История/Общая история
к. искусст., доц. Килимник Е.В.
Уральский
институт бизнеса, Россия
РЫЦАРСКАЯ КУЛЬТУРА СРЕДНЕВЕКОВОЙ
ЕВРОПЫ
В
статье на основе культурно-исторического анализа исследуются вопросы рыцарской
ментальности европейского Средневековья. Изучение историко-культурного наследия
Средневековья, в частности рыцарской культуры, приобретает сегодня особую
значимость для сохранения в памяти людей ярких проявлений самобытной культуры
европейских регионов в условиях интегрирующей роли современной объединенной Европы.
В ходе процессов современной глобализации и преобразования сложившегося в течении многих столетий европейского социокультурного пространства возникает современная новая Европа, состоящая из поликультурных регионов, для каждого из которых характерно исторически сложившееся количественное и качественное многообразие локальных культур. Происходит формирование единого политического, экономического и культурно-исторического пространства и образование на этой основе наднационального понятия "европеец". Одновременно с этим происходит определенная утрата европейцами, особенно молодыми, своей национальной и культурной самоидентификации. Это, в свою очередь, наносит ущерб культурно-исторической памяти нации, тому уникальному социокультурному пространству, в котором на протяжении многих эпох создавались духовные и материальные ценности европейской цивилизации, подобные рыцарской культуре.
Эпоха Средневековья в Европе продолжалась в течение более чем десяти столетий с V по XV в. Начало этого периода ознаменовалось нашествием варваров с востока, повлекшим захват и разрушение Римской империи, и создание варварских королевств. Вся дальнейшая история Средневековья - это становление европейских государств с самобытной национальной культурой.
Необходимо отметить, что общими для Средних веков были вассально-ленные отношения и единая католическая вера, скреплявшие всю феодальную Европу того времени, с господствовавшим на всем ее протяжении примитивным обособленным натуральным хозяйством. Однако, при всей технической неразвитости и суровой клерикальности этой цивилизации, особенно в Раннее и Зрелое Средневековье, в области искусства достигается небывалая до этого времени глубина образов и совершенство исполнения. Кроме того, существование народной культуры определяло многослойность и амбивалентность средневековой культуры, придавая ей наряду с официальной религиозной индивидуальность и рождавшийся национальный колорит.
Рыцарь и простолюдин, живущие во власти старых народных верований и представлений о мире, часто имели лишь зачатки христианского мировоззрения. Даже образованный по тем меркам человек - приходской священник не был полностью свободен от прежних языческих представлений, сохранившихся с варварских времен. Поэтому сами священники, которые часто были выходцами из простого народа во многом еще оставались язычниками. При этом для всех сословий Средневековья абсолютной спаивающей доминантой являлась христианская религия. Сущность средневекового способа отношения к миру определялась божественной моделью мира, которая поддерживалась всеми имеющимися в распоряжении католической церкви и подчиненных ей в большей или меньшей степени феодальных государств средствами. Эта модель и определяла особенности средневековой эпохи. Центром средневековой модели мира был Бог. В это событие вписывалась вся совокупность сверхсложной общественной иерархии событий средневекового мира. Особое место в этой иерархии занимала церковь, на которую была возложена божественная миссия. Поэтому основные черты европейской культуры, основанной на средневековой модели мира, с ее противоречиями, характером формирования и развития можно изучить только вместе с исследованием феноменов средневековой жизни.
Вместе
с другими областями культуры религия производила и накапливала способы и приемы
осуществления бытия человека в области как материальной, так и духовной деятельности,
реализовывала их в продуктах, передавала от поколения к поколению. При всей
сложности, многолинейности и неоднозначности взаимоотношений религии, искусства,
морали, философии, науки в истории они взаимно влияли друг на друга,
образовывали
единство и целостность - универсум духовной жизни Средневековья. Религия, став
частью культурного универсума, внутри себя, в пределах собственной области
синтезировала определенные явления искусства, морали, философии, науки и тем
самым как бы наследовала традиции мифологии. В те эпохи, которые явились для
религии "звездным часом", она доминирует, охватывает почти всю
область культуры. Под влиянием религии складываются религиозные философия,
мораль, искусство и т. д. Религиозное искусство представляло собой область
созидания, восприятия и трансляции художественных ценностей, в которых
"жили" религиозные символы. Религиозная
культура, смотря по историческим обстоятельствам, в большей или меньшей мере
оказывала влияние на светскую культуру в целом, а также на отдельные ее части
[1].
