История/1. Отечественная история

Д.и.н., профессор Олейник О.Ю.

Ивановский государственный энергетический университет, Россия

РОЛЬ ВОЕННОЙ УГРОЗЫ

В ОБОСНОВАНИИ РЕПРЕССИВНОЙ ПОЛИТИКИ

СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА НА РУБЕЖЕ 20–30-х гг.

 

К концу 1929 г. экономику стран Запада охватил тяжелейший кризис, на фоне которого советское руководство усиленно развивало тезис о возрастании агрессивности империализма и наступлении нового периода войн и революций.

Руководство СССР на первый план выдвинуло задачу укрепления военной мощи государства в целях подготовки его к грядущим классовым битвам.

Объявленное с началом первой пятилетки «социалистическое наступление» официальной пропагандой трактовалось в духе и терминах гражданской войны. Только вместо военных фронтов провозглашались фронты индустриализации, коллективизации, культурный, антирелигиозный и т.д.; вместо ударных армий – ударные стройки; вместо планов боевых операций – народнохозяйственные планы; вместо белогвардейских отрядов – социально-враждебные элементы.

Поскольку СССР находился в капиталистическом окружении, существование внутренних «врагов» тесно увязывалось с угрозой советскому строю извне. Это позволяло не только оправдать проводившуюся правительством политику, но и объяснять многие возникавшие трудности происками «вредителей-диверсантов», а малейшие проявления недовольства обстановкой, складывавшейся в стране, пресекать карательными мерами. Их осуществление возлагалось, прежде всего, на органы госбезопасности. Они рассматривались партийно-советским руководством как мобильная, многопрофильная, надежно функционирующая и наделенная мощным ресурсом силового воздействия часть государственного аппарата, призванная осуществлять защиту сложившегося политического режима и способствовать реализации выдвигаемых им задач.

Как известно, первым опытом проведения широкомасштабного процесса, в котором обвиняемых судили не только по обвинению в контрреволюционной деятельности, но и в связи с подготовкой интервенции против СССР, явилось сфабрикованное ОГПУ «Шахтинское дело», рассмотренное 15 мая – 5 июня 1928 г. Специальным присутствием Верховного Суда СССР.

В начале 30-х гг. было проведено еще несколько подобных процессов. При этом следственными органами ОГПУ продуцировались фальсифицированные материалы, на основании которых выдвигались надуманные обвинения, отвечавшие политическому заказу.

Так, в сентябре 1930 г. была раскрыта контрреволюционная организация «вредителей рабочего снабжения». Аресты были произведены во многих ведомствах, занятых обеспечением населения продуктами питания. 20 сентября 1930 г. на основе личных сталинских предписаний (См.: Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг.: Сб. док. М.: Россия молодая, 1995. С. 217). Политбюро приняло решение, в котором ОГПУ обязывалось применить приговор о расстреле всех 48 «участников вредительской организации» в сфере снабжения (См.: Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 3. Д. 798. Л. 12). По приказу Сталина 22 сентября 1930 г. в печати было опубликовано сообщение ОГПУ о раскрытии «вредительской и шпионской организации в снабжении населения важнейшими продуктами питания», которая ставила цель «создать в стране голод и вызвать недовольство среди широких рабочих масс и этим содействовать свержению диктатуры пролетариата» (Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 218). А еще несколько дней спустя, 25 сентября, газеты сообщили о расстреле 48 «вредителей снабжения». Вокруг этого события была организована шумная пропагандистская кампания. Измученному продовольственными проблемами народу внушалась мысль, что подлинные виновники бедственного положения – это вредители и шпионы.

В качестве другого примера можно назвать следственные материалы по так называемой контрреволюционной монархической организации «Всенародный союз за возрождение свободной России», якобы состоявшей из крупных советских ученых – академиков и профессоров. В строго секретной записке руководства ОГПУ от 15 сентября 1930 г. на имя Сталина и Молотова указывалось: «Организация ставила целью свержение Советской власти при помощи вооруженного восстания и иностранной военной интервенции и установление конституционной монархии во главе с б. великим князем Андреем Владимировичем… Интервенция предполагалась, по плану организации, не позже весны 1931 года и должна была начаться высадкой десанта германских войск со стороны Балтийского моря с одновременным нападением на Ленинград и другие узловые пункты СССР германского воздушного флота, база которого устраивалась в Финляндии» (Цит. по: Воронцов С.А. Правоохранительные органы и спецслужбы РФ. М., 1999. С. 185).

