К.и.н. Медведик И.С.

Астраханский государственный университет, Россия

Англо–российский конфликт в Персии: позиция королевы Виктории (конец XIX в.)

Вся викторианская эпоха прошла под знаком антироссийской направленности британской внешней политики. К концу XIX в. страны по–прежнему видели друг друга не просто соперниками, но врагами. Для такого восприятия было немало причин, ставших предметом исследования историков [1]. Одним из тех регионов мира, где на рубеже XIXXX веков  сосредоточились англо-российские противоречия, была Персия. Экономические, политические, стратегические соображения определяли противостояние. Персидский вопрос постепенно выступал на первый план и становился одним из основных в англо-российских отношениях. От его решения во многом зависело то, каким будет соотношение сил на международной арене. Положение осложнялось растущей заинтересованностью третьих держав (Германии, Турции), а также социально-политической и национально-религиозной борьбой в Персии.

Разрешение противоречий зависело, в частности, от того, как стороны их воспринимали, как оценивали друг друга. Британия в те годы была конституционной монархией. Следовательно, научный интерес представляет изучение роли короны в решении международных проблем. Каковы были ее возможности в сфере принятия внешнеполитических решений? Как оценивалось состояние и перспективы англо–российских отношений? Какую позицию занимала королева Виктория по персидскому вопросу? Ответы на эти вопросы – цель данного исследования.        

В викторианскую эпоху  внешнеполитические полномочия короны были значительно ограничены. Правительство, а в основном глава Foreign office вместе со своим ведомством, определяли курс на международной арене. Однако необходимо было заручиться согласием монарха на предполагаемые шаги. Четкого разграничения компетенции монарха и правительства во внешнеполитической сфере не существовало. По мнению историков «большая «серая зона» разделяла то, что называлось «недолжным вмешательством» и то, что можно было считать «оправданным влиянием» со стороны монарха» [2, с.66]. Этим корона и могла воспользоваться при желании и необходимости, советуя, критикуя или возражая против действий министров.

Монарх мог влиять на формирование поста премьер-министра и министра иностранных дел, в его руках  оставался отбор и назначение дипломатических представителей и аккредитация послов иностранных государств. Он постоянно получал полную информацию о внешней политике, в частности, все правительственные и дипломатические документы, хранившиеся в так называемых «красных папках»: протоколы совещаний, меморандумы, донесения  и т.д. 

         Большое значение для воздействия на мировую политику имела личная корреспонденция монархов. С ее помощью можно было неофициальным образом выразить свою точку зрения, продемонстрировать расположение, а также получить информацию по интересующим вопросам, узнать позицию  политиков и высокопоставленных чиновников. Учитывая родственные связи британских монархов, личная переписка охватывала всю Европу.      Для установления, укрепления или демонстрации дружеских отношений использовались официальные и неофициальные визиты. В ходе таких встреч возможен был обмен мнениями и выяснение позиций по определенным вопросам не только между главами государств, но и беседы с лицами, возглавляющими правительство, внешнеполитическое ведомство и т.д.

         Итак, в руках короны и на рубеже XIX-XX вв. оставались инструменты влияния на внешнеполитический курс. Восприятие монархом международной ситуации, личное видение международной обстановки могло оказывать и оказывало воздействие на развитие международных отношений.

         Королева Виктория всегда стремилась играть значимую роль во внешних делах. Она была конституционным монархом, но отсутствие четкого разграничения полномочий давало ей возможность воздействовать на внешнюю политику. Обязанность министров консультироваться с королевой не подвергалась сомнению. Особо тесные отношения у Виктории сложились с Солсбери в годы его премьерства и руководства Foreign office. Обширная переписка, которую Виктория вела с европейскими дворами, представляла собой важный источник информации, а также была средством ее влияния. Она внимательно знакомилась с содержимым «красных папок», давала советы, делала критические замечания. Суждения Виктории часто бывали эмоциональны, но Солсбери ценил их. «Время и опыт отточили ее ум,- пишет один из историков, Стейнер.- Премьер-министр находил, что ее точка зрения часто дает ему понятие о мыслях и чувствах  англичан» [3, с.200]. Королева в большей степени интересовалась европейскими делами. Западное полушарие и Восток (может быть, за исключением Индии) были вне сферы ее интересов.

         В дневниках и письмах королевы Виктории записи, посвященные англо-российским отношениям, занимают небольшое место. Тем не менее, они демонстрируют ее озабоченность этой проблемой. Виктория пристально следила за тем, что происходило в России. В декабре 1881 г. в письме к одной из дочерей она заметила: «Состояние России настолько плохое, настолько прогнившее, что в любой момент может случиться что-то страшное» [4, с.318].

