Филологические науки /Риторика и
стилистика
Аспирантка Родина М.В.
Тамбовский
государственный университет им.Г.Р. Державина, Россия
Героический миф в структуре повести
К.С.Льюиса «Конь и его мальчик»[1]
С древнейших
времён миф воспринимался как «колыбель культуры» – так, Дж.Кэмпбелл в своё
время высказался на этот счёт следующим образом: «<…> всякое порождение
человеческого тела и духа есть плод вдохновения, черпаемого из этого живого
источника <…>. Философии, искусства, формы социальной организации
первобытного и исторического человека, озарения первооткрывателей в науке и
технике, сами сновидения, врывающиеся в наш сон, – всё это зарождается в
изначальном, магическом круге мифа» [Кэмпбелл 1997], поэтому даже в наше время
он остаётся одной из реалий, природа которого требует глубоких и тщательных
исследований.
То, что
огромная часть литературы ХХ в. ориентируется именно на миф, во многом
обусловлено тем, что последний, исключая
«необъяснимые события и неразрешимые коллизии, <…> не оставляет места для
колебаний, сомнений, противоречий»
[Мелетинский 2000:31]. Если литература постоянно ищет новые возможности
изображения и постижения меняющейся жизни, то миф, напротив, стремится
запечатлевает абсолютное, вневременное, вечное. Это соединение противоположных
установок создаёт весьма неожиданный и специфический художественный эффект.
В этой связи
особый интерес представляет творчество К.С.Льюиса, в котором неоднократно
воспроизводятся, преломляются и определённым образом переосмысливаются
универсальные мифологические категории, сохраняющиеся на глубинном уровне
мышления человечества. В этой статье мы рассмотрим героический миф в структуре одной
из хроник созданного им нарнийского цикла – «The Horse
and His Boy»
/ «Конь и его мальчик» и охарактеризуем его значение для формирования
сюжетно-фабульного уровня повествования.
Несомненно, история Шасты являет собой очередную
версию истории отвергнутого / потерянного ребёнка, которая лежит в основе
многих повествований о героях: о ветхозаветном пророке Моисее, найденном в
водах Нила в плетёной корзине и воспитанном дочерью фараона Термутис, или об аккадском царе Саргоне, отец которого был
неизвестен, а мать – низкого происхождения; этот мальчик был также брошен в
воды Евфрата в плетёной корзине и найден человеком по имени Акки; потом он
понравился богине Иштар и в конце стал великим императором, прославившимся как
живой бог. Список примеров можно продолжить.
Льюис
по-своему воспроизводит эту давнюю историю в третьей повести нарнийского цикла.
В первой
главе «Коня…» её
озвучивает
рыбак
Аршиш, ставший
приёмным
отцом
Шасты, в
беседе
с
тарханом: «on a night when the moon was at
her full, it pleased the gods to deprive me of my sleep. Therefore I arose from
my bed in this hovel and went forth to the beach to refresh myself with looking
upon the water and the moon and breathing the cool air. And presently I heard a
noise as of oars coming to me across the water and then, as it were, a weak
cry. And shortly after, the tide brought to the land a little boat in which
there was nothing but a man lean with extreme hunger and thirst who seemed to
have died but a few moments before (for he was still warm), and an empty
water-skin, and a child, still living. <…>. Accordingly, remembering how
the gods never fail to reward those who befriend the destitute, and being moved
by compassion (for your servant is a man of tender heart) -" "Leave
out all these idle words in your own praise," interrupted the Tarkaan.
"It is enough to know that you took the child - and have had ten times the
worth of his daily bread out of him in labour, as anyone can see» [Lewis 2011:
207]. В
середине
повести
мы
слышим
её
из
уст
Аслана, явившегося
мальчику
на
пути
в
Нарнию: «I was the lion you do not
remember who pushed the boat in which you lay, a child near death, so that it
came to shore where a man sat, wakeful at midnight, to receive you»[Lewis 2011:
281]. Наконец
в финале её рассказывает принц Кор,
бывший Шаста, – так, как услышал её из уст своего новообретённого отца-короля.
