ПЕТРОВА Т.Н.,

ЧГПУ им. И.Я. Яковлева

Диалог локальных цивилизаций

народов Среднего Поволжья

Историческое прошлое мировой цивилизации знает необъятное количество творческих взлетов человеческого духа, примеров идеального совершенства человеческой личности в педагогике народов. Каждый народ складывается в результате многовековой истории, и его духовный опыт, национальные традиции, этническая сущность складываются во времени и составляют уникальную локальную цивилизацию. Традиционные культуры этносов обладают одной особенностью – принципиальной равнозначностью и равноценностью всех этнических культур. И изучение этнических традиционных культур в сравнительном плане идет по линии выявления специфики и обнаружении общего, – в конечном счете, в целях создания возможно более полной картины генезиса, исторического развития и многообразия общемировой цивилизации.

Межэтнические отношения в настоящее время вышли на первый план общественного бытия народов Российской Федерации, и поиски новых форм оптимального взаимодействия народов, изучение давнего и недавнего опыта межнационального сближения и межэтнической толерантности, этнопедагогического диалога культур стали одной из самых актуальных проблем современности.

Охватить всю полноту многогранной проблемы культурного этнопедагогического диалога среднеповолжских народов невозможно в одной статье. Однако изучение традиционной культуры воспитания соседствующих народов, их педагогических представлений с древнейших времен подводит нас к выводу о том, что ведущей идеей является идея общности, солидарных действий, развитие межнациональных духовных связей, то есть на протяжении многих веков шел этнопедагогический диалог локальных цивилизаций народов Поволжья. Во все исторические эпохи Среднее Поволжье была территорией взаимодействия различных культур и цивилизаций: социально-культурных, религиозных, педагогических и т.д. Многовековое совместное проживание народов на одной территории, несомненно, вело к этнокультурному, этнопедагогическому взаимодействию народов, к их взаимному языковому и культурному обогащению, а нередко и к утратам отдельных этнокультурных черт и этнопедагогических традиций. Исторические документы, памятники устного народного творчества подтверждают, что такого рода этнопедагогический диалог между народами был весьма возможен, и именно он выступал связующим звеном для разных социально-исторических формаций, социально-культурных и духовных противоречий. Шедевры педагогической культуры бережно хранят воспоминания о будоражащих фантазию исторических событиях и фактах плодотворного взаимовлияния, мирного сосуществования, миролюбия и толерантности, которые многократно проверялись и подкреплялись всевозможными испытаниями на устойчивость и надежность, на истинность цивилизационно-культурного диалога. Однако, можно сосредоточить внимание на его философском и педагогическом аспектах. Именно педагогическая и философская традиция при всех последующих изменениях сумела сохраниться и внедриться в сферу иных цивилизационных формаций.

В центре этнопедагогического и этнофилософского наследия чувашей находятся уникальные традиции воспроизведения многогранной реальности, по нашим сведениям, во многих случаях не имеющие аналогов в педагогической культуре других народов Среднего Поволжья. Чувашская духовная культура, в частности, педагогическая представляет с собой огромное интеллектуальное богатство и неисчерпаемый потенциал народной мудрости. Она во всём своём многообразии и богатстве содержания определяется как синтез национально – особенного и общечеловеческого со своей неповторимостью, уникальностью и самобытностью. Эти особенности представляют самую главную и оригинальную модель этнокультурных ценностей.

Чувашскую цивилизацию, как и другие локальные, разделяет от древности более чем трехтысячелетний период истории. За это время происходили активные изменения в экономической и торговых отношениях, развивался прогресс в естественных и гуманитарных науках, происходила смена социально-политических систем и религиозных верований. За этот период чувашский народ накопил колоссальное духовно - педагогическое наследие: любовь к мудрости, впитывающая в себя ценные достижения духовной культуры, любовь к земле и трудолюбие, нравственно-этические традиции, обучение с самого раннего возраста ручному труду, рукоделию и различным видам ремесел, древнечувашская руническая письменность, древнейшая народная обрядность с её молитвами и моленьями, ритуалами, педагогические памятники и сокровища устного народного творчества, речевой этикет и культура межличностных отношений, этномузыкальная культура, несущая уникальную педагогическую информацию и эмоционально-психологическую релаксационную функцию. Подчеркивая глубокие философские мысли, заключенные в чувашских песнях, Н.И. Ашмарин еще в конце прошлого столетия писал, что в песнях сознание чуваша восходит до истинно гуманных взглядов на жизнь, что чуваши в своих песнях способны углубиться в свой внутренний мир и подойти к окружающему чисто философски. Дети и подростки приобщались к этим песням и с малых лет осмысливали окружающую среду с философской точки зрения.