Как свидетельствуют документы, Сталин лично нацеливал чекистов на выявление связей внутренней контрреволюции с подрывной деятельностью заграничных спецслужб и их агентов. При этом он подчеркивал необходимость широкого освещения в печати соответствующих результатов работы ОГПУ: «…Лейтмотив этого освещения: мы все раскрыли, нам все известно о кознях буржуазии и их разбойников-поджигателей и вообще вредителей и мы им накладем по шеям» (Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 216-217). Сталин прямо требовал от руководства ОГПУ в делах о контрреволюционных группировках «сделать одним из самых важных узловых пунктов» показаний обвиняемых «вопрос об интервенции и сроке интервенции». Полученный таким образом материал должен был в ходе открытого судебного разбирательства предаваться гласности не только в СССР, но через Коминтерн становиться достоянием международного рабочего движения, с участием которого предполагалось развертывать «широчайшую кампанию против интервенционистов» (Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 188).

По сталинскому сценарию была организована пропагандистская кампания в связи с публичным процессом по делу «Промпартии». Оперативная разработка этого дела органами ОГПУ проводилась с ноября 1929 г., а 25 ноября 1930 г. начался суд над обвиняемыми. Они «сознались» в создании крупной подпольной организации, состоявшей из 2 тыс. специалистов, цель которой якобы состояла в проведении по заданию иностранных разведок подрывной деятельности в народном хозяйстве СССР. «Промпартия, – говорилось в приговоре, – делает основной упор на военную интервенцию против СССР, для подготовки которой ... вступает в организационную связь с интервенционистскими организациями как внутри СССР (эсеро-кадетской и кулацкой группой Кондратьева-Чаянова, меньшевистской группой Суханова-Громана), так и за границей (Торгпром, группа Милюкова, интервенционистские круги Парижа)» (Цит. по: Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 186).

На процессе «Промпартии» доказывалось, что военная интервенция готовилась в 1930 г. силами иностранных экспедиционных корпусов при участии остатков врангелевской армии и красновских казачьих частей. Эти соединения якобы должны были нанести комбинированный удар по Москве и Ленинграду. В план интервенции входило использование в качестве повода для нападения интервентов на СССР какой-либо пограничный конфликт с тем, чтобы в процессе дальнейшего его развития могли быть задействованы вооруженные силы союзных с Францией государств – Польши и Румынии, а также армии, как тогда говорилось, стран-«лимитрофов»: Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии (Подр. см.: Штейн А.П. С мандатом французского генерального штаба: Очерки о процессе «Промпартии». Л.: Прибой, 1931). На страницах центральных и местных газет в связи с делом «Промпартии» публиковались многочисленные требования граждан и трудовых коллективов «расстрелять агентов интервенции», «уничтожить шайку шпионов, вредителей» и т.д. Таким образом, общественное мнение приучалось и к оправданности, и к обыденности террора.

Аналогичные цели преследовал процесс по делу «Объединенного бюро ЦК РСДРП меньшевиков», проведенный 1–9 марта 1931 г. По указанию руководства страны его ход и результаты освещались с особым размахом не только в периодической печати, но и в большом количестве пропагандистских брошюр, на все лады обличавших «меньшевиков-интервентов» (См., напр.: Альтман М.Р. Социал-предатели перед судом пролетариата. М.: Огиз–Молодая гвардия, 1931; Беус А. Меньшевики-интервенты. Л.: Огиз–Прибой, 1931; Радек К.Б. Мировой меньшевизм и интервенция против СССР. М.-Л.: Соцэкгиз, 1931; Эрдэ Д. Разоблаченные социал-интервенты. М.: Изд-во ЦК МОПР СССР, 1931 и др.). Примечательно, что были опубликованы и стенограммы указанных судебных процессов (См.: Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 г.): Стеногр. судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. М.: Сов. законодательство, 1931; Процесс контрреволюционной организации меньшевиков (1–9 марта 1931 г.): Стеногр. судебного процесса, обвинительное заключение и приговор. М.: Огиз – Сов. законодательство, 1931).

Подобного рода дела на основе следственных материалов органов ОГПУ были подготовлены и на местах. Их публичное освещение, с одной стороны, призвано были продемонстрировать силу пролетарской юстиции в ее борьбе с врагами, а, с другой, – реальность угрозы советскому строю со стороны враждебных элементов внутри страны, сомкнувшихся с интервенционистскими силами за рубежом.

Несомненно, СССР находился тогда в сложных условиях и, по образному выражению советского писателя И. Эренбурга, котлованы первой пятилетки стали и «первыми окопами» в будущей Великой Отечественной войне. Вместе с тем, анализ документов сегодня дает основание утверждать, что сталинское руководство, апеллируя к опасности интервенции, пыталось провести «чистку тыла» от потенциальных носителей антисоветских настроений и взглядов, подобных тем, что в 1927 г. были сформулированы Троцким в известном «тезисе Клемансо» (в случае начала войны использовать возникшие трудности для отстранения правящей верхушки от власти). Ссылки на возможную агрессию против СССР со стороны капиталистического окружения призваны были также оправдать применение чрезвычайных мер в осуществлении «социалистической реконструкции народного хозяйства» и мотивировать необходимость мобилизационного сплочения перед военной угрозой рядов партийно-государственного аппарата с жестким утверждением принципа единоначалия, означавшего подчинение воле «верховного командования» в лице Сталина.