Со слов Аршиша мы узнаём, как он стал приёмным отцом героя, со слов Аслана –
каким образом лодка с умирающим младенцем оказалась возле хижины рыбака,
наконец, рассказ короля Лума возвращает нас к моменту рождения Кора и событиям,
последовавшим за появлением принца на свет. Благодаря этой смене рассказчиков
возникает эффект мозаики, элементы которой постепенно складываются в единую
картину и в которой не найти ни одной «лишней» или «случайной» детали.
Кроме того,
приключения Шасты и его друзей можно описать формулой, которую Дж.Кэмпбелл
охарактеризовал как «атомное ядро мономифа»: исход из привычного мира –
инициация – возвращение. Подобным образом исследователи А.ванн Геннеп и
В.Тэрнер выделяют три ключевых стадии, которые проходит герой на своем пути. В
соответствии с этими стадиями и выстраивается сюжетная канва льюисовской
повести.
1я стадия – сепаративная:
состоит в отделении личности от группы, в которую она входила ранее. В тексте
Льюиса ей отведены главы с 1й по 3ю.
Мальчик Шаста живёт в глухой тархистанской
деревне, в хижине рыбака, которого называет отцом, в то время как настоящие
родители его неизвестны. Однажды их дом посещает знатный вельможа. Украдкой
подслушав разговор рыбака с гостем, мальчик узнаёт о том, что он приёмыш и что
его хотят продать в рабство. В терминологии Проппа случившееся характеризуется
как «беда» [Шинкаренко 2009: 149-151], однако именно благодаря ей создаётся движение
сказки, а перед героем открывается огромный мир, полный неожиданностей,
заставляя его соприкоснуться с силами, которые тот оказывается неспособен сразу
понять [Кэмпбелл 1997: 62]. Встреча с конём Игого становится для мальчика тем,
что Дж.Кэмпбелл назвал «зовом к странствию», который, вне зависимости от того,
на каком этапе жизненного пути раздаётся, всегда возвещает «о начале таинства
преображения – обряде или моменте духовного перехода, который, свершившись,
равнозначен смерти и рождению»; о том, что «старые концепции, идеалы и
эмоциональные шаблоны уже не годятся; подошло время переступить порог» [там же:
63]. Этот же зов настигает тархину Аравиту в лице кобылы Хвин, которая, как и
Игого, наделена даром речи. Поводом к этому, как и в случае с Шастой,
становится «беда», причём не одна – на девочку обрушивается целая лавина
несчастий: смерть матери, гибель брата,
женитьба отца на другой женщине, с самого начала невзлюбившей Аравиту, наконец,
угроза быть выданной за старика. «Зов к странствию» посещает героиню в момент,
когда та, отчаявшись, решила расстаться с жизнью. Именно в эту минуту она слышит: «if you were in Narnia you would be happy, for in that land no maiden
is forced to marry against her will».
Центр
духовного тяготения обоих героев таким образом резко смещается и выносится
далеко за пределы общества, в котором они выросли, в область неизвестного. Эта
область представлена Нарнией, что становится для всех четверых местом
«удивительно меняющихся и полиморфных созданий, невообразимых мучений,
сверхчеловеческих свершений и невообразимого восторга» [Кэмпбелл 1997: 64].
2я стадия – лиминальная,
или стадия «нахождения на грани». Особенности поведения мифических героев на
этом этапе суть таковы: они предстают «как ничем не владеющие», «могут носить
только лохмотья или даже ходить голыми, демонстрируя отсутствие статуса,
имущества, знаков отличия, мирской одежды, указывающей на их место или роль,
положение в системе родства, <…>. Их поведение – обычно пассивное или
униженное» [Тэрнер 1983: 18]. У Льюиса он охватывает главы с 4й по 11ю. В
продолжение этой стадии герои пребывают «в промежуточном состоянии». Отсутствие
статуса маркируется всё тем же униженным поведением и нелепыми одеждами Шасты и
Аравиты, а также грязью, в которой вывалялись Игого и Хвин, чтобы скрыть
благородное происхождение и быть принятыми за вьючных животных: «Both the human will have to dress in rags and look like peasants or slaves And all Aravis’s armour and our saddles and things must be made into bundles and put on our backs, and the children must pretend to drive us and people will think we're on pack-horses. <…>. I think it's
our only chance. And we haven't been groomed for ages and we're not looking
quite ourselves (at least, I'm sure I'm not). I do think if we get well plastered
with mud and go along with our heads down as if we're tired and lazy <…>
we might not be noticed."» [Lewis 2011: 226].
