К.ф.н. Ибрагимова Г.Х.

Худжандский государственный университет, Таджикистан

Система таджикской антропонимии в художественном тексте

Современную лингвокультурологическую науку, несомненно, должна характеризовать стремление объединить теоретические изыскания с практическим применением достигнутых результатов в различных сферах языковой культуры. Исследование лингвокультурологических особенностей антропонимов, безусловно, может служить своеобразной платформой для выяснения ценности их языковой и культурологической природы. Многообразие существующих языков издавна служило стимулом для их сравнения, что заложило основы для выделения и развития одного из специфических уровней языковедческой дисциплины – антропонимии с ее методами, принципами, теоретическими и прикладными лингвистическими выводами. При анализе лингвокультурологических особенностей указанного объекта исследования необходимо использовать сочетание структурного их анализа с функционально- семантической оценкой фактов языка, что повысит значимость чисто лингвистических выводов исследования. Глубокий анализ контекстов речи и художественных произведений в их соотносительных (таджикско-русских, или русско-таджикских) переводах позволяют прийти к выводу, что интерес представляют соотношения между антропонимами этих языков и надежной базой их сравнения неизбежно оказывается уровень семантико-синтаксический, чем и оправдан тот функциональный подход, который избирает автор настоящей статьи. На разборе этой проблематики можно показать методический и методологический подходы исследователя к определению путей контрастивного анализа. Нам представляется оправданным прием использования переводов с одного языка на другой для определения степени частотности семантически и функционально- соотносительных конструкций - антропонимов в различных сравниваемых языках. Зная семантико-структурные черты антропонимов одного языка и грамматические особенности иного языка, можно предвидеть, что эта категория лингвоспецифических единиц (антропонимы) в таджикском языке более разнообразны, уникальны и чаще используются даже в контексте художественной речи для придания экспрессии в характеристике персонажей. Вместе с тем кажущаяся «содержательность» теории глубинных структур антропонимов отвлекает внимание исследователя от тех их семантических особенностей, используемых в эквивалентных конструкциях двух сравниваемых языков, которые могут пролить свет на их совпадение или расхождение.

Одним из важных вопросов исследователя языковой природы антропонимов является порядок распределения и членов, и форм их связи (сравним: Ањмад тракторчї и тракторчї Ањмад). Поэтому не случайно самой различной стилистической принадлежности этих структурно и семантически, а также синтаксически не эквивалентной лексики, т.е. их «глубинной» структуре необходимо уделить пристальное внимание. Даже в диапазоне этих структурно сжатых конструкций антропоним «Ањмад тракторчї» убедительно демонстрирует семантическую контрастность с единицей «Тракторчї Ањмад» выявляя роль порядка слов с его жесткой структурой (антропоним – Ањмад тракторчї) и (Тракторчї Ањмад) с субъектно – предикативными отношениями, что ограничивается тремя принципами: а) контрастностью моделей; б) жесткостью структур; в) контрастными взаимосвязями между поверхностной и глубинной структурами. Подход с позиции темы (Ањмад) - рематической (тракторчї) модели предложения обеспечивает понимание содержательной и функциональной сторон явлений языка. Чисто позиционный подход представляет антропоним и констатацию фактов, а расхождения наблюдаются на уровнях структурного целого. В данных моделях ясно очерчены сферы функционального схождения и расхождения семантико-морфологического и синтаксического подходов при анализе языкового материала, когда необходимо осуществление последовательного контрастного анализа семантики группировок различных частей словарного состава языка. Используя положения теории лингвистических универсалий и некоторые из примеров компонентного анализа, мы пробуем установить общие и частные принципы и каноны коммуникативного варьирования и моделирования антропонимов, которые позволяют испробовать различные теоретические подходы к решению их частных проблем. На наш взгляд, при этом положительной и наиболее перспективной представляется функционально – семантическая оценка исследуемых вопросов.