Рассматривая формирование рыцарской культуры в средневековой Европе, прежде всего, необходимо определиться с самим понятием "рыцарь", поскольку именно его характеристики с точки зрения культурно-антропологического анализа оказываются решающими в аналитике рыцарской культуры. Именно рыцарству как одному из важнейших институтов средневековой культуры был обязан своим рождением ее архетип - замок. При этом необходимо обратить внимание на возможности культурно-антропологического анализа института рыцарства, выраженного в системе вассалитета, ценностях и нормах данной субкультуры Средневековья. Основная идея исследования заключается в определении динамики нормативно-ценностных установок (этоса) рыцарской культуры, с учетом интерпретации поведения рыцаря как выбора альтернатив внутри определенных биполярных координат: мужественность-трусость[2].
, благородство-низость, властвование-подчинение, верность-предательство, защитник-угнетатель. Поэтому, исследование феодального сословия состоит в том, что динамика рыцарского этоса при переходе от "системы ценностей стабильного состояния" к нестабильному должна иметь значимые выражения в изменении позиции в системе подобных координатОдной из основных идей средневековой европейской культуры стал образ рыцаря как воина-защитника: сначала - просто защитника слабых и обездоленных от вполне реального внешнего врага - викинга, араба или венгра, а затем — как охранителя христианского мира в целом. Поэтому образ рыцаря воспринимался как образ человека, полностью посвятившего себя воинскому делу. Так постепенно в средневековой Европе рождается представление о рыцарстве как о своеобразном культе воинской доблести, чести и достоинства.
Средневековый западноевропейский термин “рыцарь” происходит от слова “всадник”, "кавалерист" (шевалье по-французски, кавальере по-итальянски и риттер по-немецки) [3]. Расширительное толкование этого термина в средневековых государствах Западной, Южной и Центральной Европы было представлено как "конный воин из дворян, носивший тяжелое вооружение и отличающийся неустрашимостью, высокими воинскими идеалами, поклонением женщине"[4]. Собственно название "рыцарь" западнославянскими и восточно-славянскими народами этимологически было заимствовано в эпоху Средневековья из немецких диалектов, после чего оно получило местную трансформацию: "ритирж" по-чешски, "ритьер" по-словацки, "рицерз" по-польски, "лицар" по-украински, "рыцар" по-белорусски.. В древнерусском "рыцерь" впервые появляется в одной из грамот, датированной 1388 г. [5].
Рассматривая рыцарскую культуру как целостность, необходимо учитывать культуру рыцарской среды как явление, менявшееся во времени и в пространстве, неоднородное для различных рыцарских слоев и групп. Современное определение понятия "рыцарь", как правило, используется в самом широком смысле этого слова для характеристики представителя военного сословия Средневековья, вне зависимости от имущественного положения, знатности, этнополитической принадлежности. Однако, совершенно очевидно, что смысловая наполненность культурных идеалов рыцарства на заре становления средневекового общества и на закате того, что именуют средневековой эпохой, существенно трансформировалась во времени. Равно как очевидно и то, что ценностные ориентиры рыцарского сословия варьировались в зависимости от групповой или национальной идентичности его носителей. Однако как в Раннем, так и в Позднем Средневековье ценностное значение замка не претерпело существенных изменений в мировоззрении благородного воинского сословия.
Средневековый институт рыцарства отличался не только определенным образом жизни, системой ценностей и стереотипами, но также религиозной впечатлительностью, отчасти связанной с многочисленными проповедями. Поэтому проявлением этого миропонимания стала рыцарская культура, представлявшая собой некий сплав возвышенных идеалов, к которым постоянно стремился благородный воин, и реалий повседневной жизни, часто весьма далеких от благородных идеалов аристократии, навеянных романтической поэзией трубадуров и эпическими подвигами рыцарей Круглого Стола. Идеи героических сражений и куртуазной любви создавали жизненную позицию рыцаря и воплощались в строительстве замка, стены которого могли защитить Прекрасную Даму в минуты опасности и прославить их доблестного защитника. Связь рыцарства с христианством явно прослеживается в идее служения: священник служил Богу, а рыцарь – своему господину [6]. Пожалуй, можно с большой долей уверенности утверждать: рыцарство стало рыцарством в полной мере лишь тогда, когда осознало себя духовным братством воинов, связанным невидимыми узами высшего элитарного сословия и обязанностью защищать братьев по вере.
