Принцип диспозитивности при осуществлении защиты семейных прав

Положениями семейного законодательства установлено, что граждане по своему усмотрению распоряжаются принадлежащими им семейными правами, в том числе правом на защиту последних, за исключениями, прямо установленными Семейным кодексом РФ (далее по тексту - СК РФ).[1]

В качестве прямо установленных исключений, когда защита семейных прав является обязанностью, а не правом субъекта семейного правоотношения, СК РФ предусматривает:

- когда в производстве суда находится дело о расторжении брака между супругами, имеющими несовершеннолетних детей, и суду не представлено соглашение сторон о месте жительства и содержании несовершеннолетних детей, а также в случае, если такое соглашение имеет место, однако судом установлено, что оно нарушает интересы детей или одного из супругов, суд обязан до расторжения брака по собственной инициативе рассмотреть данные вопросы (ч. 2 ст. 24 СК РФ);

- когда должностным лицам организаций и иным гражданам станет известно об угрозе жизни или здоровью ребенка, о нарушении его прав и законных интересов, они обязаны сообщить об этом в орган опеки и попечительства по месту фактического нахождения ребенка, который, в свою очередь, обязан принять необходимые меры по защите прав и законных интересов ребенка (ч. 3 ст. 56 СК РФ);

- в случае, если при рассмотрении дела о лишении родительских прав суд усмотрит в действиях родителей (одного из них) признаки уголовно наказуемого деяния, он обязан уведомить об этом прокурора (ч. 4 ст. 70 СК РФ);

- при отобрании ребенка у родителей в случае наличия непосредственной угрозы его жизни и здоровью, орган опеки и попечительства обязан в течение семи дней после вынесения соответствующего акта обратиться в суд с иском о лишении родителей ребенка родительских прав или об ограничении их в родительских правах (ч. 2 ст. 77 СК РФ);

- уполномоченные должностные лица обязаны привлечь к ответственности в установленном законом порядке плательщика алиментов и(или) администрацию организации, производившую удержание алиментов, в случае не сообщения последними по неуважительной причине сведений об увольнении лица, обязанного уплачивать алименты, а также о его новом месте работы (в некоторых случаях также - о перемене места жительства и наличии дополнительного заработка или иного дохода) судебному приставу-исполнителю и лицу, получающему алименты (ч. 3 ст. 111 СК РФ);

- на орган опеки и попечительства возлагается обязанность выявления, учета детей, оставшихся без попечения родителей, избрания для них формы устройства и осуществление последующего контроля за условиями их содержания, воспитания и образования (ч. 1 ст. 121 СК РФ).

Как видим, во всех упомянутых выше случаях в качестве правообязанного к защите семейных прав субъекта выступают не граждане, а организации и должностные лица, объектом защиты выступает несовершеннолетний, его права и законные интересы.

Применительно к гражданам в материально-правовых семейных отношениях действует принцип диспозитивности, который имеет пределы, зафиксированные в абз. 2 ч. 1 ст. 7 СК РФ: не нарушать права, свободы и законные интересы других членов семьи и иных граждан. Положениями ст.ст. 7 и 65 СК РФ принцип диспозитивности граждан ограничен не только в осуществлении семейных прав, но и при исполнении обязанностей, поскольку родительские права не могут осуществляться в противоречии с интересами детей.

Е.В. Субботина трактует пределы диспозитивности в семейных правоотношениях как «установленные законом ограничения, при которых субъект, осуществляя свое субъективное право, может выбирать такие способы его реализации и средства достижения своих интересов, при которых возможно достижение интереса управомоченного субъекта без возникновения неблагоприятных последствий для его действительных и потенциальных контрагентов…Таким образом, пределы осуществления субъективного права - это ограничение свободы усмотрения в процессе выбора конкретного варианта поведения управомоченного лица при осуществлении им своего субъективного права в форме правопользования»[2]. Установление пределов осуществления семейных прав, по мнению Л.М. Пчелинцевой, означает, что свобода выбора, предоставляемая лицу в осуществлении индивидуальных интересов в сфере семейных отношений, имеет определенные границы, направленные как на предотвращение эгоистического своеволия и анархизма, столкновений и конфликтов, так и на обеспечение прав и интересов других членов семьи[3]. А.А. Малиновский рассматривает пределы для осуществления субъективного права как «возможность субъекта использовать предоставленное ему право по своему усмотрению, учитывая лишь достаточно размытые ориентиры (например, согласно ст. 7 Семейного кодекса РФ граждане по своему усмотрению распоряжаются принадлежащими им семейными правами, если иное не установлено настоящим Кодексом). Законодатель в данном случае, формулируя эти пределы, использует оценочные понятия, что и приводит к относительной определенности пределов субъективного права. Однако это нельзя считать серьезным недостатком, поскольку именно таким образом достигается необходимая степень свободы субъекта, основанная на диспозитивном методе правового регулирования общественных отношений. Это дает возможность субъекту быть свободным от диктата государства и общества хотя бы в рамках имеющегося у него права… В большинстве случаев пределы субъективного права устанавливаются законодателем в соответствии с принципом «разрешено все, что не запрещено буквой закона», а пределы осуществления субъективного права - согласно максиме «разрешено все, что не противоречит духу права». И эти различия будут существовать до тех пор, пока дух права не будет полностью совпадать с его буквой[4].

