Cоциальная философия

 

К.ф.н., доцент, Смирнов Т. А.

Заведующий кафедрой.

 Кафедра Философии, истории и иностранных языков.

 ФГБОУВПО «Норильский индустриальный институт».

Россия, г. Норильск.

Социализация личности: концептуальные модели

Социализация личности, рассматриваемая в самом широком смысле  этого слова, является процессом становления и обнаружения конкретного единства человека и общества, процессом превращения человека из полуприродного индивидуума в «существо политическое» (Аристотель), т.е. в социальное существо. Перенесение темы отношения личности, семьи и гражданского общества в плоскость проблематики социализации способно придать ей необходимую конкретность и динамизм. Уже в силу одного этого проблема социализации, взятая в социально-философском аспекте, становится в высшей степени актуальной для современной социально-философской науки. Именно в таком качестве она способна задать импульс к прогрессирующей гуманизации научного знания. Проблемы социализации личности в обществе интересовали разных по своим взглядам и убеждениям мыслителей, представителем структурно-функционального направления был Т. Парсонс, символического интеракционизма Ч. Кули, Г.Мид, понимающей социологии М.Вебер, антропологического М. Мид, правовой социализации Ж. Карбонье.

        Парсонс разграничил две такие относительно автономные социальные подсистемы, как личность и культура, и стремился показать несостоятельность как идеи полностью независимой личности, так и субъекта, жестко запрограммированного обществом. Сделать это Парсонсу помогло понятие социального действия, впервые введенное в социологию еще Максом Вебером. Под социальным действием Вебер понимал «понятное отношение к «объектам», то есть такое, которое специфически характеризуется тем, что оно «имело» или предполагало (субъективный) смысл, независимо от степени его выраженности»[1]. Согласно Парсонсу, общество представляет собой устойчивый комплекс повторяющихся и взаимосвязанных социальных действий, а потребности личности выступают как переменные в этой устойчивой социальной системе. «Каждая социальная система, – полагал Парсонс, – может существовать при выполнении некоторых определенных условий. Во-первых, она должна удовлетворять определенные физические потребности своих членов так, чтобы они могли выжить. Она должна также располагать определенными средствами распределения материальных ресурсов. Далее любая система должна выработать какой-то процесс социализации людей с тем, чтобы они развили либо субъективные мотивации подчинения конкретным нормам, либо некую общую потребность подчинения нормам»[2]. Успешная социализация могла состояться, по Парсонсу, только тогда, когда частью личности станут фундаментальные ценности (идеалы и убеждения), присущие обществу помимо норм. Именно интериоризированные ценности и дают личности мотив для следования и подчинения нормам. Процесс социализации, по Парсонсу, проходит в рамках социального взаимодействия. В основе понятия о социальном взаимодействии лежит представление о том, что социальный деятель всегда находится в мысленном или физическом окружении других социальных деятелей и ведет себя соответственно их ожиданиям, сложившейся ситуации и системе определенных правил и «культурных кодов». Социальные деятели являются одновременно и субъектами действия, и субъектами ориентации друг для друга и для самих себя. Социализация, которую Парсонс определял как «приобретение необходимых ориентаций для удовлетворительного функционирования в социальной роли»[2], состоит в том, что в процессе социального взаимодействия деятели видоизменяют свои ожидания относительно поведения других и одновременно приспосабливают свои действия к предполагаемым ожиданиям окружающих. Парсонс подчеркивал принципиальную неопределенность социального взаимодействия, поскольку у его участников могут быть различные мотивы и символические представления об объектах; они могут вкладывать в одни и те же символы различные смыслы; они могут также стремиться к обладанию одними и теми же объектами или стремиться помешать друг другу в достижении цели. Избавиться от этой неопределенности полностью невозможно (да и не нужно); но можно ее уменьшить – и в этом задача социализации. Парсонс попытался также раскрыть сущность некоторых механизмов социализации, т.е. «мотивационных процессов, посредством которых она осуществляется». Так, в качестве важного механизма социализации он выделил имитацию, определив ее как процесс, с помощью которого вследствие взаимодействия с социальным объектом усваиваются специфические элементы культуры, особые знания и умения, символическое поведение. Наряду с имитацией существует и идентификация, суть которой – в научении, усвоении ценностей «социальной модели». Степень идентификации определяется характером привязанности к «другому». Третьим важным механизмом является социальный контроль. Несмотря на попытки привлечь внимание к самостоятельным усилиям индивида в деле социализации, В гораздо большей степени, чем Парсонс, акцентировали внимание на сознательном мышлении, самосознании и саморегулировании социальных деятелей Чарльз Кули (1864–1929), создатель концепции «зеркального Я», и Герберт Мид (1863–1931), основатель направления, получившего впоследствии название «символический интеракционизм». Важнейшим признаком социального существа Ч. Кули считал способность выделять себя из группы и осознавать свое «Я». Способность эта развивается в процессе общения