История  / 2. Общая история

 

Д.и.н. Кокебаева Г.К.

Казахский национальный университет им. аль-Фараби, г. Алматы, Казахстан

Нормативные документы официальных властей Германии об обращении с советскими военнопленными

 

Официальная политика нацистских властей относительно советских военно­пленных сформировалась еще при разработке плана нападения на СССР. В «Директивах Верховного командования Вермахта об уничто­жении политичес­ких комиссаров и функ­ционеров Красной Армии» от 6 июня 1941 г. предпи­сывалось: «в борьбе против большевизма не обращать­ся с военнопленными с точки зрения человеч­ности и по нормам международного права, так как от поли­ти­ческих комиссаров всякого рода как от собственных носителей сопро­тив­ления нужно ожидать полное ненависти, жестокое и нечеловеческое обра­ще­ние с нашими пленными»1. Приказ об уничтожении комиссаров был допол­нен приказом № 8 начальника полиции безопасности и службы безопасности Р. Хайдриха от 17 июля 1941 г. «О задачах оперативных групп и полиции безопасности в лагерях военнопленных». Задачи оперативных групп заклю­чались в выявлении и отборе коммунистов и евреев в пересыльных и постоян­ных лагерях военнопленных в Восточной Пруссии, на оккупи­рованной терри­то­­рии Польши и Советского Союза. «Оперативные группы (айнзац­группы) долж­ны проводить перепроверку военнопленных для выявления среди них всех значительных функционеров государства и партии, в частности, функционеров Коминтерна, всех авторитетных работников КПСС, всех народных комиссаров и их заместителей, всех бывших политических комиссаров в Красной Армии, советских интеллигентов, всех евреев, всех людей, принадлежащих к подстре­кателям или фанатичным коммунистам»2. Перечисленные лица после полу­чения све­дений о методах работы Советского государства, Коммунистической партии и Коминтерна должны быть уничто­жены. По приказу начальника гестапо Мюллера от 21 июля 1941 г. в лагеря, где размещались советские воен­но­пленные, направлялись карательные отряды. Действия этих отрядов по выяв­лению «подозрительных элементов» в лагерях и уничтожение их продолжались до конца войны. Отобранных этими отрядами людей отправляли в концен­трационные лагеря, где их убивали или проводили медицинские эксперименты. Нацисты старались держать этот приказ в строжайшем секрете. Начальник генерального штаба группы армии «Север» указывал 2 июля 1941 г. начальнику генерального штаба 4-брони­рованной группы, что текст приказа о комисса­рах необходимо уничтожить, чтобы он не попал в руки врага», т.к. враг мог использовать его как пропагандистское оружие3. 26 августа 1941 г. штаб 16‑армейского корпуса направил в Верховное командование сухопутных сил письмо, где выразил сомнения относительно эффективности приказа о комисса­рах. В письме сооб­щалось, что в последнее время часто повторяются ложные слухи о намерении русских убивать пленных немецких офицеров в отместку за убийство немцами пленных советских комиссаров4. А слухи о возможности применения советскими войсками ответных репрессивных мер против пленных немецких офицеров действительно просачивались. Например, 2 сентября 1941 г. советник посольства Хильгер направил в Министерство иностранных дел копию сообщения представителя МИД при 2-армейском корпусе советника графа Боди-Гедриготти о том, что у советской стороны существует намерение расстреливать немецких офице­ров, попавших в плен, как репрессалий за уничтожение комиссаров. При этом он предупредил, что это сообщение еще не подтверждено5. 

Приказ об уничтожении комиссаров вместо ожидаемого нацистами страха и ослабления боевого духа привел к усилению сопротивления советских войск. Руководство действующих на восточном фронте сухо­путных войск уже начало сомневаться в правильности приказа об уничто­жении комиссаров. Откоманди­рованный генерал 39-армейского корпуса Шмидт в меморандуме от 17 сен­тября 1941 г. требовал срочно прекратить исполнение приказа о расстреле политических комиссаров, так как если бы только некоторые комиссары знали, что они могут спасти свою жизнь путем сдачи в плен, то была бы разрушена утвердившаяся до сих пор «внутренняя сплоченность корпуса политического руководства»6. Однако Верхов­ное командование Вермахта отклонило просьбу Верховного командования сухопутных войск об ослаблении приказа о комис­сарах, ссы­лаясь на то, что фюрер отказывается «от любого изменения изданных до сих пор приказов об обращении с полити­ческими комисса­рами»7. Только после тяжелых сражений конца 1941 – начала 1942 годов, на которых немецкая армия понесла большие потери, нацистское руководство решило изменить приказ об уничтожении полити­ческих руководителей советских подразделений. 6 мая 1942 г. был издан приказ, гарантирующий «сохранение жизни» советским комиссарам и поли­тическим руководителям, чтобы добиться увеличения ко­личества перебежчиков и капитуляции сражающихся советских подразделений.

