К.ю.н., доцент Мамычев А.Ю.

Глинская Г.С.

Владивостокский государственный университет экономики и сервиса

Духовно-нравственные и ценностно-этические основания публично-правовой деятельности власти
и должностных лиц

Статья написана при финансовой поддержке гранта РГНФ
проект № 14-43-93502

По заключению многих современных аналитиков и исследователей правовой культуры общества в постсоветской России в качестве устойчивых процессов наблюдается резкое снижение духовно-этнический и профессиональных стандартов профессиональной деятельности. Все это, очевидно, влияет на делигитимацию государственной власти, низкой поддержки результатов её юридической деятельности, негативная социальная оценка правоприменительной, судебной и правотворческой деятельности.

Этико-духовное и ценностное измерение права, юридической деятельности в основном рассматривается в рамках философии и этики права. Этическое измерение профессиональной деятельности предполагает, что этический стандарт «это общественный институт, который выполняет функцию регулирования человеческого поведения с позиций его моральной оценки» [4, 54].

В настоящее время многие социологические исследования фиксируют устойчивое снижение значимости духовно-нравственных и ценностно-этических стандартов и требований в деятельности должностных лиц, реализующих публичную власть в государстве. Это, в свою очередь, активизирует развитие внеправовых форм деятельности государственной власти. Снижение нравственных и этических требований обусловливают и серьёзные деформации в правовом мышлении граждан, должностных лиц, а также низкую эффективностью и легитимностью деятельности органов внутренних дел и иных правоохранительных органов.

При эти деформации выражаются в массовых явлениях политического, правового и духовно-нравственного инфантилизма (несформированность и пробельность правовых и нравственных, этических взглядов, знаний, установок, представлений, идеалов и т.п.), нигилизма (игнорирование нравственных ценностей, требований закона, отрицание социальной значимости и ценности социально-нормативных систем и проч.), криминализации (сращивание правового сознания граждан, сотрудников правоохранительных и иных органов с преступными структурами) [2].

Кроме того, деформации обуславливаются также процессами стереотипизации – формирования искажённых правовых и политических клише и стереотипов в процессе публично-властной деятельности. Как отмечает П.П. Баранов, наиболее характерными для данной формы деформации являются шаблоны, например, обвинительного уклона во властно-правовом взаимодействии уполномоченных должностных лиц с гражданами; презумпция собственной непогрешимости в решении профессиональных вопросов; стереотипы закрытости (практически «юридической сакральности») внутренней властно-правовой деятельности и жёсткая внутренняя психологическая «самоцензура»; ориентация на ужесточение наказания и проч. [1, 84].

Данные деформации порождают, по мнению исследователя, не только все сферы, но и уровни правовой культуры и правосознания. Они вторгаются в область специализированных знаний, которыми пользуются граждане и должностные лица, разрушают политические, правовые и нравственные установки, чувства, убеждения, искажают политико-правовое и духовно-нравственное мировоззрение. Думается, что современные деформации правового мышления во многом связаны с транзитивностью социально-политической организации российского общества, ломкой традиционных ценностей и мировоззренческих ориентиров развития, духовно-нравственной дезориентацией и социальной аномией. Все это обусловливает нигилистическое отношение к праву и существующей государственно-правовой действительности. Нигилистическое отношение к политическому порядку и праву, бесспорно, является деструктивным фактором, разрушающим как саму политико-правовую организацию общества, так и её ценность, и активизируют процесс искажения правового сознания и т.д.

Общеизвестно, что субъективный состав нигилистических отношений включает отдельных индивидов, склонных в своём правовом мышлении и юридически значимом поведении к деликтивной и криминальной форме реализации своих интересов и потребностей, социальные группы, организованные с целью достижения своих идейных и материальных целей неправомерными, неформальными или аморальными средствами, а также и должностных лиц государства, чиновников, ведомственных управленческих подразделений и т.п.

Иногда к этим группам относят в целом и «управленческо-бюрократический аппарат, руководствующийся легистскими принципами этатиского неправа» [1, 527]. Вспомним в этом контексте либертарную концепцию В.С. Нерсесянца, в которой он обосновывал, что закон, принятый в этатиских целях, нарушающий формальную свободу, справедливость и равенство, искажает само существо права, его ценность [3]. В свою очередь, действия государственных служащих представляют собой именно нигилистическое отношение к праву, к правовой реальности, инициирующие развитие различных форм внеправовой деятельности органов государственной власти и их должностных лиц.