с другими людьми и усвоения их мнений о себе. Так общество становится своеобразным зеркалом, в котором человек может видеть реакцию других на свое собственное поведение. Наше представление о самих себе формируется, а затем укрепляется и уточняется в ходе социальных взаимодействий (интеракций), поэтому Кули и рассматривает чувство собственной определенности как «зеркальное Я» (looking-glass self). Таким образом, согласно Кули, суть процесса социализации состоит в осознании собственной идентичности на основе интерпретации действий других. Механизмом социализации служит интеракция, осуществляющаяся через контакты «лицом к лицу», которые происходят в «первичных группах», и прежде всего в семье. Первичные группы (термин, введенный в социологию Ч. Кули) «первичны в нескольких смыслах, но, главным образом, из-за того, что являются фундаментом для формирования социальной природы и идеалов индивида»[3]. Именно в первичной группе – семье – младенец превращается в социальное существо, т.е., замечая, как другие люди относятся к нему, и учится понимать себя самого и осознавать свое место внутри культуры и межличностных отношений. Г. Мид уточнил и развил концепцию, разработанную Кули, сформулировав следующее теоретическое положение: личность и социальное действие формируются с помощью символов, которые приобретаются в процессе социализации и взаимно подтверждаются и изменяются в процессе социального взаимодействия его участниками. В свой основополагающей работе «Mind, Self and Society» (название переводится по-разному: «Дух, идентичность и общество» или «Разум, самость и общество») он попытался охарактеризовать основные черты человеческой социальности в рамках антропологической теории коммуникации. Мид обратил внимание на отличие коммуникации между животными и между людьми. Хотя те и другие используют в общении символические жесты, только человек способен сдерживать свои непосредственные реакции, абстрагироваться от самого жеста и обращать внимание на его смысл, т.е. интерпретировать тот или иной жест в соответствии с накопленным социальным опытом. Интерпретация помогает человеку ориентироваться в новых ситуациях, но одновременно ставит его в ситуацию неопределенности: человек рискует неправильно интерпретировать тот или иной жест и неадекватно на него отреагировать. Дабы уменьшить неопределенность коммуникации, люди, как полагает Мид, создают общие значимые символы, т.е. «знаки и символические жесты, вызывающие у другого индивида то же самое представление о присущих им значениях, что и у первого, и поэтому вызывающие одинаковую реакцию». Системой  таких значимых символов и становится язык, накапливающий коллективный опыт общества и снабжающий человека схемами истолкования ситуаций, которые он проживает. Способность истолковывать ситуации, рассматривать их с позиции «другого» Мид связывает с понятием роли: «Понятие “роли”… обозначает образец поведенческого ожидания; “присвоение роли другого” является предвосхищением роли другого, а не занятием, скажем, его положения в организованной социальной связи»[4]. Внутренне представление, репрезентация роли другого приводит к тому, что в сознании отдельного индивида формируются различные моменты, которые Мид обозначает терминами «I» и «Me» – «Я» и «Меня». «Я» представляет собой реакцию личности на воздействие других людей и общества в целом, имеет автономный характер, является источником спонтанного, непредсказуемого поведения. «Меня» означает представление человека о том образе, который имеют о нем другие. «Я» может реагировать на воздействие «Меня» точно так же, как реагирует на воздействие других людей. Вступая в отношения с различными социальными партнерами, человек обретает несколько различных «Меня», которые должны быть синтезированы в единый самообраз. Если такой синтез удается, то возникает «Self» – «Самость», достигается идентичность «Я», означающая, по сути, стабильную, с определенными потребностями структуру личности, для которой характерны единая оценка и ориентация действий и одновременно открытость и гибкость в общении со все возрастающим числом партнеров. В процессе формирования идентичности Мид выделяет три стадии. На первой стадии главным социальным действием является имитация: дети копируют поведение взрослых в семье, не понимая его. Затем следует стадия ролевых игр («play»): ребенок играет с воображаемым партнером, исполняя обе роли. В этой форме игры вырабатывается способность мысленного представления поведения других и коррекции собственного поведения в зависимости от принятой роли. Третья стадия характеризуется преобладанием коллективных игр («game»), в которых дети учатся осознавать ожидания не только одного человека, но и группы. Коллективная игра с ее соревновательным элементом представляет, по мысли Мида, «переход в жизни ребенка от стадии принятия роли других в игре («play») к стадии организованной роли, которая существенна для самосознания в полном смысле слова»[5]. Здесь оказывается уже недостаточным восприятие поведения отдельного партнера, необходимо ориентироваться на некую цель, общую для всех действующих лиц (эту цель Мид называет «генерализованным другим»). Ожидания «генерализованного другого» и представляют собой нормы и ценности определенной группы, а шире – всего общества. Усваивая правила игры, ребенок перенимает и нормы социальной жизни, ориентируясь на все более широкого генерализованного другого, и тем самым приобретает чувство социальной идентичности.

