История / Отечественная история

Русскова Злата

Российская гимназия

при Государственном Русском музее

Данилова А.И.

Российская гимназия

при Государственном Русском музее

Жизнь отданная долгу

(Первая шашка России)

Данное исследование посвящено одному из российских военноначальников Российской империи, имя и подвиги которого к сожалению забылись в беге лет.

Граф Федор Артурович фон Келер – это человек легенда. Он принадлежал к числу наиболее прославленных отечественных полководцев. Генерал от кавалерии граф Федор Артурович Келер еще при жизни стал легендарным. Родился будущий полководец 12 октября 1857 года в Курске. Его отец, генерал-майор граф Артур фон Келер происходил из дворянского швабского (немецкого) рода. Дед Федора Артуровича, граф Федор фон Келер поступил на военную службу в России в начале царствования императора Александра I и был участником Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов русской армии.

Мать - Наталья Фон Розеншильд-Паулин также происходила из известного дворянского рода немецкого происхождения, представители которого занимали видные посты в аппарате управления Российской империи и Российской императорской армии.

Как и его предки, проливавшие кровь на государевой службе, юноша не мыслил себе иного пути, чем ратная служба и поступил учиться в приготовительный пансион «Славной гвардейской школы». Так называли Николаевское кавалерийское училище, подготовившее несколько поколений лучших кавалеристов империи. Однако поучиться в самом училище графу Келеру не пришлось. Когда началась русско-турецкая война 1877-1878 годов, он посчитал своим долгом отправиться на театр военных действий и лично принять участие в освобождении братьев славян от османского ига. Граф без ведома родителей, пошел добровольцем на войну, вызвавшую необыкновенное воодушевление всего российского общества. Он записался вольноопределяющимся в 1-й Лейб-Драгунский Московский Его Императорского Величества Александра II полк, в составе которого и отправился сражаться на Балканы.

На войне юный граф сразу же проявил необыкновенную храбрость, которая не осталась незамеченной. Он был награжден солдатскими Георгиями 3-й и 4-й степени. При этом, что случалось весьма редко и считалось особой честью, Келер получил обе свои награды непосредственно из рук командующего – Великого князя Николая Николаевича - старшего. До конца жизни, в силу присущей ему чрезвычайной скромности, граф избегал рассказов о своих военных подвигах в русско-турецкую войну, впрочем, как и всех последующих. Когда война против Османской империи победоносно завершилась, граф Келер за боевые отличия был произведен Высочайшим указом в прапорщики. Вскоре он выдержал экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище, что дало право на дальнейшее производство.

В 1879 году прапорщик Келер получил назначение в прославленный своими боевыми традициями 6-й гусарский (18-й драгунский) Клястицкий Его Велико-германского Высочества принца Людвига Гессенского полк. Здесь будущий генерал от кавалерии прошел путь от корнета до ротмистра и командира эскадрона. Даже в этом полку, где традиционно все офицеры были прекрасными кавалеристами, граф Келер выделялся своей особой любовью к кавалерийскому делу. Это стало одной из причин того, что командующий Виленским военным округом, герой Крымской войны, генерал-адъютант граф Эдуард Тотлебен взял в 1882 году молодого кавалерийского офицера себе в личные адъютанты.

В 1889 году граф блестяще заканчивает отдел эскадронных командиров Офицерской кавалерийской школы, готовившей лучших кавалерийских командиров для армии и гвардии и пользовавшейся высочайшим авторитетом не только в России, но и во всей Европе.

В 1894 году граф Келер за отличие по службе получает погоны подполковника и назначается в 24-й драгунский Лубенский Его Императорского Высочества Эрцгерцога Австрийского Карла-Людвига полк. 2 мая 1901 года производится в полковники и назначается командиром Крымского дивизиона. Это было особо ответственное назначение – Крымский дивизион нес охрану царской резиденции в Ливадии, непосредственно контактировал с членами императорской фамилии и поэтому требования к его командиру были особенно высокие во всем.