 Русофобия, характерная для Великобритании XIX в., не обошла стороной и монарха. В письмах родственницам в 70–80–е гг. королева демонстрировала весьма негативные и резкие суждения о России и русских: «Я уверена, ты не хочешь, чтобы Великобритания делила пирог с этими ужасными, лживыми, жестокими русскими? Я не буду сувереном, если допущу это…». И далее: «Они более варвары и более жестоки, чем турки, … медленное уничтожение людей заточением, ссылкой в Сибирь, жестокое обращение всякого рода – хуже некуда» [4, с.245–248]. Не раз она сетовала и на плохой климат в России, «который  разрушил здоровье всех немецких принцесс, отправившихся туда» [4, с.280].

          Во второй половине 80-х годов отношения между Англией и Россией были если не враждебными, то очень прохладными. Позицию королевы демонстрирует случай с частным визитом в Россию Р.Черчилля, друга принца Уэльского, наследника престола. Черчилль был сторонником сближения Англии и России и попытался использовать свою поездку для достижения данной цели в противовес правительственной внешнеполитической линии. В письме принцу, которое тот переслал королеве, Черчилль писал о своем визите в Гатчину, где он был принят Александром III. Сообщалось о желании российского монарха посетить Англию, повидаться с Викторией и лично обсудить российскую политику с Солсбери. По словам Черчилля, царь упомянул, что в России есть сильная партия, желающая прочных дружеских отношений с Англией. Автор письма выразил твердую уверенность в стремлении российского монарха к налаживанию отношений с Англией: «…У меня нет никаких сомнений относительно его горячего желания дружеских отношений с Англией… Я определенно считаю, что они не только не хотят войны, но и будут делать все, чтобы избежать ее» [5, т.1, с.368–369]. Во всех российских кругах, официальных и неофициальных, Черчилль заявил о полной идентичности интересов двух стран. По Европе поползли слухи о революционном перевороте в британской внешней политике. Foreign office и британским послам в европейских странах пришлось выступать с опровержениями. Виктория была чрезвычайно раздражена. В письмах сыну в январе-феврале 1888 г. она упрекала его за доверчивость и «слишком высокое мнение о человеке, который лишен всяких принципов, который выдвигает самые опасные внешнеполитические доктрины, который является импульсивной и совершенно ненадежной личностью» [6, с.684]. В этих письмах она предельно ясно обозначила свое видение европейской политики: «… мы, к счастью, в самых хороших отношениях с Германией, Австрией и Италией, что, как ты хорошо знаешь, чрезвычайно важно и является единственным средством держать под контролем агрессивность России» [6, с.684].

         Спустя десятилетие ситуация изменилась. Окрепшая Германия все более явно демонстрировала свои амбиции. В России умер Александр III. На  престол взошел Николай II. На Викторию он производил благоприятное впечатление. После встречи с цесаревичем, она сделала запись в дневнике: «Он очарователен…, все время говорит по–английски и почти без ошибок, у него гувернер – англичанин,…он очень непосредственен и прост» [4, с.325]. Но его женитьбе на Алисе Гессен-Дармштадтской, Аликс, своей любимой внучке,   королева противилась. «О! Как бы я хотела, чтобы этого не было, – восклицала она в одном из писем. – Все мои страхи о ее будущем замужестве так сильны сейчас, и у меня кровь холодеет в жилах, когда я думаю о ней, такой молодой на этом ненадежном троне, при постоянной угрозе е жизни и жизни ее мужа»[4, с.329]. Как видим, опасения были связаны не с личностью жениха, а с представлениями о стране, в которой предстояло жить любимице королевы.

Тем не менее, постепенно королева Виктория изменила свое мнение. В укреплении родственных связей она увидела средство сближения с Россией, необходимость которого все более ощущалась к концу XIX в. Стремясь к улучшению отношений, она хотела сгладить острые углы и уменьшить враждебность, в которой больше обвиняла российскую сторону.     Весной  1996 г. в дневнике Виктории появилась запись о ее встрече с Солсбери, в ходе которой обсуждалось «неслыханное» поведение России (королева полагала, что та настраивает Францию против Англии): «Нет и одного разумного политика, который не хотел бы взаимопонимания с Россией; но у англичан есть предубеждения против нее, и, если она будет показывать себя такой недружественной, это создаст большие трудности правительству»[5, т.3, с.39].  В письмах к Николаю II, Ники,  она жаловалась на враждебный тон российской прессы и просила принять меры. На это Николай лишь заметил: «Я не могу запретить людям свободно высказывать свои мысли в печати»[7, с.200].

