Модель читателя как часть кода и суб-кодов текста

Эпиграф, предваряющий соответствующую главу в труде «Лингвистика текста» Ильи Гальперина, блестяще объясняет саму суть имплицитных компонентов в тексте: «Как много сказано несказанным».

Илья Гальперин сообщает, что анализ разных видов информации, проведенный на официально-деловых, газетных, художественных, публицистических текстах, показал, что информация как основная категория текста и, подчеркнем, относящаяся только к тексту различна по своему прагматическому назначению. Далее в труде идет деление информации на а) содержательно-фактуальную (СФИ), б) содержательно-концептуальную (СКИ),и в) содержательно-подтекстовую (СПИ).

Это, кстати, один из самых существенных моментов в понимании взаимоотношений эксплицитных и имплицитных компонентов. Поэтому здесь стоит подробно разобрать концепцию Ильи Гальперина.

Итак, содержательно-фактуальная информация содержит сообщения о фактах, событиях, процессах, происходящих, происходивших, которые будут происходить в окружающем нас мире, действительном или воображаемом. В такой информации могут быть даны сведения о гипотезах, выдвигаемых учеными, их взглядах, всякие сопоставления фактов, их характеристики, разного рода предположения, возможные решения поставленных вопросов и прочем. А этот момент стоит выделить особо: «Содержательно-фактуальная информация эксплицитна по своей природе, то есть всегда выражена вербально. Единицы языка в СФИ обычно употребляются в их прямых, предметно-логических, словарных значениях, закрепленных за этими единицами социально-обусловленным опытом».

Другими словами, содержательно-фактуальная информация (СФИ) в пределе имеет математическую строгость плана выражения и плана содержания.

Содержательно-концептуальная информация (СКИ) сообщает читателю индивидуально-авторское понимание отношений между явлениями, описанными средствами СФИ, понимание их причинно-следственных связей, их значимости в социальной, экономической, политической, культурной жизни народа, включая отношения между отдельными индивидуумами, их сложного психологического и эстетико-познавательного взаимодействия, пишет Илья Гальперин.

«СКИ не всегда выражена с достаточной ясностью. Она дает возможность, и даже настоятельно требует, разных толкований», развивает дальше мысль автор труда «Лингвистика текста». Отметим, что тут Илья Гальперин в чем-то смыкается с Умбертом Эко – последний так же указывал в своей теории об открытых и закрытых текстах на возможную разность толкований.

СКИ это замысел автора плюс его содержательная интерпретация. Сам Илья Гальперин, описывая разность между СКИ и СФИ, ссылается на мнение Г.В. Степанова: «Бытийная тема имеет референт в действительности, истинный или мнимый (то есть в действительности воображения, фантазии), предметный, вещный или идеальный. Поэтическая тема есть бытийная тема, ставшая предметом эстетического осмысления и выражения».

При этом СКИ может содержаться не только в художественных, но и в научных текстах. При этом СКИ в научных текстах всегда выражена достаточно ясно, в то время как в художественных (пожалуй, за исключением морально-дидактической поэзии, уточняет Илья Гальперин) для корректного восприятия СКИ требуется мыслительная работа, и, добавим, владение соответствующим тезаурусом.

«Содержательно-подтекстовая информация представляет собой скрытую информацию, извлекаемую из СФИ благодаря способности единиц языка порождать ассоциативные и коннотативные значения, а также благодаря способности предложений внутри СФЕ приращивать смыслы».

Это значит, что недостаточно четкая связь и фиксированность планов содержания и выражения естественного языка создает в данном случае простор для интерпретаций. Для нас важно отметить, что эта содержательно-подтекстовая информация является имплицитной.

Далее Гальперин развивает свои мысли с опорой на мнение Михаила Бахтина, который содержательно-концептуальную информацию называет эстетическим объектом «... в отличие от самого внешнего произведения, которое допускает. . . прежде всего первично познавательный (подход), то есть чувственное восприятие, упорядоченное понятием». Здесь очень тонко подмечено различие между СФИ и СКИ, указывает Гальперин: «Внешнее произведение" (то, что мы называем СФИ) есть «чувственное восприятие», но «упорядоченное понятием» то есть планово-организованное в пространственно-временных протяжениях. Но оно же служит для выявления СКИ».

Часто концептуальная информация обретает более глубокое содержание при более пристальном внимании к отдельным частям текста. Это относится главным образом к произведениям искусства. «Статический прототип (картина) служит лишь своеобразным толчком для работы интуиции, приводящим в действие механизм воображения». Подобно этому СФИ — лишь толчок для работы механизма раскрытия СКИ. СФИ лишь «передний план» произведения.

Если вернуться к вопросу о том, как предложенные теории преломляются в практический план лингвистики, то стоит резюмировать все вышесказанное. Итак, отправитель сообщений в любом случае имеет некое прессупозитивное представление о получателе сообщения, читателе. Ведь он, как минимум, выбирает текст сообщения с тем, чтобы последний был дешифрован получателем с минимальными потерями смысла.

Язык содержит и различные языковые средства, как-то стилистика, словарь, тезаурус и тому подобные, которые также должны пояснить отправителю максимально доходчиво заложенный в сообщении смысл. Эти средства распознаются стандартными лингвистическими средствами – мы можем на основании использования определенной лексики определить стиль языка; подсчитать количество определенных слов в тексте, отнести их к определенному словарю или тезаурусу с тем, чтобы определить модель-словарь или модель-тезаурус читателя.

В этом смысле словарь и тезаурус являются важными компонентами модели читателя – они нам прямо указывают на тот уровень знаний, каковыми по мнению автора обладает читатель. Так, если в тексте содержится сниженная, бытовая лексика, то мы можем определить, что автор обращается к аудитории, которая по тем или иным причинам без отторжения воспринимает подобную стилистику, будь то в силу эстетических пристрастий или в силу того, что владеет только такими вот «снижено-бытовыми» средствами выражениями.