В 1903 году граф Келер получает назначение в 11-й драгунский Харьковский полк, а в следующем году он уже командир 15-го драгунского Александрийского полка. Это было особенное воинское соединение Российской Императорской армии, шефом которого была сама императрица Александра Федоровна. Неофициально за полком навсегда закрепилось название «черных гусар», по цвету исторической формы, а также «гусар смерти» и «бессмертных». Как писал о своем полке, получивший впоследствии широкую известность, «черный гусар» барон Карл Густав Маннергейм: «По традиции полк может погибнуть, но не сдаться!».

Командиром Келер запомнился чрезвычайно строгим. Но не необходимая в армии строгость, а неумение быть удобным начальству, вызывало у некоторых генералов негативные эмоции. Неутомимый кавалерист, он был примером для всех.

Начавшиеся в 1905 году революционные беспорядки возложили на командира Александрийского полка новые тяжелые обязанности, исполняя которые он постоянно рисковал жизнью. Поддержание порядка в Калуше вызвало к графу Келеру лютую ненависть революционеров. Граф, в отличие от некоторых других военных и гражданских должностных лиц, не растерялся в непривычных обстоятельствах и твердо, не заигрывая с противниками государственного строя, исполнял свой долг. Граф Келер был приговорен террористами к смерти и, дважды она прошла рядом с ним совсем рядом. В первый раз неизвестный террорист кинул бомбу в графа, когда он ехал вместе с супругой в коляске. Проявив потрясающее хладнокровие, Келер перехватил смертельный снаряд в полете, аккуратно положил на сидение и лично бросился в погоню за преступником. Во второй раз смерть еще более приблизилась к командиру «бессмертных», он буквально взглянул в ее лицо. Недаром, вскоре после чудесного спасения, граф получил от террористов послание, содержавшее многозначительное обещание: «… в первый раз мы послали дураков, скоро пошлем людей поумнее». Когда Келер в сопровождении нескольких офицеров возвращался с полковых учений, в него была брошена начиненная поражающими элементами бомба большой мощности. Граф был тяжело контужен, а в ноге его оказалось несколько десятков осколков. После длительного лечения в ноябре 1906 года Келер был назначен командиром Лейб-Гвардии Драгунского полка. То, что командир «черных гусар» (а полковой значок Келер с гордостью носил до конца жизни) был назначен командовать одним из прославленнейших гвардейских кавалерийских полков, являлось знаком особого доверия и благоволения со стороны императора. Наверху высоко оценили командование Келера лейб-драгунами. В 1907 году он становится флигель-адъютантом, а вскоре получает и погоны генерал-майора «с зачислением в свиту Его Императорского Величества».

Через три года граф назначается командовать 1-й бригадой Кавказской кавалерийской дивизии, а в 1912 году — начальником расквартированной в Харьковской губернии 10-й кавалерийской дивизии, командуя которой и производится в генерал-лейтенанты.

Дивизия Келера становится одной из лучших в Российской Императорской армии по боевой подготовке и под его командованием она в 1914 году отправляется на войну, где в составе 3-й армии генерала от инфантерии Николая Рузского принимает участие в победоносной Галицийской битве.

На Юго-Западном фронте в первых же боях дивизия добивается громких успехов. Замечательный военный историк белой эмиграции Антон Керсоновский в своей классической «Истории Русской армии» особо выделил 10-ю кавалерийскую дивизию, сохранившей заложенные Келером боевые традиции даже после смены начальника: «10-й кавалерийской дивизии посчастливилось найти вождя в лице графа Келера. Она прославила свои штандарты в конном бою 8 августа 1914 года у Ярославица, изрубив 4-тую австро-венгерскую дивизию (эскадроны и сотни всех четырех полков), у Перемышля и Яворова – беззаветными атаками на пехоту и артиллерию. Отметим, что во время сражения у Ярославица (ставшим последним крупным кавалерийским сражением в мировой истории), когда сложилась критическая ситуация, граф Келер лично бросился в бой, сопровождаемый лишь несколькими ординарцами. Его решимость и отвага настолько вдохновили солдат, что австрийцы были смяты и понесли огромные потери. Бывший старший адъютант штаба 10-й кавалерийской дивизии капитан Александр Сливинский считал, что победа над значительно превосходящими силами противника у Ярославица была достигнута благодаря не только полководческому таланту Келера, но и его огромному моральному авторитету в войсках. Он писал в Сербии в специальном исследовании, посвященном этому сражению «Конный бой 10-й кавалерийской дивизии генерала графа Келера 8/21 августа 1914 года у Ярославица»: «Имел ли право Генерал граф Келер при подобных обстоятельствах рисковать, дать бой значительно превосходящему по силам противнику? Большинство предпочло бы уклониться от боя, но Генерал граф Келер решил иначе и пожалуй имел на то свои основания. Основания эти нужно искать в психике, опиравшейся на глубокое доверие вождя к своим войскам и на не менее сильной вере войск в своего командира.