Это
необходимо
персонажам, дабы
безопасно миновать столицу
Тархистана – Ташбаан, или
пересечь
порог,
отделяющий
привычный
мир
от большого
неизвестного мира: ведь именно «за порогом» находится цель их странствия.
Однако в
Ташбаане герои теряют друг друга в толпе. В этом мы видим проявление мотива потерянности и оторванности от
близких и друзей, ключевого для лиминальной стадии пути. Но эта временная
разлука в итоге оборачивается во благо, ибо именно в этот момент в жизни героев
происходят знаменательнейшие встречи:
Шаста попадает в резиденцию королей Нарнии, находящихся в Тархистане с визитом,
где его принимают за орландского принца Корина и где он спустя некоторое время
знакомится с самим Корином, а Аравита встречает подругу Лазарилину и
тархистанского принца Рабадаша. Обе встречи чрезвычайно важны, ибо помогают
героям скорректировать свои действия: если раньше цель их странствия
заключалась в достижении личной свободы, то теперь к ней прибавляется другая,
не менее сложная задача – успеть в максимально короткий срок достичь Нарнии и
Орландии, предупредив жителей о нависшей над обеими странами опасности: Рабадаш
собирается идти на них войной. На этом пути друзья преодолевают множество
трудностей и испытаний. Здесь же видим многократно повторяющийся мотив пересечения границ (сперва герои
доходят до врат Ташбаана, а пройдя
его, оказываются за городской стеной,
после чего идут по пустыне, отделяющей Тархистан от цели их странствия; потом
Шаста в одиночестве пересекает горный
перевал, ведущий из Орландии в Нарнию), который знаменует постепенный
переход персонажей от состояния обычных людей – к состоянию Героев.
Один из
кульминационных моментов лиминальной стадии – эпизод, когда Шаста один под идёт
по пустыне среди заброшенных усыпальниц. На языке мифа преодоление этой части
пути значит встречу со смертью, которая должна предшествовать новому рождению героя
– среди других людей, в другом статусе или в другом облике.
Ещё одна встреча со смертью настигает
мальчика в 10й главе «Коня…», в момент,
когда Шаста и Аравита верхом на Игого и Хвин мчатся, спасаясь от
преследования тархистанцев и пытаясь
опередить армию Рабадаша. Вдруг буквально из ниоткуда появляется Лев и начинает
их преследовать. Шасте и Игого удаётся вырваться вперёд и избежать опасности,
но Лев продолжает ганться за Аравитой и Хвин. Не сумев
развернуть
коня, мальчик
выпрыгивает
из
седла
и
бежит
обратно – спасать
друзей: «Shasta slipped his feet out of
the stirrups, slid both his legs over the left side, hesitated for one hideous
hundredth of a second, and jumped. It hurt horribly and nearly winded him; but
before he knew how it hurt him he was staggering back to help Aravis. He had
never done anything like this in his life before and hardly knew why he was
doing it now. <…>.And now all three - Aravis, Hwin, and the lion were
almost on top of Shasta. Before they reached him the lion rose on its hind
legs, larger than you would have believed a lion could be, and jabbed at Aravis
with its right paw. Shasta could see all the terrible claws extended. Aravis
screamed and reeled in the saddle. The
lion was tearing her shoulders» [Lewis 2011: 271]. Однако у него нет
никакого оружия («He had no weapon, not even a stick or a stone»),
да и сам герой – ещё совсем ребёнок, который «никогда не держал в руках меч,
плохо питался и не имел примеров для подражания». В такой ситуации
единственное, что мальчик реально может сделать, – накричать на Льва чтобы тот
«убирался восвояси»: «He shouted out, idiotically, at the lion as one would at a dog. "Go home! Go home!" For a fraction of a second he was staring right into its wideopened, raging mouth» [Lewis 2011: 272], понимая, впрочем,
тщетность данного действия, о чём свидетельствует такая характеристика, как «idiotically» – ведь со стороны оно выглядело как безумие. И тут
случается
чудо: огромный
зверь «checked itself suddenly, turned
head over heels, picked itself up, and rushed away». Подобной храбрости от
Шасты, конечно, не ожидал никто, включая его самого. Ужас и боль дают
раскрыться в мальчике нравственным силам, о существовании которых герой ранее и
не подозревал [Виленберг 2011: 315]. Можно сказать, что в этот момент
Шаста-ребёнок окончательно умирает, и на смену ему приходит Шаста-герой.