         Беседуя с императрицей-матерью, посетившей Англию в 1896 г. вместе с младшими детьми, Виктория выразила ей свою печаль по поводу охлаждения между двумя державами. «С тех пор, как умер российский министр иностранных дел Гирс,- заметила она в дневнике, описывая эту встречу, – Россия уже далеко не в таких дружеских отношениях с Англией». Виктория даже обратилась к императрице с просьбой поговорить об этом с молодым  царем [5, т.3, с.39]. Тогда же, в 1896 г.  в письме к Солсбери, она заметила, что неплохо бы «дать знать Германии, что мы не хотим ссориться с Россией »[5, т.3, с.43].

         Осенью 1996 г. Николай II и императрица Александра совершали путешествие по европейским странам. Они посетили и Англию. Сопровождавший их министр иностранных дел России Лобанов внезапно умер. Это чрезвычайно обеспокоило Викторию, Солсбери и принца Уэльского, писавшего матери: «Внезапная смерть российского министра иностранных дел вызовет большие изменения в российской политике». Он предложил королеве постараться убедить царя назначить преемником Лобанова российского посла в Лондоне Стааля.  «…Абсолютно необходимо поддерживать лучшие отношения между Россией и Англией» - подчеркнул наследник. Однако, судя по переписке королевы Виктории  с Солсбери, от этой идеи пришлось отказаться, несмотря на желание воздействовать  на внешнюю политику России: «Любое вмешательство может стать известным и будет отвергнуто российскими властями»[5, т.3, с.72–73].

         Николай и Александра провели несколько дней в Балморале. Казалось, Виктория счастлива: «Это было как сон, видеть дорогих Алекс и Ники здесь» - писала она в дневнике[5, т.3, с.79]. Но и политические соображения не ушли на второй план. В Балморал приехал Солсбери. На его встречу с царем возлагались большие надежды. « Я был рад услышать, что, в конце концов, было решено, что Солсбери должен поехать в Балморал,- писал Мак-Доннелл, личный секретарь премьер-министра,  личному секретарю королевы Виктории Бигги.- Было бы ужасно, если бы он не встретился с императором во время его визита»[5, т.3, с.75].

         Об этой встрече говорится в дневнике Виктории в записях от 28.09.1896: « Виделась с Солсбери, который имел долгий полуторачасовой разговор с Ники и  был покорен его искренностью и желанием быть в наилучших отношениях с нами». Был затронут и вопрос о средневосточных делах, в частности о российской угрозе Индии (а это был один из стимулов борьбы Англии за влияние в Персии). Николай II «решительно отверг наличие какого-либо недружественного намерения по отношению к Индии»[5, т.3, с.84].

         Этой темы, наряду с другими внешнеполитическими  вопросами, Виктория коснулась в личной беседе с молодым государем, когда он зашел к ней после обеда в один из дней. И вновь Николай II подтвердил: « Нет никаких причин опасаться разногласий относительно Индии, так как этот вопрос полностью решен»[5, т.3, с.87]. В ответ Виктория подчеркнула: « …так важно, чтобы Россия и Англия шли вместе…только тогда будет обеспечен мир…они самые влиятельные империи»[5, т.3, с.88]. Об этом же она писала Николаю II позже, в октябре  1896 г.: « Мы с лордом Солсбери так хотим, чтобы  Россия и Англия могли бы понять друг друга и быть в самых хороших отношениях друг с другом»[5, т.3, с.88]. Правда, эти пожелания сопровождались просьбами повлиять на Францию, якобы постоянно «недружественную» по отношению к Англии.

В последние годы жизни мысли о сближении с Россией все чаще звучали в письмах и дневнике Виктории. Королеву все более беспокоила Германия и глава государства, ее внук,  император Вильгельм П. В письме Николаю II в начале 1899 г. она сообщала о его происках, о попытках убедить британского  посла в Санкт–Петербурге, что Россия делает все, что может, против Британии, заключает союзы против нее и т.д. Королева предостерегала: « Я опасаюсь, что Вильгельм может высказать что-то против нас, так же как он это делает в отношении Вас в беседах с нами. …Очень важно, чтобы мы понимали друг друга, и чтобы этим недостойным и злонамеренным маневрам был положен конец»[8, с.599].