Генерал граф Келер был суровым, иногда слишком суровым начальником и командиром, но в то же время беспредельно внимательным и сердечным отцом своих подчиненных. Не было, казалось, предела строгости Генерала графа Келера, но в то же время не было границ его заботливости в отношении вверенных ему войск. Никто так сильно не преследовал малейшие упущения по службе, но никто не умел так просто, искренно и доброжелательно подойти к солдатской среде, понять ее нужды и желания, как то всегда удавалось графу.

Подчиненные боялись, но были преданы ему, любили и преклонялись перед могучей личностью, железной волей и неутомимой энергией своего Начальника. Войска трепетали, но обожали, беззаветно верили своему командиру и так же беззаветно вверяли ему свою жизнь.

Генерал граф Келер обладал присущей только выдающимся военачальникам способностью наэлектризовывать войска, воодушевлять и увлекать массу на самые отчаянные и опасные предприятия, на блестящие подвиги.

Генерал граф Келер не только в совершенстве знал всех своих офицеров, но и каждого солдата и казака.

За блестяще выигранное сражение у Ярославица Келер был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Это была первая боевая награда генерала в Мировой войне, а до ее конца он еще будет награжден орденом Святого Георгия 3-й степени, Георгиевским оружием и орденом Святой Анны 1-й степени с мечами.

Императрица Александра Федоровна с нескрываемым восторгом писала о действиях Келера во время Галицийской битвы: «Граф Келер делает что-то невероятное. Со своею дивизией он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: «Иду вперед».

Яркий портрет Келера на фронте оставил журналист наиболее популярной в империи газеты «Новое время» Кравченко: «…при нашем первом наступлении на Галицию и после, он причинил австрийским войскам много хлопот, и не раз вызывал у них очень чувствительные потери. Суровый по характеру, очень требовательный, он в то же время отличался безусловным талантом полководца и особым чутьем кавалериста. Смелость, сопряженная с умением владеть собой, быстро оценивать положение, замечать ошибки врага делали его страшным противником. Товарищи-офицеры и нижние чины называли его просто «Граф». С именем графа Келера связано много славных дел этой войны. Прорвавшись как-то сквозь линию врагов, он долгое время хозяйничал у них в тылу со своей удивительной дивизией, и все усилия австрийцев поймать его были напрасны. Однажды он даже захватил обоз чуть ли не целого корпуса, причем почти не понес потерь. В конце концов, после долгой погони, дивизия графа Келера была окружена со всех сторон. Казалось, что выхода нет. Но и тут спокойствие, смелость и талант кавалериста дали ему возможность целым рядом демонстративных атак отвлечь внимание австрийцев и затем, пробившись там, где его менее всего ожидали, уйти».

Во время боев в Карпатах Келер был ранен, но вскоре вернулся из госпиталя в свою дивизию, не считая возможным надолго оставлять ее.

Войска любили графа не только за выдающуюся личную храбрость. Как бы ни была трудна боевая обстановка, он делал все возможное для облегчения положения простого солдат. Например, бывший командир 10-го гусарского Ингерманландского полка полковник Василий Чеславский вспоминал, какие меры начальник дивизии предпринимал для борьбы со вспыхнувшей эпидемией холеры: «Сам граф Келер два раза в сутки обходил всех больных. Он совершенно игнорировал опасность заразиться – подходил к тяжело больным и сам растирал им руки, разговаривал, утешал больных. Это сильно ободряло больных солдат морально».