Первые этнофилософские и этнопедагогические представления предков чувашей были связаны с мифологией, религиозно-языческими верованиями, сводившимися к поклонениям и жертвоприношениям небу, солнцу, луне, звёздам, земле, предкам и духам. Жертвы приносили скотом, что сохранилось в чувашском народе до самого последнего времени. Во всем этом была ярко выражена педагогическая идея единства и гармонии Природы и Человека. Воспитателем для человека являлась сама природа, а способность к суждению, наблюдению и на основе его размышлению, сравниванию, оцениванию и др. возникала в опыте из сопоставления человеческого разума с реальной действительностью. С помощью всевозможных магических, сверхъестественных сил чуваши стремились воздействовать на собственное бытие и на природу. С этой целью проводились таинственные обряды, ритуалы жертвоприношения – чÿклени, отвести стихийные бедствия, засуху и т.д. Среди народных масс были распространены также эзотерические формы познания окружающей среды и были люди, владевшие определёнными полезными народными медицинскими, астрономическими знаниями и навыками: юмзи, ворожеи, колдуны, наставники мудрости, старцы-шурсухалы.

Идея общечеловеческого лежит и в основе старинной чувашской языческой веры. В ней культ матери, культ ребенка, культ предков, т.е. соблюдение преемственности поколений, сохранение духовных ценностей человечества представлены на божественном уровне. Это состояло в том, что культ предков обращен в прошлое, в область жизни и мечтаний, а культ матери обращен в настоящее, ибо основная деятельность матери – воспитание детей, а культ ребенка – в будущее.

Культ матери, культ ребёнка – первичные духовно-нравственные ценности. Мечта о продолжении рода – самая светлая и желанная мечта народа. Воспитание здорового поколения выступала как самая изначальная цель народного воспитания. Любовь к детям проявляется у разных народов по-разному. Вся народная мудрость, зафиксированная в народном, устном, словесном, песенном, художественном творчестве, почти все народные обряды и обычаи, традиции, народное верование пронизаны любовью к детям, желанием иметь детей, обучать и воспитывать их, пожелать здоровья и блага и т.п. Много символического смысла в чувашской пословице: «Ача – кил турри» – «Ребёнок – домашнее божество».

В философии с давних времён рассматривались проблемы человеческого бытия, было возвышение человеческой личности, её чести и достоинства. Истоки личностной самооценки человека – эта этнопедагогическая загадка, разрешение которой приблизило бы к раскрытию тайны самого существования человека и сущности её гармонии с природой. Так, большинство народных песен начинается с заговорных зачинов, где отражены глубокие древние представления народа о космическом пространстве, где верхний мир «çÿлти тěнче» - небо отождествляется с головой человека. «Çÿлти тěнче» - золотое жилище бога. В нем концентрированы человеческая память (шухăш), мечта (ĕмĕт), предрассудок, поверье (тĕшмĕш), память (асăну).

Со светлым миром – çут тěнче – ассоциировалось туловище, и оно было связано со здоровьем человека, который проходил на Земле целый период пребывания в борьбе между Добром и Злом. Это – жизнь в настоящем, эта постоянная борьба против зла. Интерес представляет и само слово çутçанталăк, которое переводится на русский язык дословно «светлая природа», «светлая погода» - это мир, вселенная.

В педагогических представлениях чувашей четко прослеживается мысль, что успешное воспитание возможно лишь при условии проникновения в природу человеческой души, согласованных действий с природой: «çутçанталăкпа килěштерсе».

Чуваши детям внушали, что хорошим и добрым, благоприятным и приличным является только то, что состоит в гармонии, в согласии (килěшÿллě) с природой. Гармоничное единство с природой представлялось одновременно как великая сила и счастье: «Хирте выртакан чул та санпала канашлă пулĕ, хирти тискер кайăксем те санпа килĕшÿллĕ пурăнěç» - «И белый камень, лежащий средь бела поля будет твоим единомышленником, и звери, обитающие в степях, будут жить с тобой в согласии» (экспедиционно-полевой материал).

Отличительной чертой этнофилософской культуры чувашей является понимание человека как аналога мира в причастности к сохранению гармонии целого: Вселенная, Природа, Этнос, Род, Семья. Так, русская путешественница Александра Фукс ещё в конце прошлого века с удивлением писала: «Этот мудрый народ, столь близкий к природе, видит всё и всегда с положительной точки зрения… Они слепо следуют влечению сердца, которое редко ведёт их к злу. Редко между ними бывают ссоры…». Такая «естественная» природная нравственность является величайшей ценностью этнической педагогической цивилизации. Поразителен тот факт, что чувашский народ из века в век шёл по этому нравственному пути и пронёс в своём этническом характере такую гуманистическую ценность, которая поистине является фактором общезначимой, общечеловеческой цивилизационной ценности.