Судебная защита семейных прав осуществляется по правилам гражданского судопроизводства, одним из принципов которого также является принцип диспозитивности, но уже в рамках процессуального правоотношения.

Принцип диспозитивности гражданского процесса означает, что «процессуальные отношения в гражданском судопроизводстве возникают, изменяются и прекращаются главным образом по инициативе непосредственных участников спорного материального правоотношения, имеющих возможность с помощью суда распоряжаться своими процессуальными правами, а также спорным материальным правом»[5]. Как отметил Конституционный суд РФ, в силу указанного принципа «эффективность правосудия по гражданским делам обусловливается в первую очередь поведением сторон как субъектов доказательственной деятельности; наделенные равными процессуальными средствами защиты субъективных материальных прав в условиях состязательности процесса (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации), стороны должны доказать те обстоятельства, на которые они ссылаются в обоснование своих требований и возражений (часть первая статьи 56 ГПК Российской Федерации), и принять на себя все последствия совершения или несовершения процессуальных действий; при этом суд, являющийся субъектом гражданского судопроизводства, активность которого в собирании доказательств ограничена, обязан создавать сторонам такие условия, которые обеспечили бы возможность реализации ими процессуальных прав и обязанностей, а при необходимости, в установленных законом случаях, использовать свои полномочия по применению соответствующих мер»[6].

В научной литературе выделю несколько традиционных определений для данного принципа:

- диспозитивность в гражданском процессе - свободный выбор лицами, защищающими свои права, свободы и законные интересы, вариантов поведения, связанных с приобретением, осуществлением процессуальных прав и распоряжением ими в пределах, установленных гражданским процессуальным законом[7];

- это возможность (право) материально (лично) заинтересованного лица влиять на движение гражданского процесса[8];

- это положение, в силу которого лицо вправе по своему усмотрению осуществлять субъективные материальные права (свободы, интересы, обязанности) и распоряжаться ими в процессе (в той же мере, в какой и вне процесса) способами, установленными гражданским процессуальным законодательством[9].

С распространением принципа диспозитивности гражданского процесса на материальные отношения, который имеет место в последнем из приведенных мной определений, не согласны некоторые авторы[10], отмечающие в этой связи, что процессуальная диспозитивность является производной от материальной диспозитивности, иными словами, «диспозитивность гражданского процесса предопределена наличием одноименного принципа в регулятивных (материальных) правоотношениях, являющихся объектом судебного рассмотрения и разрешения»[11]. Соглашаясь с отсутствием необходимости смешивать материальную и процессуальную диспозитивность, отмечу, что действие процессуальной диспозитивности все же выходит за узкие рамки производства по делу в суде, сюда необходимо включить возможность реализации заинтересованным лицом по своему усмотрению своего права на обращение в суд, как и возможность выбора способа защиты нарушенного права.

А.Г. Плешанов выделяет шесть проявлений функциональной роли диспозитивного начала в сфере гражданской юрисдикции, а именно: обеспечение динамики правоприменительной деятельности в сфере гражданской юрисдикции; обеспечение широких возможностей для осуществления актов саморегуляции сторон в процессе осуществления правоприменительной деятельности; обеспечение многовариантности в осуществлении конкретных процессуальных действий заинтересованными субъектами; обеспечение разумного баланса (оптимального соотношения) частноправового и публично-правового начал в сфере гражданской юрисдикции в целом и в цивилистическом процессе в частности; стимулирование активности лично заинтересованных лиц в защите субъективных прав путем предоставления широкого спектра процессуальных возможностей для получения желаемого судебного акта; оптимизация процессуальной формы[12].

Суммируя сказанное, можно сделать вывод, что диспозитивность в семейном праве носит ограниченный характер не только в отношении должностных лиц и организаций, и не только в случаях, прямо предусмотренных СК РФ, но и в отношении граждан, в частности, когда речь идет о защите прав и интересов несовершеннолетних детей, т том числе их законными представителями. При этом СК РФ в данной части не содержит прямых конкретных указаний.

В качестве примера рассмотрим несколько ситуаций. Обязан ли законный представитель ребенка, защищая интересы последнего, обратиться с иском в суд о взыскании алиментов с родителя, не участвующего в содержании ребенка добровольно? Является ли его обязанностью подача иска о взыскании неустойки за виновную просрочку уплаты алиментов? Обязан ли он обжаловать судебный акт, нарушающий права несовершеннолетнего? Либо выбор способа защиты в данных случаях является его субъективным правом?