В марте 1915 года Келер, показавший себя выдающимся начальником-кавалеристом, назначается командиром III кавалерийского корпуса, в который входили одни из лучших частей армейской и гвардейской кавалерии. Прощаясь со своей дивизией, граф отдал последний приказ: «С глубоким чувством грусти расстаюсь я с 10-й кавалерийской дивизией, которой командовал более четырех лет в мирное и военное время. Георгиевский крест, которым меня наградил Государь-Император, заработали мне своей беззаветной храбростью и удалью именно Вы, славные батареи и полки 10-й кавалерийской дивизии. Горячее спасибо всем Вам, друзья-товарищи, от генерала до самого скромного героя-рядового, за Вашу службу, за любовь и доверие ко мне. Тяжело мне расставаться с Вами. Одним утешаюсь, что 10-я кавалерийская дивизия входит в состав корпуса, которым я назначен командовать. Значит, работать на славу НАШЕГО ЦАРЯ-БАТЮШКИ и нашей Родины мы будем опять вместе. Благослови Господь дальнейшую нашу работу и дай он нам и в будущем того же счастья и удачи. Не забывайте завет Вашего старого начальника: читай перед боем молитву, иди с ней на устах на врага и никогда не отбивайся, а сам нападай».

Действия Келера, сразу же после назначения на корпус, сыграли важную роль при отражении австрийского наступления на Хотин, потеря которого грозила захватом австрийцами всей Бессарабии. Обходившая левый фланг Юго-Западного фронта неприятельская группа была в ночь на 17 марта стремительно атакована графом Келером и разгромлена под стенами Хотина.

Следующую блестящую победу корпус Келера одержал уже в апреле.

О том, какой честью считалось служить под началом легендарного кавалерийского военачальника, вспоминал генерал-лейтенант Андрей Шкуро – в то время в чине есаула командовавший Кубанским конным отрядом особого назначения, который был придан корпусу Келера: «…я явился представиться своему новому корпусному командиру графу Келеру. С некоторым трепетом ожидал я представления этому знаменитому генералу, считавшемуся лучшим кавалерийским начальником русской армии. Меня ввели к нему. Его внешность: высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами. Граф ласково принял меня, расспросил о быте казаков и обещал удовлетворить все наши нужды.

—Я слышал о славной работе вашего отряда, — сказал он. — Рад видеть вас в числе моих подчиненных и готов во всем и всегда идти вам навстречу, но буду требовать от вас работы с полным напряжением сил.

Об этом, впрочем, граф мог бы и не говорить; все знали, что служба под его командой ни для кого не показалась бы синекурой. Действительно, после двухдневного отдыха на отряд были возложены чрезвычайно тяжелые задачи. За время нашей службы при 3-м конном корпусе я хорошо изучил графа и полюбил его всей душой, равно как и мои подчиненные, положительно не чаявшие в нем души. Граф Келер был чрезвычайно заботлив о подчиненных; особенное внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Он знал психологию солдата и казака. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать…В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен.

Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, казалось, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования».

Самое активное участие корпус Келера принял в знаменитом Луцком (Брусиловском) прорыве.

Действуя в Южной Буковине, III кавалерийский корпус добился крупных успехов, имевших важное значение для общего успеха стратегического наступления Юго-Западного фронта. Корпусом Келера было взято в плен 60 офицеров, 3500 нижних чинов и захвачено 11 пулеметов.

Как сообщил граф телеграммой императрице: «Данную задачу исполнил, очистил южную Буковину от противника. Сегодня ранен в другую ногу пулей, кость не перебита, но расщеплена. С Божьей помощью надеюсь скоро вернуться в строй для дальнейшей службы Вашему Величеству».

Новый 1917 год, Российская Императорская армия встретила в преддверии ожидавшейся скорой победы – не вызывало сомнения, что, полностью обеспеченная оружием, боеприпасами и снаряжением, она в планировавшемся весеннем стратегическом наступлении сумеет разбить противника, что принесло бы союзникам окончательную победу. С нетерпением ожидал будущего решающего наступления и граф Келер.