Противоправное обращение нацистов с советскими военнопленными не ог­ра­ничивалось приказом об уничтожении комиссаров. 16 июня 1941 года Глав­но­командующий Вермахта издал приказ № 25/41, регулирующий правила обращения с военнопленными в случае реализации плана «Барбаросса». В первом разделе определены организационные вопросы, разделены сферы ответственности Главного штаба Вермахта и Верховного командования сухо­путных сил, предусмотрено создание приемных и постоянных лагерей для советских военнопленных. Во втором разделе указаны правила обращения с советскими военнопленными. Здесь особо подчеркивается идеологическое противостояние национал-социа­лизма и большевизма: «Большевизм – смер­тельный враг национал-социа­листической Германии. Поэтому необходимо проявлять по отношению к военнопленным Красной Армии крайнюю осторож­ность и повышенную бдительность. В частности, необходимо учесть коварное поведение военнопленных азиатского происхождения. Поэтому нужны реши­тель­ные и энергичные действия при малейших признаках неповиновения, особенно против большевистских подстрекателей. Полное устранение любого активного и пассивного сопротивления! ...Противник не признал Женевскую конвенцию о содержании военнопленных от 27.7.1929. Несмотря на это она составляет основу для обращения с военнопленными»8. Далее перечислены правила содержания и привле­чения военнопленных к работе: военнопленные используются в основном в работах, обеспечивающих потребности войск; рабо­та военнопленных не оплачивается; пленные офицеры и санитарный персонал не получают жалованья; передача в Центральное справочное бюро сведений о военнопленных не требуется; не допускаются в места размещения пленных доверенные лица, представляющие интересы военнопленных; норма питания военнопленных определяется особым приказом; штрафные санк­ции против военнопленных не ограничиваются наказа­ниями, предусмот­ренными в конвен­ции. Как видим, перечисленные основные правила обращения с военно­пленными совершенно не соответствуют нормам Женевской конвенции. Следо­ва­тельно, приведенные выше слова «против­ник не признал Женевскую конвенцию о содержании военнопленных от 27.7.1929; несмотря на это она сос­тав­ляет основу для обращения с военнопленными» носят только деклара­тивный характер.

В распоряжении № 3058/41 Верховного командования Вермахта об обра­щении с советскими военнопленными от 8 сентября 1941 г., уже не упоми­на­ется хотя бы формально, как это было указано в приказе от 16 июня 1941 г., о со­блю­дении Женевской конвенции 1929 года. К этому распоряжению были приложены «Памятка по охране советских военно­пленных» и перевод на немецкий язык «Положения о военнопленных», утвержденного постанов­лением ЦИК и СНК СССР от 1 июля 1941 г. «Памятка ... » отражает суть политики нацистов, применяв­шейся по отношению к советским военно­плен­ным за весь период войны. В ней снова подчеркивается идея об идео­логическом противостоянии нацистской Германии и большевистского СССР: «Большевизм – смертельный враг национал-социалистической Герма­нии. Впервые в этой войне перед немецким солдатом находится враг, обученный не только в воен­ном, но и в политическом смысле, который видит в коммунизме свой идеал, а в национал-социализме – своего злейшего врага. В борьбе против национал-социализма используются все средства: партизанская война, бандитизм, сабо­таж, поджог, подрывная пропаганда, убийство. Совет­ский солдат, даже попав­ший в плен, как бы безобидно он внешне не выглядел, будет пользоваться лю­бой возможностью, чтобы выместить свою ненависть ко всему немецкому. Следует учитывать, что военнопленные получили соответствующие указания о поведении в плену. По отношению к ним нужно проявлять крайнюю бдитель­ность, величайшую осторожность и острейшее недоверие». Далее командам охраны лагерей предписываются следующие указания:

1. Беспощадная кара при малейших признаках протеста и неповиновения.