Как правило, термин "рыцарство" используется в самом широком смысле этого слова для характеристики представителя военного сословия Средневековья, вне зависимости от имущественного положения, знатности, этнополитической принадлежности. Однако, совершенно очевидно, что смысловая наполненность культурных идеалов рыцарства на заре становления средневекового общества и на закате Средневековья существенно трансформировалась во времени. Равно как очевидно и то, что ценностные ориентиры рыцарского сословия варьировались в зависимости от групповой или национальной идентичности его носителей.
Специфика социокультурного ландшафта зарождения и бытования рыцарской культуры в средневековой Европе с его непременным атрибутом - феодальным замком - своеобразным "каменным воином", придала этой культуре своеобразное звучание и оформление в соответствующих эпохе понятиях и ценностях. Прежде всего, не стоит забывать о том, что рыцарство своими корнями уходит в варварскую эпоху, что наложило существенный отпечаток на его мироощущение, образ жизни и культурные ценности. О варварских истоках свидетельствуют рыцарские прозвища и геральдические фигуры на щитах. Примерами этому могут служить имена известных исторических персонажей – Генрих Лев, Альбрехт Медведь, Ричард Львиное Сердце[7]. Ментальный след варварства вполне ощутим и в самом облике рыцаря, его устрашающих доспехах, несмотря на рафинированный характер представлений о нем. Что касается замка – жилища благородного война, то его мощные и мрачные стены из грубо обработанного камня, многоуровневая оборонительная система, угрожающий вид напоминают о варварстве не меньше, чем звериные образы на шлемах и гербах рыцарей.
Самоутверждение
силы закреплялось в качестве ценностного императива поведения, так как
средневековый социум мог защитить свое благополучие лишь при наличии профессионального
слоя военных, готовых пожертвовать ради этого жизнью. Поэтому профессиональная
принадлежность надолго определила приоритет физической силы в глазах рыцаря. Он
по определению должен был обладать этим достоинством. И дело не только в том,
что рыцарь Средневековья вынужден был нести на себе латы и оружие весом в 60-70
килограммов, на что был способен только
очень сильный человек. Сам образ жизни, технология военных действий того
времени не могли не определить особую ценность мускульной силы, физической мощи
рыцаря. Поэтому неудивительно, что воспитание рыцаря было в первую очередь
подчинено задаче взрастить из юноши непобедимого воина, которого невозможно
сломить в бою, равно как и захватить его неприступный замок. После посвящения в
рыцари повседневная жизнь воина в замке представляла собой непрерывную
тренировку с оружием в руках, развитие физических способностей и овладение
воинским мастерством. А непременные атрибуты рыцарской удали - охота и турнир -
стали своеобразными культурными субститутами сражений, способствовавшими
приращению соответствующих навыков и самоутверждению рыцаря в собственных
глазах и глазах окружающих как владельца мощного укрепленного замка. Эта мощная
неприступная твердыня, возвышавшаяся над округой, была подстать рыцарю в
доспехах, напоминающему собою башню и внушающему чувство почтения и страха
союзникам и врагам. Замок, как и рыцарь, были двумя воинами Средневековья.
Замок был кровь от крови рыцаря. Воспитателем его идеалов и воинских
устремлений. Своим видом замок демонстрировал верховное положение рыцаря в
средневековом обществе и его абсолютное главенство в пределах подвластных
земель.
В условиях общества, где война была хроническим явлением, рыцарь оставался пусть христианизированным, но варваром. Его стремление к самоутверждению, богатству, обладанию женщиной сплошь и рядом вступало в противоречие с христианскими ценностями. Но противоречие или это? Ведь не случайно Христос в миниатюрах псалтырей XII века предстает с мечом и щитом, в кольчуге, со шлемом на голове, окруженный свитой рыцарей и министериалов. Говоря о комплексе рыцарских идеалов, связанных с предназначением рыцарей как людей военного сословия, и подчеркивая генетическое родство этих идеалов со многими ценностями прежнего варварского мира, следует отметить, что их отличало новое религиозное наполнение. Варвар также вкладывал в понятие своего воинского долга сакральный смысл, - в бою им руководила сила Одина, который был настолько силен и мужествен, насколько коварен и, если это было необходимо, жесток. В этом представлении отражалась вся прежняя варварская эпоха. Средневековая эпоха свидетельствует, насколько упорядочился, цивилизовался европейский мир, сумевший укротить яростную воинственность бывшего варвара, ограничить ее, подчинив новым религиозным ценностям. Навершие рукояти меча начинает украшаться крестом, который нередко служит хранилищем для святых реликвий. Возможно, это делалось для того, чтобы при принесении присяги рыцарь клялся не на оружии, а на святых мощах, как полагает Ф. Кардини [8]. Обоюдоострый клинок считался символом стойкости и верности в защите слабого против сильного, праведного против неправедного. Выражаясь символическим языком, можно уподобить башню рыцарскому мечу, а стены и защитные укрепления замка - щиту и рыцарским латам.