Исследование поэтической ономастики стала динамизироваться с 60-х годов прошлого столетия. В этот период издаются десятки монографий и сотни книг, заметок о поэтике собственных имен.

Длительное время поэтическая ономастика интересовала исследователей как прикладная дисциплина, востребованная, как правило, при публикации различных комментариев к художественным текстам, составлении по ним словарей собственных имен. Один из разделов ономастики, занимается изучением специфики поэтонимов в художественных текстах, выделяя в самостоятельную научную дисциплину, именуемую литературной, или поэтической ономастикой.

В настоящее время проявляется большой интерес к изучению собственных имен в художественной литературе. Возросший интерес к изучению собственных имен в художественных текстах объясняется расширением диапазона их исследований в сфере общей и частной поэтики, стилистики, языка художественной литературы, лингвистики текста.

Если в предшествующих исследованиях поэтическая ономастика рассматривалась фрагментально, при публикации различных комментариев к художественным текстам или при составлении словарей собственных имен (СИ) к художественным произведениям, то в настоящее время динамично пополняется ряд кандидатских и докторских диссертаций по данной проблематике. Этот факт утверждает серьезное отношение к проблемам ономастики в целом и литературной ономастике, в частности.

Академик В.В.Виноградов отмечал, что «вопрос о подборе имен, фамилий, прозвищ в художественной литературе, о структурных их своеобразиях в разных жанрах и стилях, об их образцах, характеристических функциях и т.п. не может быть иллюстрирован немногими примерами. Это очень большая и сложная тема стилистики художественной литературы» (1,38).

Поэтическая ономастика – малоизученная область в современном таджикском языкознании, хотя имеется в наличии несколько работ, посвященных ономастике текстов классической литературы. И в самом центре этих исследований стояла, бесспорно, история языка. Историческая интерпретация поэтической ономастики с привлечением памятников письменности, изучение ее современного состояния, социальной природы могут стать важнейшим источником в истории изучаемого вопроса и служить магистральным направлением исследования истории языка.

В этом отношении, однако, практически не изучено ономастическое пространство современных таджикских художественных текстов.

Актуальность проблем ономастики художественного текста исследователя ставит в необычную языковую ситуацию сегодняшнего дня, ставя необходимость произвести тщательный, глубокий анализ проблемы на широком фоне и надлежащем анализе лингвистических данных (фонетических, морфологических, словообразовательных и лексических явлений, синтаксической функции). При надлежащем анализе лингвистических данных ономастики необходимо учитывать значимость этих данных.

СИ, функционирующие в произведениях таджикских писателей, являясь непременными и обязательными их компонентами, составляют ономастическое пространство художественного текста, в котором отображается вымышленная или реальная действительность.

Каждая из названных аспектов находит свое особое объяснение, вытекающее из пристального внимания к изучению большого количества фактов, черпаемых из разных источников художественного контекста и, таким образом, взаимно проверяемых, что помогло нам определить и установить границы их лингвистического описания и значимость этих данных.

В данной статье в ряду других вопросов нами рассмотрено и антропонимическое поле прозы Сотим Улугзаде - одного из самых известных писателей Таджикистана, Узбекистана, Ирана постсоветского периода.

Ономастическое пространство художественного текста – это совокупность всех СИ, которая в прозе С. Улугзаде составляет специфическое поле функционирования конструкций ономастической природы и их парадигмы, несущие культурно – историческую и этнокультурную информации.

Антропонимическое поле прозы С.Улугзаде включает в себя пласт личных имен:1) именования реально существовавших людей (Юсуф Муллобобоев, Тӯхтаназар Ашӯрматов, Турғунбой Мирзораҳимов);

2) именования вымышленных персонажей текста (Қурбон, Сайфулло );

3) номинации советских государственных деятелей (Калинин, Володя Ульянов, Ленин);4) имена таджикско-персидских, русских поэтов (Рудаки, Фирдавси, Саъди, Хофиз, А.С.Пушкин); 5) обозначения святых, архангелов, пророков (Изроил, Идрис, Мухаммад).