15 января Келер был произведен в генералы от кавалерии, что демонстрировало, в том числе и то, какие большие надежды возлагает на него высшее командование и лично Николай II.

Однако достижению, казавшейся столь близкой, победы помешали февральские события в Петрограде. Оказавшиеся у власти антинациональные либералы очень быстро привели армию к позорному концу.

В эти дни крушения империи, когда повсюду, по выражению лишившегося престола императора, правили бал «измена и трусость и обман», Келер продемонстрировал высший пример верности долгу и присяге. Во всей армии тогда нашлось лишь два военачальника, которые не пошли на поводу у заговорщиков-февралистов, не «умыли руки», подобно Понтию Пилату, а готовы были защищать законную власть до конца – генерал Келер и командир Гвардейского кавалерийского корпуса генерал Хан Нахичеванский.

Келер, когда ему стало известно о вынужденном отречении Николая II, отправил монарху следующую телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».

Кавалеристы полностью поддержали позицию своего командира и, если бы у Николая II хватило мужества отдать соответствующий приказ, то не вызывает сомнения, что поддержанный заговорщиками в Ставке бунт запасных батальонов в Петрограде был бы подавлен кавалерией Келера и Хана Нахичеванского без особых усилий и с минимальными жертвами.

Шкуро так вспоминал о реакции корпуса, к которому обратился любимый командир: «Ура, ура! — закричали драгуны, казаки, гусары. — Поддержим все, не дадим в обиду Императора. — Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя».

Уходить в отставку по собственному желанию генерал граф Ф.А. Келер совершенно не собирался, поэтому неудивительно, что его позиция относительно происходящего в стране и в армии сделала его «одним из первых кандидатов в списке высших офицеров, которых новая революционная власть решила отправить в отставку, как неблагонадежных».

Когда же командование армии потребовало от графа Келера принять присягу Временному правительству (с этой целью специально был послан уже упоминавшийся генерал Маннергейм, командовавший в это время 12-й кавалерийской дивизией), то он ответил с полным чувством своей моральной правоты: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу».

А после того как граф был снят с должности командира корпуса, то прощался со своими кавалеристами под звуки уже запрещенного Временным правительством царского гимна.

Перед отъездом генерал отдал последний приказ, который словно весь проникнут любовью к своим оставляемым боевым товарищам и скрытой болью за погибавшую армию:

«Сегодняшним приказом я отчислен от командования славным 3-м кавалерийским корпусом. Прощайте же все дорогие боевые товарищи, господа генералы, офицеры, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы, самокатчики, стрелки и все служащие в рядах этого доблестного боевого корпуса!

Переживали мы с Вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутыми с БОЖЬЕЙ помощью неоднократным успехам над врагами.

Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с Вами. Горячее же спасибо всем Вам за Ваше доверие ко мне, за Вашу любовь, за Вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя.

Дай Вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего Вас командира корпуса. Помните то, чему он Вас учил. Бог Вам в помощь».

Отчисленный в резерв чинов Киевского военного округа, Келер делал все возможное, чтобы исполнить до конца свой долг присяги перед свергнутым самодержцем и присоединиться к арестованной царской семье. Он написал письмо Керенскому со следующей просьбой: «Ввиду того, что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств».

Вполне понятно, что Временное правительство не пустило известного своей отвагой и решительностью генерала к арестованной царской семье и, он остался в Харькове, куда вернулся к семье с фронта.

Временное правительство вполне справедливо опасалось популярности любимого в войсках военачальника и относилось к нему крайне подозрительно. Даже независимо от собственного желания, Келер стал знаменем борьбы в глазах многочисленных офицеров, не желавших смириться с революционным развалом и готовых выступить против него с оружием в руках. Как вспоминал в эмиграции видный деятель монархического движения Николай Тальберг: «В те медовые месяцы революции с именем графа Келера соединялось чистое и светлое понятие как о верноподданном офицере. В летние месяцы позорного 1917 г. мне приходилось много разъезжать по России, встречать затравленных офицеров и часто-часто в откровенных беседах как-то особенно благоговейно произносилось имя графа, сразу отделившего себя от революции. Помыслы всего монархически настроенного офицерства всегда сосредотачивались на графе Келере, скромно проживающем в Харькове».