Таким образом, типичный облик рыцаря и его замка выражал амбивалентную идею защиты, с одной стороны, и агрессии, с другой. И, как уже упоминалось, башня замка, похожая на грозящий меч, нередко считалась Божьей. Как и прежде, рыцарь на клинке приносил торжественные клятвы. Только теперь это были клятвы не во славу языческого бога Одина, а во славу Христова дела или служения своему сюзерену, которому приносил клятву верности рыцарь. Эта двойственность нашла отражение и в средневековом обычае (существовавшем как в реальной жизни, так и в эпической поэзии и рыцарских романах) вкладывать в рукоять меча мощи святых или ношения ковчежца со святыми реликвиями на груди поверх защитной брони. Подобием этого обычая может служить и непременная замковая часовня, освящающая замок и власть его владельца именем Бога и возвышающая его в глазах простолюдинов. Поэтому можно утверждать, что философия рыцарства представляла собой своеобразный сплав варварской агрессивности и христианского служения. Ношение и владение оружием напрямую связывалось с понятиями благородства и чести. Эта связь ощущалась не только в Средние века, но и на протяжении последующих веков. Так, в эпоху Ренессанса Джироламо Музио в своем дуэльном трактате признает право обычного воина [9], не рыцаря, на поединок, поскольку оружие, по его словам, аноблирует (делает благородным) человека в случае, если военная профессия – его единственное занятие в мирное и военное время. Неудивительно, что городская среда, отринувшая многие ценности рыцарской культуры, тем не менее, позаимствовала культурную символику рыцарских поединков, равно как и главный элемент феодального замка - башню, трансформировав ее в ратушу - мощь и символ своей власти.
Воспевание войны и осады замков обнаруживают многие культурные явления средневековой Европы. При этом необходимо отметить, что по мере того, как в Европе росли города, и развивалась торговля, укреплялись и позиции королевской власти, которая все чаще и целенаправленнее прибегала к политическим, а не только старым силовым способам отстаивания своих интересов. В этих условиях идеалы воинственности и рыцарства начали постепенно утрачивать былую силу, как, впрочем, и весь комплекс рыцарских ценностей с непременным феодальным замком как основным символом, с ними связанный. Это новое миропонимание особенно проявилось в период царствования французского короля Людовика XI, предпочитавшего искусству традиционной рыцарской войны искусство дипломатической борьбы. Однако в среде мелкого, небогатого рыцарства, живущего, как и прежде, в сельской местности в своих укрепленных замках с их специфической аурой, накладывающей отпечаток на ментальность будущего воина, война, как и прежде, представляла особую ценность не только в Ранний или Зрелый периоды Средневековья, но и значительно позже. Только благодаря боевым сражениям эта категория рыцарей, как и их благородные воинственные пращуры, могла пополнить свое состояние, получить новые владения с замками, завоевать расположение короля, Прекрасной Дамы, подтвердить роль достойного продолжателя своих славных предков. Именно во время военных действий эта часть рыцарства имела шанс самоутвердиться. На это прозрачно намекают, например, сирвенты Бертрана де Борна[10]. Именно война позволяла молодежи из благородных знатных семей и мелкому небогатому рыцарству не только подтвердить свою воинскую удаль, но и оправдать свое социальное призвание, наконец, отстоять свое личное достоинство, доказать магнатам, что они люди «одной крови», равной смелости и могут отстоять свою независимость и независимость своих родовых замков.