         Во время англо-бурской войны была велика опасность, что Россия может использовать ситуацию в свою пользу.  Поэтому Виктория с облегчением упоминала в дневнике о сообщениях Скотта, британского посла в России. Он докладывал о своих встречах с императором и о его дружественном поведении. «Ники запретил предпринимать что-либо, усугубляющее наше и без того затруднительное нынешнее положение» – отмечала Виктория[5, т.3, с.461]. В то же время в переписке с Солсбери королева писала о «ненадежности» Скотта, так как считала, что он слишком полагается на уверения МИД России и его главы Муравьева[5, т.3, с.393].

Итак, воззрения королевы Виктории в конце XIX в. претерпевали эволюцию. Она  пришла к выводу о необходимости укрепления англо-российских отношений, надеялась на их улучшение. Однако при этом королева оставалась настороже и сохраняла свое недоверие к России.

         Персии и связанному с ней англо-российскому конфликту королева Виктория уделяла мало внимания. В июле 1889 г. персидский шах, совершая путешествие по Европе, посетил Англию. Это был его второй визит в данную страну. В это время противостояние Англии и России в Персии становилось все более явным. Однако записи Виктории о визите персидского гостя демонстрируют только вежливое равнодушие. Она подробным образом остановилась на таких мелких деталях, как красивый почерк шаха, которым он расписался в книге автографов, его лучшее знание французского языка по сравнению с предыдущим визитом в 1873 г. Королева нашла, что шах хорошо выглядел, хотя  постарел и пополнел. Упоминаний об обсуждении каких-либо серьезных проблем англо-персидских отношений, как в дневнике Виктории, так и в ее переписке с министром иностранных дел в связи с визитом, нет. О существовании таких  проблем, свидетельствует лишь одна фраза:  « За столом шах говорил о России, показав сильное недоверие к этой стране»[5, т.1, с.507, 519]. Едва скрытое удовлетворение и отсутствие перечисления других тем разговора показывает понимание Викторией определенной  значимости персидского вопроса. Об этом же свидетельствовало и то, что прием, устроенный принцем Уэльским в честь шаха 4 июля 1889 г., королева почтила своим в то время уже редким появлением на публике.

         Еще раз королева обратилась к персидской теме в 1899 г. в переписке с Солсбери. Они были обеспокоены положением Англии в Персии и не видели приемлемого способа укрепить британское влияние:          «Единственное, что движет персами – подкуп и страх. Но мы не можем давать взятки, даже если бы у нас были деньги, и у нас нет солдат на персидской территории»[5, т.3, с.393]. Оба лукавили, так как именно в это время шла борьба с Россией за заем персидскому шаху. Однако и Англия, и Россия делали вид, что это частная инициатива.

Учитывая столь малое внимание к персидскому вопросу, можно предположить, что Виктория воспринимала его лишь как одну из тех сложностей, которые омрачали англо–российские отношения. Но путей разрешения проблемы она не видела и даже не затрудняла себя их поисками.

         Итак, в конце XIX в. корона сохраняла ряд внешнеполитических полномочий и имела возможности оказывать влияния на решения в этой сфере. Королева Виктория была озабочена состоянием англо-российских отношений, особенно по мере возрастания мощи Германии. Она пыталась оказывать влияние на российскую сторону. Однако королева не придавала особого значения конфликту в Персии, очевидно, считая его второстепенным и не слишком значимым для взаимодействия двух держав.

 

Литература:

 

1. Gleason J.H. The Genesis of Russophobia in Great Britain: A Study in the Interaction of      Policy and Opinion. – Cambridge: Harvard univ. press, 1950. – IX, 314 p.

2. Kennedy P. The Reality behind Diplomacy. Background Influences on Britain External Policy.1865–1980. – L.: Fontana press, 1989. – 416 p.

3. Steiner Z. The Foreign Office and Foreign Policy. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1069. – XII, 262 p.

4. Queen Victoria in her Letters and Journals / A selection by Ch. Filbert. – L.: Murray, 1984. – [8] 374 p.

5. The Letters of Queen Victoria. A selection from her Majesty’s correspondence and journals between the years 1886 and 1901. Published by authority of his Majesty the king. Ed. by G.E.Buckle. – L.: Murray, 1930-1932. The 3d series. Vol. 1-3. – Vol. 1. 1886–1890. – 1930. – XVI, 688 p. – Vol. 3. 1896–1901 – XIII, 662 p.

6. Lee S. King Edward VII. A Biography. By Sir S.Lee.Vol.1–2. – L: Macmillan, 1925–1927. – Vol.1. – XII, 831 p.

7.  Письма Николая II королеве Виктории. // Исторический архив. 1995, № 1. – С. 187-202.

8. Weintraub S. Victoria. – L.: Unwin and Hyman, 1987. – X, 678 p.