Показательно, что моральный авторитет графа был огромен не только среди кадрового офицерства, а и солдат-фронтовиков, причем даже независимо от их идеологических предпочтений. Во время первого большевистского правления в Харькове его не тронули, хотя Келер считал ниже своего достоинства скрываться. Начавшееся братоубийственное противостояние (в котором уже в марте 1918 года был убит в Полтаве красными его сын хорунжий 1-го Оренбургского казачьего полка Борис Келер) все же не позволило генералу забыть, что под красным знаменем находятся такие же русские люди, в том числе его бывшие солдаты.

После начала Гражданской войны старый военачальник не примкнул к формировавшейся на Дону Добровольческой армии, хотя и был настроен резко антибольшевистски.

Для него Добровольческая армия была неприемлема неопределенностью своей программы, в первую очередь нежеланием ее вождей выдвинуть четкий лозунг восстановления монархии.

Как писал Келер основателю Добровольческой армии генералу от инфантерии Михаилу Алексееву: «Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете…Верно, что Вам, Михаил Васильевич, тяжело признаться в своем заблуждении, но для пользы и спасения родины… Вы обязаны на это пойти и покаяться откровенно и открыто в своей ошибке… и объявить всенародно, что вы идете за Царя».

Понятно, что, тесно связанное с либеральными кругами (в первую очередь, с кадетами), командование добровольцев не могло пойти на провозглашение монархической реставрации, что подвигло Келера принять предложение Совета обороны Псковской области возглавить, только начавшую формироваться в Пскове, белую Северную армию. Находясь еще в Харькове, граф выпустил обращение к солдатам и офицерам с призывом встать под его знамена: я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков… За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы — настало время исполнить свой долг… Время терять некогда — каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию».

При этом генерал категорически отказался от предложений со стороны некоторых правых организаций возглавить Южную или Астраханскую армию, которые также формировались под монархическими лозунгами. Дело в том, что обе эти армии негласно финансировались германским командованием на Украине с целью отвлечения офицеров от поступления в Добровольческую армию, а Келер ни при каких условиях не хотел быть зависимым от любых внешних сил. Как он с горечью писал о ситуации в антибольшевистских кругах Киева: «Здесь часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть — приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации».

Генерал как всегда выбрал путь долга – он оставил семью и пошел на войну, чтобы «положити душу свою за други своя».

Символично, что Келер был единственным белым вождем, которого благословил на борьбу патриарх Тихон, тайно передав икону Державной Богоматери и просфору через епископа Нестора Камчатского. Этой чести не были удостоены ни Колчак, ни Деникин, ни Юденич.

Граф рассчитывал, что сумеет собрать на Северо-Западе достаточно сил, чтобы начать наступление и освободить Петроград, что фактически означало бы поражение большевиков и окончание Гражданской войны. Келер серьезно рассчитывал войти под колокольный звон в Москву уже через два месяца после начала похода и через два месяца поднять Императорский штандарт над священным Кремлем.

Однако выступить во главе Северной армии Келеру помешали драматические события на Украине. Анти гетманский мятеж заставил гетмана Скоропадского обратиться за поддержкой к бывшим царским офицерам. Наиболее авторитетной для офицерства фигурой из находившихся на украинской территории высших военачальников был генерал Келер, что и подвигло гетмана предложить ему стать Главнокомандующим Вооруженными Силами Украинской Державы. неизменно отказывавшийся от любых контактов с германским командованием Келер был самой оптимальной для этого фигурой.

Как указывалось в гетманской грамоте от 5 ноября 1918 года: «Ввиду чрезвычайных обстоятельств общее командование всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины, я вручаю генералу от кавалерии графу Келеру на правах Главнокомандующего армиями фронта, с предоставлением ему сверх того прав, определенных ст.28 Положением о полевом управлении войск в военное время. Всю территорию Украины объявляю театром военных действий, а потому все гражданские власти Украины подчиняются графу Келеру».

