Ишуова Ж.Ш.
Казахский Национальный
Университет имени аль–Фараби, Казахстан
История развития новых кейнсианских
моделей экономики
Первое поколение новых кейнсианских моделей было
расширенно и в конечном итоге применено в практический анализ денежно–кредитной
политики центральных банков. Можно выделить следующие три модели 1990-х годов,
которые сыграли важную роль в денежно–кредитной политике США: модель Дж.
Тейлора [1] для экономик стран большой семерки, модель Дж. Фюрера и Г. Мура [2]
с относительной реальной заработной платой по «классифицированным договорам», и
модель Федеральной резервной системы «ФРС–США», представленная в коллективной
работе Д. Рейфшнайдера, Р. Тетлоу и Дж. Уильямса [3].
Очевидная
несостоятельность традиционных кейнсианских моделей удовлетворительно объяснить
стагфляцию 1970-х годов подняло много вопросов относительно связи между
инфляцией и экономической деятельностью, а также ролью денежно–кредитной
политики в стабилизации экономики. Знаменитая критика Лукаса подчеркнула
необходимость учитывать прогнозные и оптимизационные решения домашних хозяйств
и фирм в макроэкономических моделях, предназначенных для оценки политических
решений. В традиционных кейнсианских моделях, как правило, отсутствовали эти
элементы. Ожидания были смоделированы как ретроспективные, то есть
использовались фиксированные комбинации прошлых значений соответствующих
переменных, и поведенческие уравнения моделей не были непосредственно связаны с
индивидуальной оптимизацией.
Пока Л. Кристиано [4, с.
4] использовал функцию импульсного отклика, согласовывая методику выбора
значений параметров в модели. Ф. Сметс и Р. Воутерс [5–6] показали, как
параметры модели могут быть оценены еще проще и более эффективно с помощью
байесовских методов. Этот подход был быстро популяризирован и привел к широкому
распространению новых кейнсианских моделей в центральных банках по всему миру.
А. Левин [7] и Дж. Тейлор, В. Виланд [8] провели систематическое сравнение
данных моделей с более ранними неокейнсианскими моделями и оценили с их помощью
последствия для правил денежно–кредитной политики. Также новые кейнсианские
модели могут быть использованы для оценки привлекательности различных
политических стратегий и институциональных событий.
Одним из удивительных
событий в макроэкономике является систематическое включение парадигмы об
агенте, обладающим полной информацией и, максимизирующий будущую полезность.
Эти разработки вызывают удивление по нескольким причинам. Во–первых, в то время
как макроэкономическая теория с энтузиазмом подхватывала мнение, что
домохозяйства в полной мере понимают структуру используемых моделей, другие
науки, такие как психология и неврология, все более раскрывали когнитивные
ограничения человека. Как было выяснено, агенты воспринимают лишь некоторую
часть процессов, происходящих в рыночной экономике, и вместо того, чтобы
максимально продолжительно «впитывать» всю имеющуюся информацию, домохозяйства
используют лишь простые правила эвристики в деле руководства своего поведения и
своих прогнозов о будущем.
В этой связи возникает
вопрос о том, являются ли микро–основания макроэкономической теории, которые на
сегодняшний день стали стандартом, научно обоснованными. Во–вторых, другие
отрасли экономики, такие как, теория игр или экспериментальная экономика все
чаще признают необходимость включения ограничений, с которыми сталкиваются
агенты в понимании процессов, происходящих в рыночной экономике. Это привело к
моделям, которые отклоняются от парадигмы о рациональных ожиданиях [9].
В последующие годы,
после выхода основополагающей работы Ф. Кидланда и Э. Прескотта [10], теория
реального делового цикла (РДЦ) послужила основными исходными рамками для
анализа экономических колебаний и стала в значительной степени ядром
макроэкономической теории. Революция РДЦ повлияла на методологические и
концептуальные измерения. С методологической точки зрения, теория РДЦ прочно
утвердила использование модели динамического стохастического общего равновесия
(ДСОР) в качестве основного инструмента для макроэкономического анализа.
Литература:
1.
Taylor
J.B. Macroeconomic policy in a world
economy: rom econometric design to practical operation. – New York: W.W.
Norton & Company, 1993. – 319 p.
2.
Fuhrer
J., Moore G. Inflation persistence. // The
Quarterly Journal of Economics. – 1995. – № 110(1). – P. 127–159.
3.
Reifschneider
D., Tetlow R., Williams J. Aggregate disturbances, monetary policy and the
macroeconomy: the FRB/US perspective // Federal Reserve Bulletin. – 1999. –
№85(1). – P. 1–19.
4.
Christiano
L., Eichenbaum M., Evans C.L. Nominal rigidities and the dynamic effects of a
shock to monetary policy // Journal of
Political Economy. – 2005. – №13 (1). – P. 1–45.
5.
Smets
F., Wouters R. An estimated dynamic stochastic general equilibrium model of the
euro area // Journal of the European
Economic Association. – 2003. – №
1(5). – P. 1123–1175.
6.
Smets
F., Wouters R. Shocks and frictions in US business cycles: a Bayesian DSGE
approach // The American Economic
Review. – 2007. – № 97(3). – P.
586–606.
7.
Levin А.Т., Erceg C.J. Imperfect credibility and
inflation persistence // Journal of Monetary Economics. – 2003. – №50. – P.
915–944.
8.
Taylor J.B., Wieland V. Surprising comparative properties of monetary models:
results from a new model database // The Review of Economics and
Statistics. – 2012. – Vol. 94, №3. – P. 800–816.
9.
Taylor
J.B. Discretion versus policy rules in practice // Carnegie–Rochester
conference series on public policy. – 1993. – № 39. – P.195–214.
10. Kydland F.E.,
Prescott E.C. Time to build and aggregate fluctuations // Econometrica. – 1982. – №50(6). – P.
1345–1370.