К.э.н.  Шмелёва Н. А., к.э.н. Назарова И. Б.

 

Московский государственный институт международных отношений, Россия

 

Приоритеты развития

 

                 В первую постновогоднюю рабочую неделю в Москве состоялся VIII Гайдаровский форум «Россия и мир: выбор приоритетов», организаторами которого являются Российская академия народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС) при президенте РФ, Институт Егора Гайдара и Ассоциация инновационных регионов России (АИРР).

               В выступлении Председателя Правительства РФ Дмитрия Медведева  на пленарном заседании форума были обозначены основные препятствия для экономического роста, включая общую для всей мировой экономики проблему - проблему риска долгосрочной стагнации. Премьер отметил, что восстановить нормальные темпы роста только за счет денежно-кредитной  и налогово-бюджетной политики не получится, требуется серьезная структурная реформа. Задачу по реформированию российской экономики необходимо решать в период низких цен на сырье и все    структурные преобразования проводить предельно аккуратно. Также глава правительства призвал развивать конкуренцию, повышать инвестиционную привлекательность отдельных регионов, снижать избыточное присутствие государства в экономике и перестроить систему государственного управления. [1]

               Доклад  Председателя Совета Центра стратегических разработок А.Кудрина «Устойчивый экономический рост: модель для России»  еще раз концентрирует внимание на перечне  наиболее актуальных задач, без решения которых невозможен экономический рост в России, формирование его новой модели. В докладе сформулированы пять такого рода вызовов:  демографические изменения;  недостаток инвестиций; технологическое отставание; низкая производительность;  низкое качество государственного управления.[2]

                Представляется, что одним из наиболее актуальных вопросов на сегодняшний день является – координация усилий в проведении структурных реформ и осуществлении кредитно-денежной и налогово-бюджетной политики. Причем здесь требуется согласование как во времени, т.к. структурные реформы рассчитаны на относительно долгосрочный период, так и в выборе приоритетов и инструментов применения налогово-бюджетной и кредитно-денежной политики. Опыт использования последних в процессе преодоления последствий глобального финансово-экономического кризиса 2007-2009 гг. в развитых странах весьма неоднозначен. Так, например, несмотря на очевидные достижения США в области борьбы с безработицей, которую удалось сократить фактически в 2 раза, и восстановление экономического роста,  трудно признать сверхмягкую денежно-кредитную политику безусловно эффективной. Тем более что она сопровождалась не только беспрецедентно низкими ставками процента, но и так называемым количественным смягчением, в рамках которого денежные вливания в экономику через выкуп государственных облигаций, были поистине гигантскими. Неадекватность затраченных средств полученному результату заставляет задуматься об эффективности в современных условиях денежно-кредитной политики вообще или об исчерпанности потенциала её отдельных инструментов. Что же касается использования арсенала стимулирующей налогово-бюджетной политики, то данная практика в развитых странах  в последнее время фактически отсутствует.  Один из участников дискуссии, ведущий экономический обозреватель газеты Financial Times, профессор Мартин Вулф утверждает, что отказ от использования мер фискального стимулирования в процессе преодоления последствий финансово-экономического кризиса в развитых странах,  было ошибочным решением. [3, c.82-83].

Какие же уроки мы можем и должны извлечь из этого опыта применительно к России?

                Здесь уместно обратиться к некоторым теоретическим аспектам возможностей и ограничений стимулирующей и, прежде всего, денежно-кредитной политики. Ещё Дж. М. Кейнс замечал, что: «Если…нас соблазняет сравнение денег с бодрящим напитком, стимулирующим активность экономической системы, то следует вспомнить, что кубок может и не дойти до рта». [4, с.177].

                Одной из причин, по которой денежно-кредитная политика не работает, является ситуация неопределенности, характерная для современного мирового экономического развития. «…Недавний всплеск интереса к этой теме в научной литературе» [5,c.30]отмечает Н.Блум, в статье которого представлены последние достижения экономической науки по данной проблеме, полученные в результате анализа широкого массива эмпирического материала. Выводы этой работы, довольно однозначно показывают связь неопределенности с фазами цикла, её усилением в условиях рецессии, спада, включая количественную оценку вклада неопределенности в снижение уровня ВВП  [5,c. 50] и в возрастающую волатильность экономических показателей [5,c.32-38]. Тема неопределенности звучала рефреном и в выступлениях многих участников Гайдаровского форума.

               Таким образом, в условиях глобальной неопределенности снижение процентных ставок с целью запуска инвестиционной активности, может иметь непредсказуемые: либо никакие, либо вовсе противоположные последствия. Это один из аргументов, объясняющих жёсткую кредитно-денежную политику в России в последние годы. Другими являются – необходимость подавления инфляции и нецелесообразность стимулирования экономики, функционирующей на уровне, близком к потенциальному выпуску.

