интересу и пользе» перед «универсальным благом». В конкретной ситуации
современной клинической трансплантологии этические понятия «частный интерес» и
«универсальное благо» наполнены следующим конкретным содержанием: понятие
«частный интерес» представляет заинтересованность реципиента и
врача-трансплантолога в получении донорского органа, понятие «универсальное
благо» -
сохранение основного условия человеческих взаимоотношений - воли и согласия к
действию всех участников взаимоотношения. Принцип презумпции согласия,
положенный в основу Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей
человека» (1992 г.) - это очередная попытка обесценить идею «блага», подчинив
ее господству частного интереса». Однако, данная точка зрения не может быть
бесспорной хотя бы с тех позиций, что в Конституции Российской Федерации, где в
статье 2 указывается, что человек его права и свободы
являются высшей ценностью и этой же позиции придерживались законодатели при
формировании норм Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей
человека»[2]. В нашей стране уже был опыт вторичности частного
интереса и ни к чему хорошему он не привел (раньше думай о Родине, потом о
себе). На наш взгляд, позиция автора является достаточно категоричной.
Возможно, стоит обсудить границы и правила «частного интереса», доработать
нормы законодательства с учетом практики правоприменения презумпции согласия.
Конечно, есть опыт зарубежных стран, где
введен принцип презумпции несогласия – это
признание изначального несогласия на изъятие органов и тканей, то есть если
человек согласен на эти действия, он должен в установленной форме выразить свое
согласие. В США, к примеру, документ согласия оформляется при жизни донора. Принцип
презумпции несогласия действует в Бразилии, Польше, Китае, Германии, Италии,
Франции. Однако готовы ли мы к нему, насколько введение данного принципа
целесообразно?
В отношении трансплантологии
интересным является вопрос определения момента смерти и распоряжения телом
умершего как потенциального объекта изъятия органов с точки зрения закрепленной
законодательно презумпцией согласия. В Российской Федерации есть судебная
практика разрешающая данные вопросы. Весьма показательным является Решение
Верховного Суда Российской Федерации ОТ
17.06.2002 N ГКПИ 2002-566 «О гражданском деле по заявлению Старченко А.А.»
Считаю нужным привести большую часть данного решения, содержащего несколько
значимых выводов по вопросам трансплантологии.
Так, Верховный Суд
Российской Федерации, проверив материалы дела, выслушав объяснения заинтересованных лиц и заключение
прокурора, полагавшего заявление Старченко А.А. подлежащим удовлетворению,
Верховный Суд Российской Федерации находит заявленные Старченко А.А. требования
обоснованными и подлежащими удовлетворению[3].
В Решении даны
определенные стратегические направления в понимании презумпции согласия. Суд, основываясь
на нормах Конституции РФ о человеческом достоинстве пришел к следующим выводам:
1 Понятие
достоинство личности включает в себя уважительное отношение не только к
личности умершего человека, но и к его останкам.
2 Действия по
достойному отношению к телу умершего должны осуществляться в полном соответствии
с волеизъявлением умершего, если не возникли обстоятельства, при которых
исполнение волеизъявления умершего невозможно, либо иное не установлено законодательством
Российской Федерации.
3 В случае
отсутствия волеизъявления умершего право на разрешение указанных действий с
телом умершего, имеют супруг, близкие родственники (дети, родители,
усыновленные, усыновители, родные братья и родные сестры, внуки, дедушка,
бабушка), иные родственники либо законный представитель умершего, а при
отсутствии таковых иные лица, взявшие на себя обязанность осуществить погребение
умершего.
4 Признать противоречащими федеральному
законодательству, недействующими и не подлежащими применению пункты 2, 3 и 5
«Инструкции по изъятию и первичному консервированию гипофизов от трупов
человека», утверждённой приказом Министерства здравоохранения СССР от 23
сентября 1977 г. № 866, и пункты 1.1 и 1.2 приказа Министерства здравоохранения
СССР от 7 июля 1987 г.
№ 872 «Об увеличении сбора гипофизов от трупов для производства гормональных препаратов».
Поскольку в данных актах допускают
нормы предусматривающие изъятие органов у трупа человека без соответствующего
волеизъявления самого умершего или лиц, перечисленных в федеральном законодательстве.
Норма, предусматривающая оплату за изъятые органы человека, противоречит статье
15 Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека», в силу которой
продажа органов и (или) тканей человека недопустима.
Однако, на этом проблемы правового
регулирования в области трансплантологии не заканчиваются. На наш взгляд, можно
выделить ряд направлений в проблемах сопровождающих правовое регулирование
трансплантологии в Российской Федерации.
1
Особенности защиты статуса
медицинского работника при осуществлении трансплантации и ответственности
последнего.
Проведение биомедицинских
исследований на человеке непосредственно связано с таким уголовно-правовым
институтом, как обоснованный риск. На сегодняшний день данное понятие в юридической
науке не разработано должным образом, а точнее оно отсутствует, хотя реальная
необходимость в нем назрела, что объясняется как минимум тем, что причинение
вреда в процессе рискованных действий, несмотря на их добросовестный характер,
может повлечь для рискующего лица уголовную ответственность. Институт крайней
необходимости не охватывает всех случаев риска в медицине. Именно в отсутствие
уголовно-правового института обоснованного риска начали осуществляться
сложнейшие операции на сердце, нейрохирургические операции на мозге человека,
трансплантация органов и тканей, что ставило под вопрос статус врачей,
биологов, генетиков, принимавших участие в данных процессах.