Кроме того, по мнению известного политолога Д.Е. Фурмана, на постсоветском пространстве закономерно сложились и достаточно успешно воспроизводятся авторитарные имитационные демократические политические системы (Россия, Белоруссия, Туркменистан, Таджикистан, Грузия, Казахстан и др.), довольно часто использующие внеправовые формы государственной деятельности, в которых для легитимации власти осуществляется «ритуализация» избирательной системы, поддерживаются иллюзии всенародных выборов и т.п. В этих системах, с одной стороны, повышается влияние спецслужб на политику, экономику и проч., а с другой – происходит уменьшение формально-правового пространства властных практик, что активизирует и расширяет внеправовую деятельность государственной власти.

При этом активность государственной власти и должностных лиц в публичной сфере все больше напоминает «политические спецоперации», реализующиеся «где-то на грани законного и незаконного (формируя так называемые «плавающие рамки законности» или развивая феномен «ситуативной законности» во властной деятельности и «индикативный характер правовой активности», законность по индикаторам или «статистическую законность» – А.М., Г.Г.) или вообще за пределами закона (формирование неправового пространства властной деятельности – А.М., Г.Г.)… контроль над высшей бюрократией, олигархами и региональными “баронами”, их проверки на лояльность... – все эти необходимые для поддержания системы действия по сути своей представляют “тайные операции”. Они становятся не чем-то исключительным, а постоянным и важнейшим аспектом любого политического действия» [5, 138].

Поэтому сегодня на уровне массового правосознания чётко проявляется потребность к восстановлению духовно-нравственных и ценностно-этических стандартов публично-властной деятельности. Причём, по данным многих социально-психологический и иных социологических исследований и опросов фиксируется устойчивый запрос на морально-правовой тип обоснования властной деятельности [6], в котором вертикаль ценностно-нормативной иерархии выстраивается от духовных, абсолютных истин и доминант к социальным. Законотворческая, правоприменительная и судебная деятельность государственной власти обрамляется нравственным содержанием и духовным долгом. Сильными в массовом восприятии являются те властно-политические формы и правовые средства, опосредующие взаимодействие личности, общества и государства, которые основываются на духовно-нравственном служении и правообязанности, а формально-нормативный аспект общественного порядка трактуется в качестве вторичного, инструментального.

Для современного массового правового мышления «особое значение имеет такая ценность, как “сильное государство”. В литературе по авторитаризму она нередко интерпретируется как один из наиболее явных показателей авторитарности. Анализ наших данных показывает, что этот индикатор следует трактовать более осторожно», поскольку он связывается не с авторитарным началом государственной власти, а с морально-нравственным. Поэтому «неоправданно отождествление коммунитаристских традиций нашей политической культуры с собственно авторитаризмом». Ратуя за усиление государственной власти, общество, прежде всего, предъявляет «серьёзный запрос на морально-политические ценности и, в частности, на идеи социальной справедливости», идеократической обусловленности властно-правовой деятельности, обеспечение и реализацию высоких духовно-нравственных (деонтологических) стандартов деятельности тех или иных должностных лиц [6, 20 – 24].

Поэтому в отечественной политической и юридической мысли на протяжении всей истории реальное либо мнимое ослабление государства интерпретируется доктринальным, профессиональным и массовым правосознанием в качестве негативной тенденции, инициирующей деструктивные и конфликтогенные факторы и события, аномические юридические и политические процессы, инволюцию правовой культуры и нигилизм.

Литература:

1. Баранов П.П. Современные проблемы деформации и криминализации правосознания сотрудников органов внутренних дел // Проблемы теории правосознания и правового воспитания. Ростов н/Д, 2005. Ч. II. Т. 2.

2. Баранов П.П., Витрук Н.В. Правосознание работников милиции: мифы, деформации, стереотипы // Право и жизнь. 1992. № 1 – 3.

3. Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997.

4. Оболонский А.В. Этика публичной сферы // Общественные науки и современность. 2008. № 2.

5. Фурман Д.Е. Движение по спирали. Политическая система России в ряду других систем. М., 2010.

6. Шестопал Е.Б. Политическая повестка дня российской власти и её восприятие гражданами // Политические исследования. 2011. № 2.