                 Последний тезис обосновывался интересными и доказательными исследованиями, показывающими, что: « В период с 2010 по 2014 год разрыв в выпуске  положительный и составляет порядка 2-3% за счет того, что уровень фактического ВВП превышает структурный.  Тем не менее,  при этом перегрева в экономике, как можно было бы ожидать, не наблюдается, поскольку темпы роста фактического ВВП меньше структурных: при высоких нефтяных ценах факторы производства используются на 100% и роста их объёма не наблюдается» [6,с.32].  На сегодняшний день, как известно, конъюнктурные факторы роста ВВП имеют отрицательное значение, и даже их выход на положительную динамику не обеспечит желаемых темпов роста ВВП. Расчеты по декомпозиции темпов роста ВВП РФ за период с 1999 по 2015 гг., проведенные теми же исследователями, и прогноз Минэкономразвития России на 2016-2019 гг. показывают, что «…для достижения темпов роста в 4% и более… требуется серьезное повышение и структурных темпов роста экономики. В частности, при сохранении на текущем уровне совокупной факторной производительности необходимо дополнительное привлечение в экономику трудовых ресурсов в размере около 4,5 млн. человек, а также дополнительные 40 трлн. руб. инвестиций в основной капитал в целом за период 2016-2018 гг.» [7, с. 3-7].

http://elibrary.ru/pic/1pix.gif        Таким образом, проблема масштабов и направлений стимулирования российской экономики становится все более актуальной. При этом, нам представляется, важным учитывать следующие обстоятельства.  Во-первых, не стоит переоценивать степень «рыночности» нашей экономики и отдавать себе отчет, что снизить уровень неопределенности и негативных ожиданий может только активная государственная, в первую очередь, инвестиционная политика. Во-вторых, при всей важности снижения инфляции до заданного, таргетированного уровня, этого вряд ли будет достаточно для автоматического запуска экономического роста. И опыт других стран даёт наглядное тому подтверждение. В-третьих,  отрицательные темпы роста ВВП в 2015 и 2016 годах сопровождаются ухудшением использования производственного потенциала, снижением коэффициента использования производственных мощностей.

В стимулировании нуждаются и спрос, и предложение.

               В этой связи большой интерес представляет недавнее исследование, проведенное  Центром макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования  (ЦМАКП): «Анализ важнейших структурных характеристик производственных мощностей обрабатывающей промышленности России». [8]. Вопрос о загрузке или реальном использовании производственных мощностей является предметом жесткой полемики, поскольку от его решения зависит целесообразность и параметры применения стимулирующей денежно-кредитной политики.

               На основе полученных данных  авторы доклада приходят к выводу, что в обрабатывающей промышленности с 2000 г. наблюдался неуклонный рост коэффициента использования мощностей (КИМ). В 2007 г. он достиг максимума, составив 72%. К 2015 г. этот показатель упал до 66%.  Тогда как уровень загрузки в 72-75% можно считать естественным максимальным уровнем в настоящих условиях.[8, c.9].  При этом в докладе подчеркивается, что ограничения для более высокого КИМ имеют спросовую, институциональную или случайную природу. По мнению авторов исследования, потенциал прироста выпуска за счет дозагрузки мощностей еще до кризисного спада в большинстве видов деятельности составлял минимум 5-10%, а в настоящее время около 30% (!) прироста выпуска обеспечивается дозагрузкой мощностей.[8, c.101]

               И если приведенные выше показатели неудивительны, имея в виду отрицательную динамику ВВП, и представляют собой значительный резерв роста, то отраслевая структура коэффициента использования производственных мощностей крайне неблагополучна.  Особую тревогу вызывает тот факт, что «...в части отраслевых особенностей уровня КИМ устойчиво наблюдается следующая закономерность: чем более высокотехнологичен товар (продукция высокого передела), тем ниже загрузка мощностей. Такая тенденция …свидетельствует об ориентации обрабатывающей промышленности на сырьевые и технологически примитивные производства (в части выпуска продукции гражданского назначения». [8, с.9].

               Этот тренд наблюдается и в отношении основных результатов  модернизации обрабатывающей промышленности (без учета нефтепереработки). Так,  исследованием выявлено, что в  2000-2015 гг. производственные мощности выросли на треть.  При этом доля «старых мощностей», введенных до 2000 г., составляет примерно четверть. Средний возраст мощностей – 12 лет (загруженных – 10,5 лет, незагруженных – 14,5 лет). Половина «старых мощностей» – неконкурентоспособные.  Средневзвешенное значение доли неконкурентоспособных мощностей (НКМ) в обрабатывающей промышленности достигает 13-14%. При этом наиболее велика доля НКМ в инвестиционном сегменте: от 16% – в производстве транспортных средств до 25% – в производстве машин и оборудования. В большинстве других видов деятельности доля НКМ относительно невелика и не превышает 10-11%.  [8, с.10].