Сегодня в юридической науке
уже есть достаточно весомые исследования в области правового анализа
медицинского риска.
Медицинский
риск, понимаемый в контексте обоснованного риска, определяется как действия
(акты бездействия) медицинского работника, сопряженные с опасностью причинения
вреда правоохраняемым интересам, совершаемые с терапевтической или иной общественно-полезной
целью, не достижимой без риска, если рискующий медицинский работник предпринял
достаточные с его точки зрения меры для предотвращения указанного вреда.
Абсолютными пределами медицинского риска, как разновидности обоснованного
риска, являются недопустимость создания угрозы для жизни многих (хотя бы трех)
людей, угрозы экологической катастрофы или общественного бедствия[4].
Таким образом, медицинский
риск является:
1 Подвидом обоснованного риска. Обоснованный риск (ст. 41 УК РФ) может
иметь место в различных сферах общественной жизни, в том числе и в медицине.
2 Это действия или
бездействия, совершить которые, можно только рискуя.
В ст. 41 УК РФ определены
пределы (условия) правомерности риска, при которых уголовная ответственность
исключается:
-
не является
преступлением причинение вреда охраняемым законом интересам при обоснованном
риске для достижения общественно полезной цели;
-
риск признается
обоснованным, если указанная цель не могла быть достигнута не связанными с
риском действиями и лицо, допустившее риск, предприняло достаточные меры для
предотвращения вреда;
-
риск не признается
обоснованным, если он заведомо был сопряжен с угрозой для жизни многих людей, с
угрозой экологической катастрофы или общественного бедствия.
М.И. Ковалев,
И.Г. Вермель считают, что уголовная ответственность медицинских работников
должна наступать только при соблюдении следующих условий:
1 Действия
медицинского работника были явно неправильными, противоречили общепризнанным
правилам медицины. Эти действия будут неправильными, если не выполнены какие-то
обязательные требования (например, при переливании крови не определена групповая
и резус – принадлежность крови донора и больного).
2 Медицинский
работник мог и должен предвидеть, что действия его неправильные и потому могут
причинить вред больному[5].
3 Цель таких действий должна
быть общественно-полезной. Следует различать
вмешательства в функционирование человеческого организма: во имя развития науки
и для оказания помощи конкретному больному. Можно выделить два вида
медицинского риска медицинский эксперимент и риск в интересах излечения
больного.
Рассматривая статус
органов, тканей, тела человека как объектов права собственности и права на
физическую неприкосновенность, необходимо выделить существующую на сегодняшний
день коллизию законодательства, а именно Закон о трансплантации и Закон о
погребении не подверглись изменению в связи с принятием Закона об основах
охраны здоровья граждан. В частности, ст. 5 Закона о погребении устанавливает
расширенный по сравнению со ст. 47 Закона об основах охраны здоровья граждан
перечень лиц, имеющих право выражать свое согласие/несогласие на изъятие
органов (тканей) у умершего. Право на разрешение таких действий законом
закреплено за родственниками умершего, что, однако, не совсем понятно ряд аспектов,
а именно:
1) как будет решаться вопрос в случае
разногласий относительно распоряжения телом умершего между родственниками?
2) является ли это распоряжение одним из
правомочий, предоставленных собственнику вещи (здесь это тело человека), в
отношении его собственности?
[1] Силуянова, И.В. Биоэтика в России: ценности и законы
/ И.В. Силуанова. – Режим
доступа: http://rsmu.ru/fileadmin/rsmu/img/lf/cbme/ uchebno_metod_rabota/
bioetika_v_rossi i_cennosti_i_zakoni.doc.
[2] Согласно норме статьи 47 данного закона совершеннолетний дееспособный гражданин может в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме, заверенной руководителем медицинской организации либо нотариально, выразить свое волеизъявление о согласии или о несогласии на изъятие органов и тканей из своего тела после смерти для трансплантации (пересадки). В случае отсутствия волеизъявления самого лица заявить о своем несогласии на изъятие могут супруг (супруга), а при его (ее) отсутствии - один из близких родственников (дети, родители, усыновленные, усыновители, родные братья и родные сестры, внуки, дедушка, бабушка).
[3] О признании противоречащими федеральному
законодательству, недействующими и не подлежащими применению пункты 2, 3 и 5
«Инструкции по изъятию и первичному консервированию гипофизов от трупов
человека», утвержденной Приказом Министерства здравоохранения СССР от
23.09.1977 № 866, и пункты 1.1 и 1.2 Приказа Министерства здравоохранения СССР
от 07.07.1987 № 872 «Об увеличении сбора гипофизов от трупов для производства
гормональных препаратов»: решение Верховного Суда РФ от 17 июня 2002 г.
№ ГКПИ2002-566 // КонсультантПлюс:
справочная правовая система: Судебная практика. – Режим доступа:
http://www.consultant.ru.
[4] Крылова, Н.Е. Уголовное право и биоэтика
(уголовно-правовые проблемы применения
современных биомедицинских технологий): автореф. дис. … докт. юрид. наук / Н.
Е. Крылова. – М.: Изд-во МГУ, 2006. – С. 9.
[5]
Ковалев, М.И. Критерии уголовной ответственности медицинских работников за
ненадлежащее лечение / М.И. Ковалев, И.Г. Вермель //
Социалистическая законность. – 1987. –
№ 4. – С. 57–58.