В целом нужно сказать, что американская социология предложила хорошо продуманные концепции социализации личности, которые, хотя и не составляют целостной теоретической системы, достаточно полно освещают различные аспекты этого важнейшего социального процесса.

Антропологическое направление в исследовании процесса социализации в семье особенно плодотворно разрабатывала Маргарет Мид (1901–1978). По результатам своей первой экспедиции в 1925–1926 гг. на остров Тау (Самоа) М. Мид опубликовала материал, ставший научной сенсацией и показавший отсутствие в архаичной культуре специфических конфликтов подросткового возраста. Из этого следовал закономерный вывод, что проблемы молодежи на Западе имеют своей причиной не биологические возрастные, а чисто социальные источники. В западной культуре, по утверждению Мид, частично утеряны эффективные механизмы социализации, сохранившиеся у некоторых примитивных народов, как, например, традиции обучения мальчиков отцами в культуре манус или обращение к социальному рангу как средству воспитания у самоанцев. Неудачи детей в идентификации со своим отцом, по мнению Мид, обостряются быстро сменяющимися нормативами поведения и различием во взглядах на жизнь у родителей и детей. «Будучи не в состоянии отождествить себя с единственными известными ему взрослыми, – пишет Мид, – лишенный стимулирующего его мужского общества, мальчик обращается к своей возрастной группе, к ее стандартизирующему, уравнивающему влиянию, к группе, где все личностное подчинено типическому, групповому»[6]. А поскольку молодые люди становятся все более зависимы от сверстников, они начинают презрительно относиться к оценкам старших и чувствуют все меньшую ответственность за младших. Тонко разработанный механизм передачи достижений одного поколения другому оказывается потерян, и общество все более жестко разбивается на изолированные возрастные группы. Вполне возможна, отмечает Мид, и полная победа возрастной нормы поведения над личностью, индивидуальной одаренностью, различиями в темпераменте, но это будет сопровождаться потерей инициативности и оригинальности людей. «Нормативы поведения взрослых, выкристаллизовавшиеся годами сознательной, напряженной жизни, могут быть переданы от отца к сыну, от учителя к ученику, но их едва ли можно сбывать оптом, через кино, радио, газеты. В зависимости от господствующих механизмов социализации, Мид выделила в истории человечества три типа культур: постфигуративный, кофигуративный и префигуративный. Постфигуративный тип культуры преобладает в традиционном, патриархальном обществе, которое ориентируется главным образом на опыт поколений, т.е. на живых носителей традиции – стариков: «Прошлое взрослых оказывается будущим каждого нового поколения; прожитое ими – это схема будущего для их детей»[7]. В кофигуративных культурах и дети, и взрослые учатся прежде всего у равных, сверстников. Центр тяжести переносится с прошлого на современность. Это совпадает с изменением структуры важнейшего института социализации – семьи (которая превращается из родовой, разветвленной в нуклеарную) и развитием нового самостоятельного института социализации – школы. На этой стадии растет значение юношеских групп, появляется особая молодежная культура, а с ней – и конфликты поколений. Наконец, когда темп развития убыстряется так, что прошлый опыт становится уже не только недостаточным, но даже вредным и мешает новым, смелым подходам к небывалым обстоятельствам, возникает префигуративный тип культуры. Он ориентируется на настоящее, поэтому в нем не только молодежь учится у старших, но и старшие начинают прислушиваться к молодежи. Задача выработки стиля поведения начинает переходить к средствам массовой информации, которые теснят традиционные институты социализации, прежде всего семью. На основе средств электронной коммуникации у молодых людей возникает «общность опыта, того опыта, которого никогда не было у старших. И наоборот, старшее поколение никогда не увидит в жизни молодых людей повторения своего беспрецедентного опыта перемен, сменяющих друг друга»[8]. Нынешнее молодое поколение стоит перед лицом будущего, которое настолько неизвестно, что им нельзя управлять так, как это делается сегодня, и в этом, полагает Мид, – основа глобального разрыва между поколениями. Термин «правовая социализация» возник в 60-е гг. ХХ в. Одним из наиболее известных исследователей этого феномена является французский социолог Ж. Карбонье, который обратил внимание на социальность правовых явлений и особенно подчеркнул различие между правовыми нормами и нравами, обычаями, другими нормативными системами (к ним относятся, например, правила гигиены, система мер и весов и т.п.). Между правом и другими нормативными системами возникают и прекращаются взаимосвязи, переплетения, конфликты, но полностью они друг друга никогда не заменяют. Критерием различия правовых и неправовых норм Карбонье считает их «юстициабельность», т.е. возможность их процессуального оспаривания. В этой связи задача правовой социализации видится не только в том, чтобы усвоить правовые нормы, но и в том, чтобы соотнести их с другими нормативными системами. Сама же правовая социализация выступает не как воспитание привычки повиноваться принуждению, а как привитие молодому поколению сознательной потребности обращаться к судье-арбитру, к третьему лицу в споре. Важным аспектом правовой социализации, с точки зрения Карбонье, является включение индивида в «правовое пространство», очерченное «сетью правоотношений» и создаваемое людьми, связанными между собой и образующими группы[9]. Карбонье выделил ряд институтов, способствующих правовой социализации. Особенный интерес представляет его анализ «детского права», т.е. норм и форм правового поведения, складывающихся в детских группах и либо имитирующих правила, принятые среди взрослых (включая самые архаические), либо спонтанно возникающие    в процессе общения (что отчасти может пролить свет на формирование механизмов юридического мышления у взрослых).