                 Явно неблагополучная ситуация с использованием производственных мощностей, особенно в относительно высокотехнологичных отраслях, испытывающих ограничения со стороны спроса, требует принятия неотложных мер. Как уже отмечалось выше, само по себе изменение параметров денежно-кредитной политики, направленное на тотальное облегчение доступа к кредиту, вряд ли целесообразно  в нынешних условиях. Во-первых, и в докризисный период доля банковского кредита в финансировании капитальных вложений предприятий была очень низкой. Это отражало, в том числе, и недостаточную мощность нашей банковской системы. Сейчас же последняя проходит период интенсивной «чистки», сопровождающейся её сжатием, который, по словам Председателя ЦБ  РФ Э.Набиуллиной, займет еще несколько лет. Во-вторых, наряду с высокими процентными ставками  фактором снижения объёма кредитования банками нефинансового сектора является и «отсутствие качественных новых проектов, или даже нежелание самих предприятий брать кредиты».[9, c. 17].

                В этой связи актуализируется задача точечного, корректного стимулирования спроса. Одним из таких направлений, по словам А.Кудрина, должен стать несырьевой экспорт, так как: «Низкие темпы спроса, которые будут в ближайшие годы, не позволяют нам нарастить так производство и услуги, которые бы потреблялись внутри страны. Нам нужно иметь более активную позицию на внешнем рынке и изменить долю несырьевых и неэнергетических товаров, чтобы она превысила 50% за ближайшие лет 15. Думаю, эту задачу есть возможность выполнить, но при активной политике поддержки предпринимательства внутри страны». [2, с.9 ].

               Инициирование государством активной инвестиционной политики в настоящее время должно, очевидно, опираться не только на традиционные методы денежно-кредитной и налогово-бюджетной политики, но и использовать некоторые квазирыночные инструменты.  Так, представляются  очень интересными предложения, уже неоднократно высказываемые, в том числе, на Гайдаровском форуме,  заместителем председателя ВЭБа  А. Клепачом. Речь, в частности, идет о  создании специальных каналов финансирования проектов, соответствующих системным задачам модернизации экономики, и повышении роли институтов развития в этом процессе.

                 Существующие институты развития, такие как, прежде всего, Внешэкономбанк, Фонд развития промышленности,  Российская венчурная компания и др. могут и должны стать основным механизмом реализации государственной инвестиционной и структурной политики.  Однако, на сегодняшний день эти институты, по словам А. Клепача, слишком маломощны и нуждаются в докапитализации.  Источником пополнения капитала институтов развития могли бы быть и средства бюджета, и эмиссия ими инфраструктурных и инвестиционных облигаций. Причем в некоторых случаях государство могло бы обязать государственные корпорации и компании покупать такие бумаги, что вполне оправданно при наличии структурного профицита ликвидности. Институты развития, в свою очередь, должны обеспечить качественную экспертизу и отбор инвестиционных проектов, и высокопрофессиональное управление финансовыми ресурсами.  Такие проекты могут стать весьма привлекательными и для частных инвесторов.

                Есть  основания предполагать, что данный тренд развития  взаимоотношений бизнеса и государства превратится, наконец-то, в эффективный механизм частно-государственного партнерства.

 

Литература

1.            Медведев Д.А. Выступление Председателя Правительства РФ на пленарном заседании  Гайдаровского форума 2017. Электронный ресурс URL http://www.gaidarforum.ru/about/mediamaterials/video/12-yanvary/#lg=1&slide=3

2.            Кудрин А.Л. Устойчивый экономический рост: модель для России. Доклад на Гайдаровском форуме 2017. Электронный ресурс URL http://csr.ru/wp-content/uploads/2017/01/GF4pdf

3.            Вулф Мартин. Сдвиги и шоки: чему нас научил и еще должен    научить финансовый кризис. / М.: Изд-во Института Гайдара, 2016. 512с.

4.            Джон Мейнард Кейнс  Общая теория занятости, процента и денег/Дж.М.Кейнс. Избранное. М., 2009, с.39-340.

5.            Блум Н. Изменчивость уровня неопределенности в экономике//Вопросы экономики, 2016, № 4, с.4-30.

6.            Синельников-Мурылев С., Дробышевский С., Казакова М. Декомпозиция темпов роста ВВП России в 1994-2014 годах // Экономическая политика, 2014, №5, с. 7-37.

7.            Дробышевский С., Казакова М. Декомпозиция темпов роста ВВП в 2016-2019 гг.// Экономическое развитие России, 2016, № 6, с. 3-7.

8.            «Анализ важнейших структурных характеристик производственных мощностей обрабатывающей промышленности России».   Авторский коллектив под научным руководством В.А. Сальникова. http://csr.ru/wp-content/uploads/2017/01doklad-promyshlennye-moshnosti.pdf)

9.            Ершов М. Механизмы роста российской экономики в условиях обострения финансовых проблем в мире // Вопросы экономики, 2016, № 12,с. 5-25.