Составленная нами специальная программа изучения природы объекта исследования предоставила возможность выделить антропонимы вымышленные и реально существовавших людей. В свое время М.В.Карпенко, однако, под литературными антропонимами понимала лишь собственные имена, созданные автором, а собственные имена реальных исторических лиц, используемых в художественных произведениях в качестве личных имен персонажей, исключались (2, 24). Это ограничение позже было снято и под литературными антропонимами стали называть все имена собственные при номинации персонифицированных художественных образов.

Известно, что в языковой среде основные свойства антропонима – это обозначение объектов, субъектов либо личным именем, либо набором личных имен индивида или группы индивидов, а также служение средством обозначения лиц вообще с целью их выделения из ряда подобных. В обычной речи  имена   собственные  просто называют объекты, но в  художественной  речи эта функция совмещается с экспрессивной, выразительной функцией. Следовательно,  имя   собственное в художественной речи не просто обозначает лицо, но начинает выступать и мощным стилистическим средством раскрытия идейно-тематического замысла автора. И потому в этом отношении оно является ценным компонентом в системе средств  художественной  выразительности. Писатель не только подбирает личные имена, но и соотносит их с определенным образом, с характером персонажей.

Начиная историческое описание языка, лингвист неизбежно избирает в качестве исходного пункта синхронный срез, представленный и другими памятниками письменности и наиболее исторические свидетельства о данном явлении, находящие удовлетворительного объяснения в пределах наблюдаемой системы. Так, в рассказе А. Чехова «Страшная ночь» писатель для нагнетания страха использовал фамилии Панихидин, Трупов, Упокоев, Черепов, Погостов, Кладбищенский, Челюстин. А в рассказе «Лошадиная фамилия» «антропонимическая выдумка Чехова сконцентрировала 39 «лошадиных» фамилий в пределах одного короткого рассказа» (3, 38).

Очень часто для придания стилистического окраса и выполнения каких-то текстообразующих функций писатели в своих произведениях используют «говорящие» имена, характеризующие персонажа.

Наблюдения над языковыми изменениями, прежде всего в области лексики и синтаксиса «говорящих» имен проходили по определенной схеме описания с равным вниманием не только к развитию реально представленных элементов языка, но и фактам фиксирования языковых знаков, сохранившихся в письменных памятниках и являющихся наиболее прежними свидетельствами о данном явлении.

Новые идеи языкознания XXI века – понятие системности языковых фактов, представление об этой системе как совокупности вариантов, соотносимых с инвариантом, неравномерность в историческом развитии отдельных уровней языковой системы художественных произведений – поставили на повестку дня необходимость пересмотра некоторых аспектов грамматики языка художественных произведений, которые ярче всего проявляются в области лексики. Однако учет вариативности «говорящих» имен неизбежно приходится иметь в виду при создании картины их функционирования, и весь вопрос в степени привлечения этих составных структур в контексте художественного произведения.

Так, проза С.Улугзаде насыщена большим количеством персонажей как главных, так и второстепенных, но в ней наблюдается незначительное количество «говорящих» имен, так как в художественном тексте антропонимы с одной стороны, как указано выше выполняют номинативную функцию, с другой призваны служить экспрессивным средством индивидуализации персонажа. Считается, что экспрессивный оттенок СИ придает пласт антропонимии, состоящий из прозвищных имен с оценочно‐ характеристическими мотивами: Раҳим хурӯс – Рахим собст.имя+ хурӯс «петух», Хайдар кокул Хайдар собст.имя + кокул «косичка», Хаити пакана – Хаит собст.имя+ пакана «маленький», Усмон полвон – Усмон собст. имя + полвон «богатырь», Умари буз – Умар собст.имя + буз «козёл».

…бабушка продолжала тихим голосом рассказывать сказку о мальчике Хайдар кокулке…(4, 285).