Выводы: кратко рассмотрев разнообразные концепции социализации, можно заключить, что авторы, в зависимости от исходных установок и методологических подходов, по-разному воспринимают проблему взаимодействия индивида и общества, различным образом оценивают степень детерминированности личности системой общественных отношений: от признания решающей роли государства в деле социализации до утверждения об автономии личности, вырабатывающей свои черты в конфликте с общепринятой системой ценностей; выделяют различные этапы социализации, то рассматривая ее как процесс, заканчивающийся вместе с юностью, то распространяя ее на всю жизнь индивида. Именно обращение к данной проблематике позволяет найти «золотую середину» и избежать абсолютизации как роли государства, так и личностного начала в процессе социализации. Следует заметить, что подходы, выработанные представителями западной социальной мысли (Э. Дюркгеймом, Ч. Кули, Г. Мидом, Т. Парсонсом), в большинстве своем ориентированы на достижение стабильности в обществе. Любые действия индивидов, не вписывающиеся в равновесно-интеграционную модель общества, в том числе и действия, направленные на осуществление социальных изменений, воспринимаются как нежелательные. Особенно это касается структурно-функционального метода, который хотя и применим к системному исследованию проблем социализации личности, мало пригоден для изучения динамики социальных изменений в семейной среде. Особняком стоит антропологический и культурологический подход (мы рассмотрели его на примере концепции М. Мид) к изучению социализации. Исследования конкретных типов культуры и механизмов социализации позволяют увязывать теоретические предположения с реальными процессами, происходящими в обществе.

Список литературы:

1.     Parsons T. The Social System. – N.Y.: The Free Press, 1966. – P. 205.

2.     Parsons T. The Social System. – N.Y.: The Free Press, 1966. – Р. 206.

3.     Кули Ч. Первичные группы // Американская социологическая мысль: Тексты. – М.: Изд-во МГУ, 1994. – С. 330.

4.     Мид Г. Разум, самость и общество. Цит. по: Абельс Х. Интеракция, идентификация, презентация. – СПб.: Алетейя, 1999. – С. 19.

5.     Осипов Г.В. История социологии в Западной Европе и США. – М., 1993. – С. 257.

                                      

6.      Мид Г. Интернализованные другие и самость // Американская социологическая мысль: Тексты. – М.: Изд-во МГУ, 1994. – С. 227.

7.      Абельс Х. Интеракция, идентификация, презентация.– СПб.,1999.– С. 13.

8.      Мид М. Культура и мир детства. – М.: Наука, 1988. – С. 223.

9.     Карбонье Ж. Юридическая социология. – М.: Прогресс, 1986. – С. 163.

 

Адрес:  г. Норильск, ул. 50-летия октября д. 7, 663310, Смирнов Талибжан Анатольевич, количество экземпляров: 1, тел. 8(3919)473926,  email: t-a-smirnov@mail.ru