Подобные беспрецедентные полномочия делали Келера фактически диктатором Украины. Об этом генерал прямо заявил в телеграмме Деникину, поддержка которого была необходима Главнокомандующему для объединения всего находящегося на Украине офицерства, большинство которого поддерживало Добровольческую армию: «По настоянию общественных кругов, гетмана Украины и его правительства принял на себя всю полноту военной и гражданской власти на Украине».

В своей деятельности новоназначенный Главнокомандующий предпринял самые энергичные меры, чтобы заручиться поддержкой всего населения для защиты Украины. Приведем его воззвание, где предельно четко выражены намерения Келера: «Все, кто любит Родину и стремится к ее воссозданию, будут всеми силами поддерживаться правительством, враги же порядка и спокойствия будут преследоваться беспощадно – ни национальность, ни политические взгляды роли в этом играть не могут и не должны».

Возможно, будь у Келера больше времени, он бы сумел отстоять Киев от наступления Петлюры и сохранить гетманскую власть, но оставаться Главнокомандующим ему пришлось недолго.

Как отмечал весьма информированный Николай Тальберг: «Гетманское правительство испугалось определенности и решительности действий графа Келера».

13 ноября Келер выступил на похоронах зверски замученных петлюровцами под Киевом офицеров-добровольцев.

Потрясенный этой страшной, даже для времен Гражданской войны, трагедией, и без того чуждый дипломатичности Келер, прямо заявил в надгробном слове во время похорон убитых добровольцев на Лукьяновском кладбище, что Главнокомандующему на время военных действий необходима передача всей полноты власти. Таким образом это означало и подчинение ему Совета министров.

Оказавшись в блокированном Киеве, Келер не имел возможности выехать в Северную армию, но 14 декабря – в день падения города сделал попытку пробиться во главе небольшого офицерского отряда на Дон. Но это уже было невозможно и генерал, в сопровождении 30 офицеров, укрылся в Михайловском монастыре.

Бывший Главнокомандующий и не подумал прятаться, хотя у него была полная возможность спастись – из германского штаба специально был прислан офицер, чтобы вывезти генерала на автомобиле. Но, когда он попросил обезоружиться, снять папаху и надеть немецкую шинель, Келер отказался от подобного, как считал генерал, унижения и решил дожидаться в монастыре своей участи, какой бы она ни была.

Вскоре была предпринята вторая попытка вывезти графа в германскую комендатуру, но и она сорвалась по причине категорического отказа графа снять наградную шашку и шейный Георгиевский крест.

На следующий день Келер был взят под арест пришедшими в монастырь сечевиками. Жить ему оставалось всего несколько дней… В ночь с 20 на 21 декабря петлюровцы на санях вывезли из монастыря графа вместе с оставшимися ему верными до конца адъютантами – полковником Андреем Пантелеевым и штаб-ротмистром Николаем Ивановым, якобы для перевода в Лукьяновскую тюрьму.

Когда арестованные оказались на Софиевской площади у памятника Богдану Хмельницкому по ним был открыт из засады огонь, а потом конвоиры добили свои жертвы выстрелами из винтовок, сабельными и штыковыми ударами. Вряд ли можно сомневаться, что прямой приказ на это подлое убийство поступил сверху – ненависть к Келеру была общей для лидеров Директории. Само собой, ни один из убийц не понес ни малейшего наказания, а генеральская Георгиевская сабля с бриллиантами была торжественно преподнесена на следующий день командиром сечевиков Коновальцем Петлюре.

Благодаря епископу Нестору Камчатскому, уже свезенные на свалку тела убитых, были найдены и нашли свой последний приют под чужими именами на погосте Свято-Покровского монастыря.

Могила генерала в обители не сохранилась, но навеки останется память о великом духе воина и патриота, для которого до последнего вздоха главным в жизни был долг.

Таков жизненный путь удивительного человека, которого называли «первой шашкой русской кавалерии».