2. Предотвращать любое общение военнопленных с гражданскими лицами и в случае необходимости применять оружие, в том числе и против гражданских лиц.

3. Каждый охранник должен держаться на такой дистанции от военно­пленных, чтобы в любое время иметь возможность применить оружие.

4. Даже в отношении к тем военнопленным, которые работают охотно и послушно, мягкость не должна иметь места9.

Это распоряжение вызвало возражение у некоторых военных руково­ди­те­лей. 15 сентября 1941 г. начальник военной разведки В. Канарис направил на­чальнику Верховного командования Вермахта генерал-фельд­маршалу В. Кей­­­телю докладную записку. Канарис считал, что содержание 1‑пункта рас­поряжения от 8 сентября не соответствует существующей военной концепции: «Женевское соглашение о военнопленных не действует между Герма­нией и СССР, но действуют основные принципы международного права об обращении с военнопленными. В них еще с 18-го столетия конста­тировалось, что военный плен не является ни местью, ни наказанием, а применяется лишь с единст­венной целью предотвратить дальнейшее участие военно­пленных в боевых действиях. Этот принцип развивался в связи с действующим во всех армиях представлением, что убийство или ранение безоружных противоречит военной точке зрения; одновременно он соответ­ствует интересу каждой воюющей сто­роны, поскольку они знают, что их собственные солдаты в случае взятия в плен будут защищены от жестокого обращения»10. На этом документе сохранились замечания Кейтеля, написанные от руки: «Размышления соответствуют солдатским понятиям о рыцарской войне! Здесь речь идет об уничтожении мировоззрения. Поэтому я одобряю эти меры и поддерживаю их». Канариса беспокоило и второе приложение к распоряжению от 8 сентября, где дается перевод на немецкий язык советского «Положения о военнопленных». Он счи­тает, что сравнение двух текстов («Памятки по охране советских военно­пленных» и «Положения о военно­пленных») будет не в пользу первого: «В приложении 2 дается перевод русского указа о военнопленных, который соот­ветствует основ­ным положениям общего международного права и Женевскому согла­шению о военнопленных. …Если и трудно предположить, что русский указ будет соблюдаться в русской части Советского Союза, то нельзя отрицать опасности того, что немецкое постановление будет подхвачено вражеской про­пагандой и будет противопоставлено этому советско-русскому указу». Кана­рис считает, что преобладание политических мотивов в обращении с советскими военнопленными ограничивает возможности использования их на работах по восста­новлению оккупи­рованных областей, которые жизненно важны для немецкой экономики. Он видит недостатки распоряжения от 8 сентября 1941 г. и в том, что в нем «вместо того, чтобы использовать разногласия внутри населения оккупи­рованных областей для облегчения немецкого управления, делается все для моби­лизации всех внутренних сил России и превращения их в единого врага»; в результате жестокого обращения с ними «военнопленные, которые могли бы использоваться как внутриполитические противники боль­шевистского режима для разведывательных целей, в особенности, предста­вители национальных меньшинств, готовые к вербовке, от этой готовности откажутся». Наконец, из-за плохого обращения с советскими военно­пленными «отпадает возможность протестовать против плохого обра­щения с солдатами Вермахта в советском плену». На этом месте Кейтель написал от руки замеча­ние «Тоже бесполезно». Докладная записка Канариса заканчивается словами: «Иностранный отдел разведки не при­нимал участия в разработке этого постановления. По мнению иностран­ного отдела разведки, против него име­ются серьезные возражения, касающиеся как основных положений, так и, несомненно, вытекающих из него отрицательных последст­вий политического и военного характера».

Примерно такой же позиции придерживалось Минис­терство по делам оккупированных восточных областей по поводу содержания советских военно­пленных. Министерство считало, что, во-первых, война на востоке еще не закончена, поэтому обра­щение с военнопленными повлияет на настроение борющихся советских подразделений и возможных перебежчиков; во-вторых, немецкая империя намеревается и после войны использовать территорию Советского Союза в экономических целях, в осуществлении этих намерений должно участвовать и население; в-третьих, несомненно, большевизм надо искоренить и заменить чем-то более «хорошим», т.е. национал-социализмом, военнопленные должны познать это «хорошее» на собственном опыте, и возвращаться домой с чувством глубокого уважения и восхищения Германией и ее новым порядком, таким образом стать пропагандистом дела Германии и национал-социализма. Однако эти возражения не внесли особых изменений в официальную политику нацистской власти относительно содержания советских военнопленных. Анализ приказов и распоряжений показывает, что уже до начала советско-германской войны и в первые месяцы войны, когда с помощью Между­народного Красного Креста и нейтральных стран происходило выяс­нение правового статуса советских и немецких военнопленных, высшее нацист­ское руководство уже знало, какая судьба уготована им.