Лиминальная
фаза пути – самая трудная: это время неопределенности и неуверенности. Герои
должны всё время быть настороже, поскольку никто из них не знает, чего ожидать
от открывшегося перед ними мира.
Лиминальную стадию сменяет стадия реинтегративная, известная
также как восстановительная, или
постлиминарная, на которой происходит как бы их «повторное рождение»,
обретение новой идентичности, а также силы, красоты и царского достоинства. На
этой стадии герой должен встретиться со своим главным врагом и выдержать
финальное сражение с ним. В мифе это чаще всего борьба с драконом или
каким-либо ещё хтоническим чудовищем.
У Льюиса
реинтегративная стадия приходится на главы с 12й по 15ю. На этом этапе
персонажи повести бьются с враждебной тархистанской армией. В этом сражении объединяются
предупреждённые Шастой нарнийцы и орландцы, с ними в бой устремляется и сам
Шаста. Битва завершается победой
северных стран, которая по сути своей равнозначна «победе над драконом»,
традиционно венчающей путь мифического героя.
После битвы
Аслан является детям и говорящим лошадям и рассказывает им о том, как
неслучайны были все их приключения. Герои узнают, что все случившиеся с ними
события, оказывается, были частью планов Великого Льва, его попечения о Нарнии,
Орландии и о них самих. Тут же выясняется, что Шаста – некогда потерянный
брат-близнец принца Корина. Мальчик встречает настоящего отца (мотив воссоединения сына с отцом),
обретая новую семью и новое достоинство. Явными свидетельствами этой перемены
становятся, во-первых, сожжение старой одежды героя (этот
мотив также часто встречается в героических мифах), напоминающей об унижениях и
рабстве, и дарование новой одежды, одежды принца, а во-вторых, обретение нового имени: имя «Шаста»,
как и его прежняя одежда, забыто и оставлено «в прошлой жизни». Теперь мальчика
будут называть Кором – этим именем его нарекли при рождении, под ним же ему
суждено войти в историю Нарнии и Орландии.
Все эти
события совершаются «in illo
tempore», во времени особом, мифическом, которому
соответствует т.н. «Золотой Век Нарнии» и которое затем будет воспето в
легендах, песнях и сказаниях.
Итак,
героический миф составляет основу сказки «Конь и его мальчик», поскольку в
центре внимания автора – духовный и жизненный путь человека со всеми присущими
ему переломными моментами, судьбоносными встречами и актами морального выбора.
Развитие её сюжета происходит в соответствии с 3мя стадиями «обряда перехода»,
описанными А. ванн Геннепом и В.Тэрнером, в продолжение которых совершается
постепенное превращение мальчика – в юношу-воина и раба – в принца. Главный
посыл героического мифа – однажды человек должен ощутить необходимость
внутреннего роста, что предполагает обязательный выход за пределы привычного существования. Именно
это мы наблюдаем на примере маленького Шасты, приключения которого в поисках
Нарнии и Орландии соответствуют многочисленным инициациационным испытаниям,
составляющим неотъемлемую часть пути мифического героя.
Литература
1. Ван
Геннеп А. Обряды перехода.
Систематическое изучение обрядов. М., 1999
2. Виленберг
Э. Аслан Ужасный: Болезненные встречи с абсолютным добром // ««Хроники Нарнии»
и философия: лев, колдунья и мировоззрение» М., Эскмо 2011, с.307-321
3. Кэмпбелл
Дж. ТЫсячеликий герой. – М.: АСТ, 1997
4. Lewis C.S. The Chronicles of Narnia. HarperCollins
Publisher, 2011
5. Льюис К.С. «Хроники
Нарнии». М.,
Эскмо 2011
6.
Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М.: РГГУ, 2000, с. 24-31.
7. Тэрнер В.
Символ и ритуал. – М.: 1983
8.
Шинкаренко В.Д. Смысловая структура социокультурного пространства. Миф и сказка.М:
URSS, 2009