Прозвища, находясь в постпозиции с личными именами, входят в число «говорящих» имен, выражая: 1. положительные черты характера героя- Усмон полвон; 2. отрицательные черты характера героя – Умари буз; 3. физические недостатки героя Хаити пакана; 4. профессию, род занятий персонажа- Дадобой дуредгар, Содиқи анборчӣ.

Если в практической антропонимике прозвища выполняют вспомогательную функцию в общении, то в произведениях они являются выразительным средством характеристики действующих лиц и обогащают эти образы эмоционально-экспрессивными оттенками. Их выбор стилистически обусловлен, автор обращает внимание и на их формальные элементы, и на звуковой облик, и на значение основ.

Имена собственные, использованные писателем в художественных текстах, имеют следующие основные источники: 1) переход апеллятива в имя собственное – онимизация; 2) заимствование иноязычных собственных имен.

В антропонимическом пространстве прозы С.Улугзаде совсем незначительным количеством представлены СИ, образованные от апеллятивов: Хоркаш, Сангали, Хурмо.

Хоркаш, чего такой грустный? (5,163). Қаросоч берет Хурмо за руку и быстро уводит (5, 157).

Хоркаш-собст. муж. имя «грабли»; Қаросоч- собст.жен. имя «черные волосы»; Хурмо- собст. жен. имя, название восточного фрукта.

Отапеллятивные СИ имеют прозрачную этимологию: Санг –камень, Табар-топор. Обычно родители, нарекая ребенка отапеллятивным именем, выражали свои пожелания ему приобрести долговечность камня или силу топора. Имена с уничижительным оттенком давались, чтобы отогнать или обмануть злых духов: Хошок- прошлогодняя трава; Партов – мусор.

Все сложные и семантически производные от них слова – понятия с оценочным значением произошли от свободных сочетаний в которых основная единица, находящаяся в препозиции (Усмон) может быть собственным именем, а последние знак у имена (полвон, хурус, кокул, пакана, дуредга, анборчї м ин.др.) в постпозиции. Они сохраняют следы некоторого реального значения, дифференцируя семантику каждого производного функционального и синтаксического отношения, переразложения составных элементов. Например: светла, солнечная Елена или Елена (солнечная, светлая). Устанавливая основные способы возникновения и формирования антропонимов, образующих СИ, можно определить особенности этого процесса, допуская вместе с тем возможность членения на составляющие их элементы с помощью специального этимологического анализа. Звеньями анализа могут стать – а) определение единиц, соответствующие по значению; б) сращения разных по значению слов; в) переразложение семантики свободных слов в замкнутые антропонимические формы их использования. Это позволяет установить более четкую и мотивированную точку зрения на природу подобных лингвоспецифических словесных единиц.

Пристально приглядываясь к значению отдельных антропонимов и в особенности их варьирования в тексте, как с точки зрения семантики каждого из них, т.е. реального их значения, так и их функции в парадигматическом ряду с другими словами, можно, однако, установить наряду с их полной контекстуальной функцией также и сохранение в них следов реального их значения. Образующие различные оценочные понятия или характеристики лица, которые, безусловно, сохранили в некоторой степени связь с реальным значением самостоятельного прежде слова, сохранившиеся синтагматические их отношения между собой, как определяемых и определяющих по своей природе форм семантических связей не только устанавливает специфику разнообразных категорий (Усмон полвон – полвон Усмон), но и следы синтаксических отношений (определительных и предикативных именных: Усмон, являющийся богатырем и Богатырь, выступающий на ринге – это Усмон).

Таким образом, в структурно сложных единицах (антропонимах) каждый препозиционный элемент (субъект или объект) оценки относится к постпозиционному как определяемое к определению, т.е. как более конкретное понятие (лицо) к более абстрактному (полвон, хурўс, пакана и т.п.), а вместе в совокупности составляют «говорящие» имена.