Ч.ч. 1, 2 ст. 80, ч. 2 ст. 115 СК РФ предусматривают, что родители обязаны содержать своих несовершеннолетних детей. Порядок и форма предоставления содержания несовершеннолетним детям определяются родителями самостоятельно. В случае, если родители не предоставляют содержание своим несовершеннолетним детям, средства на содержание несовершеннолетних детей (алименты) взыскиваются с родителей в судебном порядке. При образовании задолженности по вине лица, обязанного уплачивать алименты по решению суда, виновное лицо уплачивает получателю алиментов неустойку в размере 0,5% от суммы невыплаченных алиментов за каждый день просрочки.

Налицо два различных по своей природе правоотношения: взыскание с родителей алиментов на несовершеннолетних детей в судебном порядке - это пример государственного принуждения к выполнению требований права, взыскание законной неустойки - мера семейно-правовой ответственности. В этой связи отмечу замечание Л.Е. Чичеровой, что исполнение под принуждением определенной обязанности, не исполненной добровольно, в том же объеме - это не юридическая ответственность, а мера защиты нарушенного права[13]. Аналогично высказался И.Н. Сенякин: ответственность «отнюдь не сводится к принудительному осуществлению одной только обязанности, которую он по каким-то причинам не выполнил, она всегда предполагает возложение на виновного дополнительных неблагоприятных имущественных последствий или лишение его субъективного права[14]. Также по мнению Н.Д. Егорова юридическая ответственность в ее соотношении с государственным принуждением не обнаруживает своих решающих свойств, так как на государственное принуждение опираются все элементы правовой действительности, а не только юридическая ответственность[15]. Как указывает Л.И. Спиридонов, юридическая ответственность «всегда представляет собой претерпевание, правовой урон, обременение правонарушителя»[16], «лишения являются естественной реакцией на вред, причиненный правонарушителем обществу и государству или отдельной личности»[17].

Очевидно, что, исходя из принципа обеспечения приоритетной защиты прав и интересов несовершеннолетних детей эта защита не может ставиться в зависимость от субъективного усмотрения взрослых субъектов правоотношения. Н.С. Шерстнева по данному поводу справедливо заявляет: «Когда речь идет о ребенке, нет места праву свободного усмотрения»[18].

Таким образом, учитывая право ребенка на своевременное получение содержания от своих родителей, добросовестный родитель (иной законный представитель) ребенка обязан осуществить защиту последнего путем подачи иска о взыскании алиментов с родителя, отказывающего несовершеннолетнему в содержании.

Как уже неоднократно отмечалось многими авторами, несмотря на то, что подобные иски предъявляются не от имени ребенка, а от имени родителя (иного законного представителя), последний истцом не является. Он становится лишь представителем истца, истцом же выступает ребенок, на содержание которого взыскиваются алименты. Наличие процессуальной правоспособности присуще ребенку с рождения, и именно обладание правоспособностью и дает ему возможность быть непосредственно стороной в деле, не принимая участия в процессе, оставаясь субъектом спорного алиментного материального правоотношения[19].

При этом, учитывая сложившуюся повсеместно судебную практику взыскания алиментов на ребенка в пользу обратившегося родителя, истца по делу, а не в пользу самого несовершеннолетнего, следует обжаловать подобное решение, как нарушающее права ребенка. Н.Ф. Качур в этой связи заметила: «… общеизвестно, что сторона материального правоотношения не всегда совпадает со стороной процессуального правоотношения. С доктринальных позиций это аксиоматическое положение, но оно должно найти понимание на практике»[20]. Нарушение прав ребенка при указании в судебном решении, что взыскание алиментов на несовершеннолетнего производится в пользу его родителя (иного законного представителя) заключается в том, что в случае смерти взыскателя исполнительное производство подлежит прекращению, тогда как право на алименты у ребенка сохраняется; при поступлении алиментных платежей на счет взыскателя, на указанные денежные средства, принадлежащие ребенку, может быть обращено взыскание по долгам родителя (иного законного представителя)[21]; со стороны получателя алиментов может иметь место необоснованный отказ от взыскания алиментов на стадии исполнения решения, а также необоснованное прекращение уголовного преследования в отношении неплательщика алиментов по ч. 1 ст. 157 УК РФ[22], т.к. потерпевшим по делу указывается в таких случаях взыскатель по исполнительному листу, и т.п. нарушения, которые не будут иметь места в случае указания в судебном акте в качестве получателя алиментов самого несовершеннолетнего. Ч. 2 ст. 60 СК РФ, предусматривающая, что суммы, причитающиеся ребенку в качестве алиментов, пенсий, пособий, поступают в распоряжение родителей (лиц, их заменяющих) и расходуются ими на содержание, воспитание и образование ребенка, правоприменителем должна трактоваться именно в указанном выше аспекте.

Взыскание неустойки за виновную просрочку уплаты алиментов, взыскиваемых на основании судебного решения - установленная государством в императивной форме мера семейно-правовой ответственности. Изложенные выше доводы относительно стороны спора о взыскании алиментов на несовершеннолетнего ребенка, в полной мере распространяются на иски о взыскании законной неустойки за виновную