Материалы исследования педагогических памятников устного творчества (моления, благословения, завещания, клятвы – пил, пехил, тупа и т.д.) народа убеждают нас в том, что духовная сторона народа, мир его убеждений и верований в глубокой древности, безусловно, не были вполне свободными, а неизбежно подчинялись религиозным, социальным и природным условиям. Живое человеческое слово, по мнению наших предков, наделено было властительной, чудодейственной и творческой силой, хотя они иногда и не понимали, в чем именно проявляется эта сила. Важно то, что они верили, что слово владело внутренним миром человека и создавало условия для укрепления духовно-нравственных и религиозных убеждений. Болгарская цивилизация – ее культура, язык, традиции, достижения в экономике, сельском хозяйстве – в Х-ХШ вв. снискала мировое признание (Г.И. Тафаев). Процесс адаптации ислама в Великой Болгарии не был односторонним. Сама религия ислама, как отмечают историки-религиеведы, отчасти утратили прежние традиции, но вместе с тем получили новые импульсы для развития: «Ислам как мировая религия не признавал этнокультурных разграничений, а потому стал мощным стимулом синтеза весьма многообразных традиций. Общее религиозное мировоззрение и единый арабский язык стали важными условиями быстрого цивилизационного подъема в области их распространения».

Исламизация для народов Поволжья не могла быть единовременным актом, и каждый из них неизбежно сохранял элементы традиционных верований и духовных ценностей. Это составляло определенное пространство для выбора той или иной особенности сохранения и философско-педагогических традиций.

Противостояние исламской и христианской веры исторически действительно существовала. В истории немало фактов столкновения менталитетов, социальных моделей поведения, ценностных ориентаций. В то же время в стихах, в песнях, языческих молениях, преданиях того периода, сохранились свидетельства о высшей духовной ценности народа – добре и доброте, человечности и человеколюбии, дружелюбии в отношении друг к другу. И надо признать и такое явление, как взаимообмен опытом жизнеустройства и многими хозяйственно-материальными и духовно-нравственными позициями. Народы Среднего Поволжья дружили, общались, роднились, несмотря ни на какие религиозные и ментально-этнические различия. Велика была роль язычества и ислама в процессе воспитания и обучения подрастающего поколения в период и до XV века. Эти два народных верования – язычество и ислам, ни в коей мере не были антагонистически настроенными друг к другу, а наоборот, они взаимно дополнялись, обогащались, что является величайшим достоянием в общецивилизацонном прогрессе.

Ислам оказал большое влияние и на организацию жизни, нравов, на поступки и образ мысли чувашского народа. Однако надо отметить, что воздействие мусульманской религии на моральное совершенствование народа не является однонаправленной, ибо каждый народ испытывает свое личное, персонифицированное отношение ко всем происходящим вокруг явлениям. Именно это отношение пробуждает и приводит его к самосовершенствованию.

В своих педагогических воззрениях чувашский народ теологическое содержание ислама подчинял мирским идеям своего времени, синтезировал идеалы, заимствованные из мусульманской этики и морально-бытовых традиций народа. По этим и другим причинам, несмотря на существенное влияние мусульманской веры, педагогическая мысль чувашского народа сохранила свою самобытность, развивала традиции гуманизма. Педагогические достижения в условиях совместного и соседского проживания перерабатывались и усваивались с учетом особенностей социально-экономического положения и народных традиций. Сохранение традиций, старых обрядов, языческой религии, консервативность быта и культуры чувашей в исследованиях многих дореволюционных и послереволюционных учёных получали часто только негативную оценку. Преданность старине рассматривалась как тормоз, чуть ли не как движение назад. Между тем, самобытность педагогических культур народов, сохранение пережиточных явлений, инертность и стабильность традиционного развития, по мнению французского исследователя А. Леруа – Гурана, составляет основу этнофилософии и этнокультурной непрерывности: "Народ является самим собой лишь благодаря своим пережиткам". У всех народов в древней самобытной культуре много такого, что в состоянии обогатить мировую цивилизацию. Именно из национальной самобытности во многих случаях и вытекает общность педагогических культур через народные представления о воспитании и искусстве воспитания молодого поколения. «Все народы велики и гениальны. Коллектив народов, объединенных общностью целей, поднимается на еще более высокий уровень величия и гениальности…Общенациональный идеал воспитания не может быть создан одним человеком: так и общечеловеческий идеал не может быть создан одним народом. Общечеловеческие представления о нравственности, красоте, уме складываются из суммы представлений многих поколений, многих народов» (Волков Г.Н.). Эти слова как неоспоримый абсолют подчеркивают величие локальных цивилизаций отдельных народов как части общемировой цивилизации.

Среди чувашей язычество имело исторически долгую жизнь. Независимо оттого, что оно неоднократно сталкивалось с более молодыми мировыми религиями – христианством и мусульманством, как подтверждают история культуры и фольклор, почти всегда выходило победителем из этого идеологического поединка.