Надо сказать, что доку­менты Верховного командования Вермахта относи­тельно содержания военно­пленных западных стран отличались от приказов об обращении с советскими военнопленными. Для сравнения возьмем приложение к «Памятке по охране военнопленных», предназначенной для «Группы Iс», действовавшей в Бельгии и Северной Франции. Приложение содержит «10 указаний по обращению с военнопленными»: чрезмерная жесткость так же неприемлема, как ошибочно понятое товарищество, например, предложение сигарет; не забирай солдатскую книжку, ярлыки и личные знаки, а также личное имущест­во пленника; сдерживай себя и сохраняй честь немецкого солдата ...11.  

Приказы и распоряжения нацисткой власти об обращении с советскими военнопленными, совершенно игнорирующие нормы международного права характерны начального периода войны, периода победоносных наступлений немецкой армии. Но первые успешные контрнаступления советских войск показали, что война будет иметь затяжной характер, это отразилось и на содер­жании нормативных документов об обращении с военнопленными. Немецкая промышленность испытывала острую нужду в рабочей силе, и эту проблему можно было решить за счет трудоиспользования советских военно­пленных. 24 декабря 1941 г. глава Верховного командования Вермахта В. Кей­тель под­писал приказ № 003150/41. Приказ начинается словами: «В связи с необ­ходимостью увольнения из военных предприятий значительного коли­чества освобожденных до сих пор от службы солдат для отправки на фронт важное значение приобретает трудоиспользование советских военноплен­ных»12. 24 марта 1942 года Верховное командование Вермахта издал секретный приказ № 389/42 об изменении правил обращения с советскими военно­пленными. Во все охранные команды была направлена новая памятка под названием «Правильное обращение с советскими военно­пленными». Содер­жание этого документа во многом отличается от строгих предписаний памятки от 8 сен­тября 1941 г. Здесь охраннику предписывается необходимость более терпимого отношения к советским военно­пленным, так как военнопленные нужны Гер­мании для использования в качестве рабочей силы. Чтобы не противоречить прежним приказам о строгом обращении с советскими военнопленными, охран­нику внушается идея о том, что немецкий солдат как «дисциплинированный и всегда справедливый национал-социалист» должен показывать пример образ­цового поведения по сравнению с «необузданным советским человеком, кото­рый знает только террор, но не спра­ведливость»13.

Приказы и распоряжения военных и гражданских властей Третьего Рейха о правилах обращения с военнопленными менялись в соответствии с изменением государственной политики в ходе войны. При этом особая жестокость по отношению к советским военнопленным была характерна для прика­зов нацист­ских властей в первые годы войны против СССР.

И нацистская Германия, и сталинский Советский Союз взаимно не соблюдали норм международного права в обра­щении с военнопленными. Воен­но­пленные для них были средством идео­ло­гической, политической и воору­женной борьбы.

 

Литература:

1. Dokumente des Verbrechens: Aus Akten des Dritten Reiches 1933-1945. Berlin: Dietz, 1993, Bd. 1, S. 137-139.

2. Bundesarchiv (Berlin), R 58/272, с. 54-58.

3. Anatomie des SS-Staates.  Freiburg: Walter-Verlag, 1965, Bd. 2, S. 232-233.

4. Politisches Archiv des Auswärtigen Amts (Berlin), R 105177, Bd. 11.

5. Ibid., R 105178, Bd. 12.

6. Anatomie des SS-Staates …, S. 235-236.

7. Ibid., S. 237-238.

8. Ibid.,  S. 223-224.

9. Bundesarchiv – Militärarchiv (Freiburg), RW 4v/763, Bl. 4-10.

10. Anatomie des SS-Staates, S. 251-253.

11. Bundesarchiv – Militärarchiv (Freiburg), RH 49/37, Bl. 67.

12. Ibid.,  RW 53-17/186.

13. Ibid.,  RW 4v/763, Bl. 2a-2b.