Одно из правил рыцарского кодекса чести предписывало рыцарю быть мужественным и благородным. В основании этих правил, вышедших из средневекового института вассально-ленных отношений, лежала система специальной морально-боевой подготовки и стремление достичь военного и духовно-нравственного совершенства. История сохранила немногие примеры такого стремления к абсолюту рыцарского поведения, среди которых можно назвать национального героя Испании кастильского рыцаря XI в. Родриго Диаса де Вивара, героический персонаж сербского эпоса Страхиню Бановича (XIV в.), венгерского героя войн с турками-османами Пала Кинижи по прозвищу "Победитель турок" (вторая половина XV в.), польского витязя XV века Завишу Чарного. В реальности большинство рыцарей, хоть и восхищались отдельными своими собратьями, предпочитали вести более спокойную жизнь, особенно к "осени Средневековья". При этом многие представители рыцарского сословия в Центральной и Восточной Европе (западные районы) в XIV-XV вв. явно деградировали, занимаясь разбоем и грабежом горожан и купцов. Хотя в идеале рыцарь не мог быть рыцарем, если он не был готов к геройскому подвигу, если он был лишен этой родовой черты сословия. На заре становления рыцарского сословия этот идеал имел даже избыточный характер. На поле боя рыцарь должен был продемонстрировать отвагу и доблесть, и подтвердить свою верность любой ценой, пусть и ценой жизни. Причем, чем сильней и доблестней противник, тем больше собственная слава, усиленная мощной стеной родового замка. Поэтому особую гордость вызывала победа, одержанная небольшим количеством защитников замка над превосходящими силами осаждавших.
Рыцарю, который был не только воином, но и христианином, предписывалось быть защитником слабых и всех, нуждающихся в его покровительстве. И хотя рыцарь в основном видел свое предназначение в служении сюзерену на поле брани, в стяжании воинской славы, почестей и новых владений, но в минуту опасности, перед лицом угрозы нападения противника ему приходилось вспоминать о своем христианском долге, клятве верховному правителю и защищать подвластное ему население.
Таким образом, подводя итоги необходимо отметить, что средневековая цивилизация Запада и рожденная в ее лоне культура рыцарства с его духовными ценностями, – явление, которые можно понять лишь в режиме «большого времени». Истоки этого явления лежат в варварском мире, а культурный резонанс рыцарства во многом определяет характер духовных ценностей современного европейца. Как и культура варварской Европы, культура рыцарского мира с его обязательным замком внесла свой вклад в тот культурный багаж, который лег в основу европейского Возрождения, а затем и Нового времени. Романтические рыцарские идеалы и ценности во многом задавали направление духовным поискам европейцев всех последующих эпох. И в XXI веке нам близки и понятны идеалы героизма, мужества, честности, верности долгу, "высокой" любви, - словом всего того, что составляет "сухой остаток" живой и многообразной картины рыцарской культуры Западной Европы. Именно поэтому, сегодня рыцарские замки как архетип средневековой цивилизации с ее возвышенными идеалами вновь становятся привлекательными для общества и возвращаются из культурно-исторического небытия.
Литература:
1.
Яблоков И. Н.. Основы религиоведения.
- М.: Высш. шк., 1994. - 368 с.
2.
Бейтсон Г. Система
ценностей стабильного состояния // Шаги в направлении экологии разума:
Избранные статьи по антропологии. - М.: УРСС, 2005.
- 168 с.
3. Шанский Н. М., Боброва Т. А. Происхождение слов. 7-е
изд. - М.: Дрофа, 2004. -400 с.
4.
Семенов А.В. Этимологический словарь русского языка. Русский язык от А до Я. - М.: Издательство "ЮНВЕС", 2003. - 704
с.
5.
Фасмер
М. Этимологический
словарь русского языка. Т.
1-4. - 1-е изд. - М.: Изд-во
Прогресс, 1964—1973. - 335 с.
6. Еникеева Д.М. Культурология. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2008. - 212 с.
7. Памятники средневековой латинской литературы X-XIII вв. - М.: Искусство, 1972. –С. 23-24.
8. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. - М.: Прогресс, 1987. - 94 с.
9. Руа Ж.Ж. История рыцарства. - М.: Алетейя, 2001. – С. 36-39.
10. Бессмертный Ю.Л. Казус Бертрана де Борна, или Хотят ли рыцари войны // Казус: индивидуальное и уникальное в истории. - М.: Рутения, 1999. - Вып. 2. - 131-147 с.