На практику воспитания, отчасти и чувашскую педагогическую мысль, оказывала влияние и массовая христианизация. Многие явления чувашской культуры этого периода свидетельствуют о том, что соотношения, связи культур после вхождения чувашей в Русское государство не правомерно рассматривать в традиционно-колониальном духе только как приобщение народа с отсталой культурой к более высокой культурной модели. Сохранилось много исторических свидетельств взаимности в отношениях между народами, фактов взаимосвязи и благотворных взаимодействий культур. Так, например, есть ссылки на то, что русские с почитанием относились к строительным умениям чувашей и интересовались способами обучения детей этому делу. Примером могут служить взаимоотношения между этническими общностями – с чувашскими и казанскими татарами, марийцами и с другими соседями. Это был период мирной, но подневольной жизни чувашских крестьян. Процесс взаимовлияния – не столбовая накатанная дорога. Случались ссоры, тяжбы из-за земли, вооруженные столкновения. Имело место соперничество религий. В столкновение пришли две великие духовные силы: древнее язычество и православие – религия относительно новая и для самих русских, а в плане культурном – явление вторичное даже и для них. Среди чувашей продолжали бытовать и древнеязыческие верования, главное духовное призвание которых, как мы уже отмечали выше, – удержать мир от скверны, от пороков, в воздержании от зла и, в конечном счете, – в спасении людей.

Русские и чуваши, оказавшись по соседству, стали осваивать практический хозяйственный и духовный опыт друг друга. Большую роль играла народная дипломатия. Происходила некая бытовая ассимиляция и деловое культурное сближение обеих сторон.

Традиционная вера, а следовательно, и традиционная духовная культура чувашей не исчезла. Она долгое время открыто сопротивлялась христианизации и сохранилась в виде двоеверия. В народном сознании произошел своего рода синтез двух мировоззрений. Такое же явление (крещение Руси) происходило в свое время и со славянским народом. Чувашский народ не желал расставаться с тысячелетним укладом жизни, даже частично приобщаясь к христианской вере. С этой реальностью приходилось считаться и новой вере – христианству – что вынуждало приспосабливаться к условиям длительного бытования. Мы нередко встречаемся с фактами смешения язычества с христианством. Христианство, в частности, оставило чувашам некоторые культовые атрибуты, которые, однако, были легко ассимилированы и использовались при проведении традиционных обрядов. Другой аспект этого же явления – функции языческих богов передаются христианским святым. Возник своеобразный симбиоз язычества и христианства.

В то же время в памяти чувашского народа сохранились исторические события прошлого, мысли о вольной жизни, что во многом определяло и педагогическое сознание чувашей. Воспоминания о народных героях, личностях-символах (Ахплат, Ахмал-батыр, Алик-батыр и др.) передавались из поколения в поколение. Легендарные личности из исторических преданий оказываются реальными историческими личностями, что подтверждается нередко и документами, и русскими летописями. Так, например, князь Булат с ссылкой на древние чувашские сказания представлен основателем и строителем Цивильска, что полностью подтверждается в приложении к летописи Никона (Г. Юмарт).

Образцом гуманистической и демократической направленности педагогической культуры и этнопедагогического диалога народов Среднего Поволжья являются древние традиции воспитания, представленные в произведениях фольклора. В них зафиксированы их нравственные нормы, этические представления. Несмотря на их национальную окрашенность, в них прослеживается присутствие общечеловеческих ценностей, идей добра и зла, светлых и темных сил. Через сказки, легенды и предания происходило усвоение чувашскими детьми идей гармонии мира, осуществлялось формирование эстетических вкусов, происходило осознание своей человеческой и национальной полноценности, укрепление чувства чести и достоинства.

Примером могут служить взаимоотношения между этническими общностями – чувашскими и казанскими татарами, марийцами и с другими соседями. Многие явления чувашской культуры этого периода свидетельствуют о том, что соотношения, связи культур после вхождения чувашей в Русское государство не правомерно рассматривать в традиционно-колониальном духе только как приобщение народа с отсталой культурой к более высокой культурной модели. Сохранилось много исторических свидетельств взаимности в отношениях между народами, фактов взаимосвязи и благотворных взаимодействий культур. Так, например, есть ссылки на то, что русские с почитанием относились к строительным умениям чувашей и интересовались способами обучения детей этому делу. Примером могут служить взаимоотношения между этническими общностями – с чувашскими и казанскими татарами, марийцами и с другими соседями. Много наслоений в их исторических связях: жестокие притеснения в Казанском ханстве, выступления чувашей против татарского ига и взятие Казани русским войском. Общеизвестны пословицы о дружбе, о взаимной помощи и выручке между соседними народами:

“Инкекре пěччен юлас мар тесен, тутарпа туслаш” (“Не хочешь в беде остаться одиноким, подружись с татарином”). Лучшими печниками в старину считались татары: “Кǎмаку ǎнтǎр тесен, тутара тутар” (“Хочешь иметь хорошую печь, пригласи печника-татарина. Вплоть до XIX в. сохранились совместные молодежные праздники национального напитка: у чувашей – хěр сǎри (девичье пиво), у марийской молодежи – çармǎс максǎми (виръял максǎми) – напиток дружбы, приготовленный из меда и сока клюквы. О взаимных угощениях и дружественных отношениях свидетельствует пословица: “Çармǎсǎн – юрай çырли, чǎвашǎн – юрай сǎри” (“У марийцев – клюква из-под снега, у чувашей – пиво из-под снега”). В чувашских пословицах и поговорках: “У чуваша – сыр, у татарина – кислое молоко”, “У друзей одни песни, у друзей одни обычаи” и др. отразились дружеские симпатии и уважение к соседствующим народам.

Между народами издавна складывались дружественные взаимосвязи. Так, к XV–XVI вв. на территории Среднего Поволжья образовалось множество чувашско-русских, чувашско-татарских деревень. Возникли и трехнациональные поселения, к примеру, Трехбалтаево (в этом селе жили и до сих пор продолжают жить чуваши, татары, мордва). Содружество в сфере воспитания полностью исключало межнациональные трения. Чуваши, русские, мордва входили в одну общину, вместе решали хозяйственные вопросы, совместно проводили праздники, вступали в родственные отношения. Чувашский народ жил в дружбе со всеми народами Поволжья. Многие путешественники в своих записках отмечали чувашей как добродушных и приветливых людей. Академик И.П. Фальк в начале 70-х годов XVIII в. писал: “Согласие сих различных жителей достойно удивления. Они не ссорятся ни за границы, ни за притеснения, ни за другие какие-либо дела”.

Тесное взаимодействие в различные исторические периоды с русскими, татарами, марийцами, мордвой приводило, несомненно, к содружеству и в сфере воспитания. Чуваши заинтересованно относились к педагогическому опыту соседних народов. На уровне народной педагогики напрочь исключены межнациональные трения. Традиционными были встречи детей и молодежи соседних народов, проводились общие праздники, такие как “болдран-базар” (праздник чувашской и марийской молодежи), на акатуях и сабантуях водились чувашские хороводы, на осенний молодежный праздник “хĕр сăри” (“девичье пиво”) молодежь приглашала русских, удмуртов, мордву, марийцев, башкир и др. ”).

Языковое содружество порождало удивительные социально-культурные явления. Чувашский язык становился естественной потребностью повседневной речевой практики русских жителей. Известная путешественница А. Фукс в своем дневнике писала: “Сейчас я возвратилась с прогулки, ходила в рощу, гуляла по деревне и удивлялась, как деревня моего брата очувашилась... Каждый мужик и женщина так хорошо говорит по-чувашски, как на своем родном языке”.

Таких примеров можно привести множество. Так, например, в уездном центре Курмыши чувашская речь звучала не меньше, чем русская. Более того, для русских крестьян, ремесленников, купцов владение чувашским являлось своего рода признаком хорошего тона. Все это свидетельствует о глубоких межнациональных языковых и духовно-нравственных связях. Для изучения языка местного населения не было никаких препятствий. Этому в большей степени способствовал уровень национального самосознания, степень развития национальных культур.

Этнопедагогические традиции любого народа как национально-ментальные ценности в контексте мировой цивилизации предстают в качестве ценностей общечеловеческих, они становятся явлением глобального социального значения в масштабе нации и человечества. Этим объясняется актуальность возросшего на сегодняшний день научного интереса всего педагогического мира к традициям познания действительности как базы для построения наполненного общепланетарного воспитательно-образовательного пространства.

Основным содержанием этнопедагогического взаимодействия цивилизаций народов было доверительное приобщение друг друга к различным видам хозяйственной и трудовой жизни, традиционно-бытовой, военной и любой другой деятельности. Особенное влияние на практику воспитания и педагогическую мысль чувашского народа оказала традиционная черта древнерусской педагогики – это осознание религиозности как нравственно-воспитательной задачи, в основе реализации которой – скромность в самооценке, требовательность, строгость и доброта, великодушие. Уникальной представляется в чувашской педагогике близость к самобытным воспитательным традициям старообрядцев: сплав христианских и языческих элементов в функционировании нравственных правил и норм; приоритет практического ума и хозяйственной сметки в жизненных воззрениях; языческий культ природы, гармония между человеком и окружающим миром; сосуществование взаимной ответственности и личной самостоятельности при определяющем чувстве общинности и родственности; духовная преемственность поколений как самого надежного способа продолжения и сохранения устоев нравственной жизни; стремление к внутреннему ладу, единству слова и дела, благополучию семьи и рода и т.п. Предки чувашей еще с северокавказской своей истории приобщились к христианству, и это не могло пройти бесследно ни для духовной жизни, ни для педагогической культуры. Чуваши заботливо сохраняли памятники и святыни, сам уклад жизни и т.д. Менталитет чувашей, их фольклор, обычаи и обряды, словарный запас – все это носило печать христианского влияния.