Таким образом, мы видим, что различные черты модели читателя взаимосвязаны и взаимозависимы. Так, выбор стиля может служить переменной, но не всегда определенно маркирует читателя текста, так как автор может выбрать любой стиль по разным причинам – с целью шокировать читателя, вызвать у него одобрение, доверие к «свойской» манере и так далее, то есть автор использует то или иное языковое средство с определенной целью.

Умберто Эко также указывает на потребность Отправителя в создании Модели читателя такими словами: «…автор должен иметь в виду некую модель возможного читателя (далее — М-Читатель), который, как предполагается, сможет интерпретировать воспринимаемые выражения точно в таком же духе, в каком писатель их создавал».

Каждый тип текста выбирает для себя как минимум самую общую модель читателя, выбирая:

1) определённый языковой код;

2) определённый литературный стиль;

3) определённые указатели специализации.

Интересны и теоретические выкладки видного ученого Юрия Лотмана, которые позволяют глубже понять среду взаимодействия эксплицитных и имплицитных компонентов. Лотман сводит социально-коммуникативную функцию текста к следующим процессам:

1. Общение между адресантом и адресатом. (Текст выполняет функцию сообщения, направленного от носителя информации к аудитории);

2. Общение между аудиторией и культурной традицией. (Текст выполняет функцию коллективной культурной памяти.В качестве таковой он, с одной стороны, обнаруживает способность к непрерывному пополнению, а с другой, к актуализации одних аспектов вложенной в него информации и временному или полному забыванию других);

3. Общение читателя с самим собою. (Текст - это особенно характерно для традиционных, древних, отличающихся высокой степенью каноничности текстов - актуализирует определенные стороны личности самого адресата.В ходе такого общения получателя информации с самим собою текст выступает в роли медиатора, помогающего перестройке личности читателя, изменению ее структурной самоориентации и степени ее связи с метакультурными конструкциями);

4. Общение читателя с текстом. (Проявляя интеллектуальные свойства, высокоорганизованный текст перестает быть лишь посредником в акте коммуникации. Он становится равноправным собеседником, обладающим высокой степенью автономности. И для автора (адресанта), и для читателя (адресата) он может выступать как самостоятельное интеллектуальное образование, играющее активную и независимую роль в диалоге. В этом отношении древняя метафора «беседовать с книгой» оказывается исполненной глубокого смысла);

5. Общение между текстом и культурным контекстом. (В данном случае текст выступает в коммуникативном акте не как сообщение, а в качестве его полноправного участника, субъекта - источника или получателя информации. Отношения текста к культурному контексту могут иметь метафорический характер, когда текст воспринимается как заменитель всего контекста, которому он в определенном отношении эквивалентен, или же метонимический, когда текст представляет контекст как некоторая часть - целое. Причем, поскольку культурный контекст - явление сложное и гетерогенное, один и тот же текст может вступать в разные отношения с его разными уровневыми структурами. Наконец, тексты, как более стабильные и отграниченные образования, имеют тенденцию переходить из одного контекста в другой, как это обычно случается с относительно долговечными произведениями искусства: перемещаясь в другой культурный контекст, они ведут себя как информант, перемещенный в новую коммуникативную ситуацию, - актуализируют прежде скрытые аспекты своей кодирующей системы. Такое «перекодирование самого себя» в соответствии с ситуацией обнажает аналогию между знаковым поведением личности и текста. Таким образом, текст, с одной стороны, уподобляясь культурному макрокосму, становится значительнее самого себя и приобретает черты модели культуры, а с другой, он имеет тенденцию осуществлять самостоятельное поведение, уподобляясь автономной личности).

Отметим в теоретических построениях Юрия Лотмана некоторое сродство с выводами Умберто Эко. Оба говорят о взаимодействии текста с читателем.аудиторией и метатекстом. Интересное для настоящей курсовой работы здесь то, что модель читателя в зависимости от формата общения может меняться, еще более интересен вопрос изменения читателя под воздействием текста, и, вообще, вопрос взаимовлияния текста и читателя, потому что, как мы видим, определенные структуры текста могут быть динамическими и, как сейчас принято говорить, интерактивными, соответственно, и динамической может быть модель читателя.

Это все значительно усложняет вопрос реконструкции модели читателя в тексте. Но, строго говоря, все пять ситуации можно свести к одной – базовой: текст – читатель. Потому что носителем контекста, культурной традиции является читатель. Даже в том случае, когда читатель и автор (адресант и адресат) совпадают, есть читатель, даже метатекст является читателем.

На взгляд автора курсовой работы, Юрий Лотман раскрывает актуальные положения теории модели читателя в разборе вопроса общения текста и метатекста. С одной стороны, пишет Лотман, тот или иной частный текст может выполнять по отношению к культурному контексту роль описывающего механизма, с другой, он, в свою очередь, может вступать в дешифрующие и структурирующие отношения с некоторым метаязыковым образованием. Наконец, тот или иной текст может включать в себя в качестве частных подструктур и текстовые, и метатекстовые элементы, как это характерно для произведений Стерна, «Евгения Онегина», текстов, отмеченных романтической иронией, или ряда произведений XX века.

В этом отношении Юрий Лотман толкует текст как сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности. В связи с этим меняется представление об отношении потребителя и текста. Вместо формулы «потребитель дешифрует текст» известный ученый предлагает «потребитель общается с текстом». Процесс дешифровки текста чрезвычайно усложняется, теряет свой однократный и конечный характер, приближаясь к знакомым нам актам семиотического общения человека с другой автономной личностью.