Если установление функций каждого слова в структуре антропонимов реализуется в синтаксисе слов, то установление функций каждой морфемной единицы в структуре слова реализуется в синтаксисе морфем. Все способы имеют строго очерченные критерии и могут быть строго дифференцированы между собой (Ср.: Тиллохон и Хон тилло, или Дадобой дуредгар - Дуредгар Дадобой, Содиќи анборчї –Анборчї Содиќ). Следовательно, процесс грамматикализации конкретных слов в структуре антропонимов не проходит сам по себе, а является конкретным живым процессом. Все ступени морфологического развития антропонимов, а также их функционального варьирования (преобразования, реально существуют. Реальное значение каждого оценочного слова, как самостоятельного зависит от значения той коренной единицы (лица, субъекта, объекта) к которой он присоединяется. При этом возникает проблема изучения этих отношений как их своеобразной морфологии, лексико-семантических, а также их функциональных и систематических отношений между собой, которые сохраняют следы реального значения, дифференцирующие семантику каждого словесного знака. Причем реальное значение соответствующего слова сохраняется и при присоединении к другим именным основам: Рахим хурўс шахси басо бовиќор буд. Рахим петух был весьма гордым человеком. Как сочетание слов, состоящее из двух элементов, антропонимы в результате сопоставления этих элементов образуют более конкретное понятие по отношению к определяемому. Последовательность элементов в структуре антропонимов, изоморфная синтаксической структуре свободного словосочетания, распространяется и на характер их значения. Следовательно, процессы грамматикализации антропонимов характеризуются последовательным переходом от словосочетания с полновесным знаменательным значением к словосочетанию со знаменательным, но отвлеченным постпозиционным компонентом.

Официальное именование человека в развитом обществе имеет свою формулу имени: определенный порядок следования антропонимов и имен нарицательных (этнонимов, названий родства, специальности, рода занятий, званий, титулов, чинов и т. п.). Постоянная формула имени была известна еще в античном Риме: praenomen (личное имя) + nomen (родовое имя) + cognomen (прозвище, позднее фамильное имя) + (иногда) agnomen (добавочное имя), например, Publius Cornelius Scipio Africanus major. В Индии эта формула складывается из трех (реже более) компонентов: 1-й — в зависимости от гороскопа, 2-й — показатель пола или принадлежности к религиозной секте, 3-й — название касты или вместо него псевдоним; например, имя Рабиндранат Тагор имеет следующие компоненты: Рабиндра (Бог Солнца), Натх (муж), Тхакур (каста землевладельцев).

Формульность присуща и структуре СИ прозы С.Улугзаде. Многочисленный пласт составляют имена, как правило, заканчивающиеся титулами: хон, бек, бой, шо. Иногда титул ставился перед именем, но по сути, это не имело значения.

Вот как у Бадалбека, съел он сиротскую долю – все лицо и шея у него покрылась гнойными болячками (4, 86).

Во время болезни эмира повелителем государства… был премьер-министр – қушбеги Шомухаммад (5, 185).

Но не всегда в произведениях С.Улугзаде титулы хон, бек, бай, шо используются в их прямом значении: очень часто они выступают как форманты к СИ: персонажи Азизхон сын простого дехканина, Дадобой – плотник, Наимшо –бедняк из Дарваза. Они характеризуют сословие, профессию, социальную принадлежность лица, субъекта, объекта.

Таким образом, какой-либо титул мог оказаться в составе имени человека, не имеющего по своему общественному положению или роду деятельности ничего общего с этим званием. Объясняется такое несоответствие тем, что ребенка могли назвать в честь почитаемого лица, взяв его имя и сочетающееся с ним звание. Точно так же наличие в составе имени титулов наподобие малик, султан, шо "царь", "правитель" не могло служить основанием для причисления их носителей к царскому роду.

В художественном тексте встречаются СИ с конечным элементом -дин «вера»: Наҷмиддин, Зайниддин, Садриддин.