Традиционная культура воспитания чувашского народа, как и других народов, являясь неотъемлемым и важным естественно-органическим компонентом не только национальной, но и общечеловеческой культуры, могла бы занять достойное место во всемирном культурно-педагогическом процессе, может сыграть важную роль в формировании национального самосознания, а также – в приобщении подрастающего поколения к мировой культуре.

Таким образом, можно сказать, что огромен был потенциал цивилизационного этнопедагогического диалога между народами Среднего Поволжья. Это можно утверждать вполне смело и ненавязчиво искусственно.

Этнопедагогическое наследие чувашского народа является особой сферой между культурой и цивилизацией, будучи их частью, обеспечивая действенность их взаимокомпенсаторских функций. Оно обладает средствами сохранения преемственности перехода от поколения к поколению технологий воспитания и обучения, педагогических идей, духовно-нравственных ценностей; они сводят к разумному минимуму необходимость начинать все с начала – служат своего рода гарантом благоразумного поведения этноса в истории. И этническая педагогика, и этническая философия не принадлежат только прошлому. Если существует народ – существует и народная педагогика, и народная философия. Проблема в том, чтобы «новейшая педагогика» народа не потеряла, не забыла того, что обусловило сам факт сохранения данного народа как исторического субъекта, историческую индивидуальность, которую он должен всеми культурными способами сохранять: по большому счету это долг перед собой и другими народами, перед всем человечеством.

ПЕТРОВ О.А.,

ЧГПУ им. И.Я. Яковлева

Влияние традиционной культуры воспитания

на формирование национального характера

Многие европейские ученые в своих исследованиях по этнопсихологии особенности национального характера рассматривают исходя из условий географической среды, климата и т.п. Однако ни один из факторов не является универсальным и не может дать удовлетворительного объяснения этнических особенностей при игнорировании традиционной системы воспитания, складывавшейся веками под влиянием исторических и социально-культурных условий, в первую очередь, под влиянием условий жизни общества. Образ жизни народа, их хозяйственно-практическая деятельность и т.п., безусловно, влияют на формирование национального характера, выступая как факторы воспитания, определяющие ментальность личности и менталитет народа как исторической личности. Поэтому для определения специфики национального характера любого из народов необходимо глубокое изучение его системы воспитания. Национальная система воспитания каждого этноса – это бесценный источник мудрости всего человечества, ибо «всемирный педагогический процесс есть продукт взаимопроникновения и взаимообусловленности национальных педагогических наследий» (К. Салимова). В этом смысле творческое наследие К.Д. Ушинского было в свое время незаменимым средством проникновения в «живую душу» русского народа, а его принцип народности – ключом к разгадке особенностей национального характера русского человека.

Путь к сокровенным «движениям души» представителей любого народа открывает изучение его этнической системы воспитания, обеспечивающей относительную устойчивость его национального облика. Чем глубже проникает исследователь в закономерности воспитания народа, тем лучше узнает его живую душу. Этнопедагогические исследования выполняют в данном случае функции ориентиров на пути изучения национальной жизни народа, они являются своего рода компасом. Только глубокое исследование исторически сложившейся системы этнического воспитания делает доступными истоки формирования национального облика, позволяет понять и оценить кажущиеся необъяснимыми своеобразные свойства народного характера. Разгадка сложнейших этнических загадок коренится чаще всего в особенностях этнического воспитания. Таким образом, этнопедагогика оказывается ключом к пониманию невидимых сторон духовной и нравственной жизни народа. Разумеется, это отнюдь не исключает изучение совокупности всех других факторов, оказывающих влияние на формирование национального характера.

Каждый народ строит свое видение мира и окружающей действительности. Элементы образа мира носят общечеловеческий характер, но их содержание, а главное, понимание, осмысление и оценка специфичны для каждого народа. Народ, нация (этнос) вырабатывает систему оценок Макро- и своего Микрокосмоса и самих себя в нем с позиций добра и зла. Категории добра и зла архетипичны и присутствуют в любой этнокультуре, однако содержание их меняется, развивается, наполняется разными смыслами в различных культурах. К примеру, материалы исследования педагогических памятников устного творчества чувашей (моления, благословения, завещания, клятвы – пил, пехил, тупа и т.д.) убеждают нас в том, что духовная сторона народа, мир его убеждений и верований в глубокой древности, безусловно, не были вполне свободными, а неизбежно подчинялись религиозным, социальным и природным условиям. Живое человеческое слово, по мнению их предков, наделено было властительной, чудодейственной и творческой силой, хотя они иногда и не понимали, в чем именно проявляется эта сила. Важно то, что они верили, что слово владело внутренним миром человека и создавало условия для формирования духовно-нравственных и религиозных убеждений.

Субъекты национальных культур, сформировавшихся в разных природных условиях и в разные эпохи, отличаются друг от друга своим мироощущением и миропониманием, «углом зрения», оценками мира и самих себя в нем, своими устремлениями и идеалами, эмоциональными реакциями и предпочтениями, то есть своими национальными характерами. К примеру, своеобразными свойствами русского характера является терпение, самоограничение, воздержание, жертвование собой в пользу другого. К. Касьянова в книге «О русском национальном характере» считает эти качества принципиальной ценностью личности, без которой «нет личности, нет статуса у человека, нет уважения к нему со стороны окружающих и самоуважения». Другими словами, эти качества как бы вписаны в картину мира русского человека.

Меняется ли национальный характер и в каких пределах? Современный человек независимо от этнического происхождения сильно изменился, изменился его облик и предпочтения, ценности, оценки и социальные идеалы. И тем не менее француз, араб, русский, киргиз, эстонец, американец поведут себя по-разному в одинаковых жизненных ситуациях, по-разному обустроят свои жилища (несмотря на тенденцию к унификации), организуют свой бизнес, досуг и т.д. Такие различия в оценках, в поведении, в реакциях на происходящие события мы находим в средствах массовой информации и видим в американских фильмах на экранах наших телевизоров.

Первоначальное описание понятия «национальный характер» использовалось в литературе о путешествиях с целью выразить образ жизни народов. Затем, говоря о национальном характере, одни авторы подразумевали прежде всего темперамент, другие обращали внимание на личностные черты, третьи на ценностные ориентации, отношение к власти, труду и т.п. Под национальным характером понимают те или иные психологические особенности, отличающие один народ от другого. Характер этноса – не сумма характеров отдельных его представителей, а фиксация типичных черт, которые присутствуют в разной степени и в разных сочетаниях у значительного числа индивидов. «Чтобы понять характер народа, нужно изучать прежде всего его историю, общественный строй и культуру; индивидуально-психологические методы здесь явно недостаточны» (И.С. Кон). Уникальны не черты и не их сумма, а структура, специфика их проявления. Например, трудолюбие является важной чертой и немецкого, и японского национального характера. Но немцы трудятся размеренно, экономно, у них все рассчитано и предусмотрено. Японцы отдаются труду самозабвенно, с наслаждением, стремясь выразить чувство прекрасного и в процессе труда. Русское трудолюбие носит азартный, аккордный, даже авральный вариант мобилизации всех сил для выполнения какой-то трудовой задачи, после чего наступает спад трудовой активности, то есть размеренность и организованность труда скорее исключение, чем правило. А труд африканцев на протяжении веков был подневольным, рабским, что не способствовало развитию трудолюбия – труд здесь выступает как неизбежная и тяжкая обязанность.

Сущность национального характера рассматривается как двуединая субъективно-объективная реальность особого рода, проявляющаяся как психологическое и социокультурное явление.

Этнопсихология тесно взаимодействует с научной дисциплиной – этносоциологией, обе науки изучают проблему этнического самосознания и национального характера, выделяя при этом свои акценты и подходы. Проблема национального характера в рамках этносоциологии не психологическая проблема. В социолого-этнологическом подходе выступают не столько собственно национально-психологические особенности, сколько социокультурные потребности, социальные установки, внутригрупповые, межгрупповые, межличностные отношения, поведенческие модели (стереотипы), ценностные ориентации.

Можно дать троякое определение национального характера, охватывая им комплекс подходов к его изучению как этносоциологическому явлению. «С точки зрения социопсихологического подхода, национальный характер – совокупность устойчивых психологических особенностей этнической общности, преломляющихся в этнических стереотипах, личностных самоопределениях свойств и качеств характера, своде представлений о высших добродетелях и пороках и проявляющихся в типичных способах поведения и общения. Как биосоциальное явление национальный характер – особое, устойчивое энергоинформационное в психосоциальной форме образование, заменяющее этносу функции инстинктивного поведения и направленное на минимизацию энергоемкости способа этнического воспроизводства. С этнологической точки зрения, национальный характер есть форма концентрации социальной энергии, заложенной в способах поведения и общения в конкретной историко-культурной среде» (А.В. Селиверстов).

Национальный характер может быть также структурирован еще по трем признакам: социальному, культурному, собственно этническому. Проявляется изначальная детерминированность национального характера техноцивилизованными, культурно-историческими, пространственно-климатическими типами факторов.