Мулло Зайниддин сказал: «Человек здесь отрешается от веры…» (4,19).

Мой сын учится в школе мулло Наҷмиддина семь лет, а до сих пор писать не умеет (4,217).

Слова мулло, шайх как звания могли принадлежать только служителям религии, главным образом мусульманских священнослужителей. Эти же слова в препозиции к СИ служили еще и отличительным признаком образованного или просто грамотного человека.

Антропонимы с формантом ҷон, в значении «душа», придающая имени оттенок ласкательности, уважения в прозе встречаются мало, видимо в регионах, где описываются события, имена с таким формантом были непродуктивны: Ниёзҷон, Аҳмадҷон, Иномҷон.

Это был Раҳимҷон, я его встречал в Қизил-теппа (4,19).

В художественном тексте наблюдаем СИ с формантом мирзо, означавший титул «сын амира», «царевич». Обычно имена писцов, секретарей начинались с присоединением данного форманта к имени служащих канцелярии, что говорило об их особом положении в мусульманском обществе.

Уже три года Мирзоакрам днем и ночью думал о том, как вернуть потерянную должность чиновника (5, 3).

Были титулы, которые меняли свое значение в зависимости от позиции в полном имени и состава последнего. Например, титул хоҷа перед именем указывал на то, что носитель имени - купец, суфий или чиновник канцелярии правительства, а тот же титул в конце имени обозначал потомка "праведных халифов" или человека, совершившего паломничество по святым местам.

Лишь один пожилой земледелец сурово ответил хоҷи Ёқубу (5, 266).

…в двух смежных комнатах жил дядя Обидхоҷа с семьей и бабушкой (4,12).

При описании писателем Сотим Улугзаде постсоветского периода жизни Средней Азии мы наблюдаем постепенное изменение системы таджикской антропонимии в художественном тексте. Это было связано, как с ликвидацией сословных ограничений, когда стали исчезать титулы и почетные прозвища, так и с русским влиянием на таджикскую культуру и язык, и в частности на антропонимическую систему, когда стала применяться трехчленная антропонимическая модель “имя + отчество + фамилия”, а вместо них появились фамилии, образованные по русской модели: Собир Умаров, Юсуф Муллобоев, Аҳмадҷон Абдусатторов, Аҳмад Калонов.

…и вспомнил Рахматулло Шамсуллоева нашего военрука (4, 268).

До трехчленной антропонимической системы у таджиков существовала двучленная их система, в соответствии с которой вместо фамилии называлось имя отца с последующим формантом “бин”. В СИ при очевидном процессе морфологического их развития «бин» ставился перед именем отца, образуя "отчество": Ахмед ибн Абдуллах - Ахмед, сын Абдуллаха.

С учетом структуры антропонимию художественного текста С.Улугзаде можно разделить на простые - Халима, Солех, Одил; сложные - Бибимастура, Муллозайниддин, Мухаммадаминбой; составные - Тиллохон ойим, Умархон полвон, Шарифи Навча, Аҳмадҷон Абдусатторов.

Антропонимический потенциал художественной литературы очень широк. В данной статье мы охватили небольшой круг антропонимического пространства прозы С.Улугзаде, раскрыв некоторые специфические особенности СИ в литературной ономастике.

Литература:

1. Виноградов В.В. Стилистика: Теория поэтической речи: Поэтика. М.: АН СССР, 1963.

2. Карпенко М.В. Русская антропонимика. Конспект лекций спецкурса. Одесса, 1970.

3. Зайцева К. Б. Английская стилистическая ономастика. Тексты лекций. Одесса, 1973.

4. Улуг-заде С.Утро нашей жизни. Душанбе. Маориф, 1984.

5. Улуг-заде С. Восэ.М.: Сов.писатель, 1980.

6. Улуг-заде С. Согдийская легенда. М.: Худ.лит.,1987.