В структуру национального характера входят: личностные самоопределения, этнические стереотипы поведения и мышления, представления этноса о высших людских добродетелях и пороках; эмоционально-психологическая сторона традиций, привычек, обычаев; структуры потребностей и вкусов; проявления психической энергии сознательного и бессознательного, выраженные в предметах художественно-музыкальной культуры, в произведениях народно-прикладного искусства и национальной литературы, символах. Важными факторами, обуславливающими содержание и формы проявления характера этностереотипа поведения, являются традиции и обычаи домашнего и общинного воспитания, коллективное и индивидуальное обучение и воспитание средствами этнопедагогического потенциала, когда семья является ближайшей социально-этнической средой.

В последнее время понятие «национальный характер» реже используется в этнопсихологии, ему на смену для обозначения психологических особенностей этнических общностей приходят понятия «ментальность» и «менталитет».

Менталитет (от франц. mentalite, от лат. mens – ум, мышление, образ мыслей, душевный склад) – это глубинный духовный склад, присущий этносу как большой группе людей, сформировавшейся в определенных природно-климатических и историко-культурных условиях. Менталитет этноса определяет свойственные его представителям способы видеть и воспринимать окружающий мир и на когнитивном, и на аффективном, и на прагматическом уровнях. Менталитет, в связи с этим, проявляется и в свойственных представителям этноса способах действовать в окружающем их мире. Здесь уместно было бы привести несколько примеров. Исследования показали, что у народов Севера, сформировавшихся и живущих в специфических природно-климатических условиях, образно названных Джеком Лондоном «белым безмолвием», отмечается специфическая традиция восприятия звука, своеобразный этнический звукоидеал, который влияет на особенности эмоциональных проявлений у представителей северных этносов и на поведенческом уровне.

Очень интересные соображения о влиянии природно-климатических условий на национальный характер русских мы находим у В.О. Ключевского. Он писал: «… своенравна … природа Великороссии. Она часто смеется над самыми осторожными расчетами великоросса; своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось…»

Взаимодействие с природой внутри географической среды у каждого народа имеет свои особенности: складывается своеобразная система представлений, которая имеет большое значение для формирования массового этнического сознания и межэтнических отношений. У разных народов существовали и существуют различные олицетворения неблагоприятных сил природы с опасными и злобными духами лесов, гор, полей, морей. В этом плане интересны некоторые традиции, обычаи и обряды, имеющие своим исходным пунктом народный календарь, фиксирующий природные циклы. К примеру, чувашская педагогическая цивилизация носила земледельческий характер, ибо за добрых два-три тысячелетия оседлости чуваши тесно связали весь строй и уклад жизни с природными ритмами и хозяйственными работами. В крестьянском быту чувашского народа вплоть до сегодняшнего времени сохранились многие ритуалы и обряды не только общетюркского средневековья, но и представления, уходящие своими корнями в более древние языческие времена. В этом смысле весьма интересно: поразительно глубокие корни имеют календарная обрядовая культура, земледельческая и свадебная обрядность, которые имели большое социально-педагогическое значение. Календарь вносил четкий распорядок в труд и быт земледельца, и крестьянину необходимо было заранее предугадать погоду, заглянуть в будущее с той целью, чтобы не припоздниться и не упустить сроки земледельческих работ в поле, в огороде и на лугу. В связи с этим Д.С. Лихачев особо подчеркивал преемственность, природосообразность, жизнесообразность «образованности». Культура крестьянина (специфическая, сельская, не в городском ее понимании!) была своеобразной и высокой. Особенно там, где по отношению к крестьянам (в первую очередь на севере России) было меньше насилия: «Каждый крестьянин, наследственно владеющий своей землей (а таких было не мало!), получал от своих родителей и соседей знания, по своему объему не уступавшие знаниям, полученным интеллигенцией в университетах. Знали почву, знали зерно, знали сроки работ и наиболее выгодные условия для посевов, знали ремесла, которыми занимались в долгие зимние дни вынужденного отлучения от земли. Дети воспитывались в обстановке традиционных праздников, почти всегда соединявшихся с тем или иным трудовым обрядом. Это было праздничное воспитание, то есть воспитание нравственное и трудовое».

Таким образом, для любой этнической культуры характерна определенная закономерность. Как бы ни изменялась культура – картина мира, система ценностей, социальные идеалы, доминанты идентификации личности – в ней сохраняются некие фундаментальные основы, на базе которых восстанавливается специфическое видение мира, система ценностей, хотя и радикально измененные, но характерные именно для данной этнической культуры в данный период ее существования и соответствующие духу и «душе народа», его национальному характеру. А национальный характер оказывается наиболее устойчивой зоной этнической культуры, ее ядром. Именно в нем наиболее явно обнаруживаются этнические черты индивидуального и группового поведения, способа освоения мира, соблюдения традиционных норм взаимоотношений и общения.