Право

Истории отечественного государства и права

 

НИКУЛИН В.В.

Организационно- правовые методы борьбы с церковью в советской

России. 1917-1930г.г.

В арсенале большевиков  в качестве  сильнейшего средства  воздействия на умы и одновременно средством ликвидации враждебного мировоззрения,  был атеизм воинствующего типа. Религия отвергалась как иррациональное явление, а атеистичность  возводилась в принцип.  Главное содержание атеизма состояло в том, что  религия была серьезным конкурентом в борьбе за души человека, тем более что многие ее постулаты прямо противоречили постулатам марксизма. Конкурент, да еще столь опасный, должен быть убран. С религией уничтожалось и гражданское общество, в котором религия выполняет роль связующего звена между человеком и государством. Особое внимание уделялось религиозным объединениям, и в первую очередь, русской православной церкви.

Принципиальная позиция советской власти в отношении религии и церкви были изложены в декретах   СНК  «О   свободе совести» (20 января 1918г.) и  «Об  отделении церкви от государства» (23 января 1918г.). Они  провозглашали отделение церкви от государства, национализа­цию церковного имущества. В целом декреты  носили, безусловно, прогрессивный характер. Они содержали декларативно - институционную часть, которая укладывалась в буржуазно-демократические правовые рамки. С другой стороны, провозглашая свободу вероисповедания  и свободное исполнение религиозных обрядов, законы одновременно  ставили церковь  в рамки жестких ограничений имущественного характера, направленных на уничтожение правовых основ материального существования церкви. Она теряла юридическое лицо, лишалась собственности и право приобретать ее. Имущество церкви национализировалось.  В статье 12  декрета « О свободе совести, церковных и религиозных обществах»  указывалось, что никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью.[1] Церковь как  единый  организм, а в правовом отношении как юридическое лицо для советского государства перестало существовать. Теперь существовали « общины верующих», которые получают во владение церковные здания, предметы культа и тем самым, де- факто, становятся « субъектами права», но данный специфический субъект права не признается ни юридическим, ни физическим лицом. Это абсурдная с юридической точки зрения ситуация и оставалась «правовой основой» отношений церкви и государства.  Церковь была лишена гарантий правовой защищенности. Статьи декретов разъяснялись другими подзаконными актами. Эти нормативные акты издавались и распространялись пятым отделом НКЮ, который получил название « ликвидационный». «Ликвидация» заключалась, в первую очередь,   в изъятии из ведения церкви всех юридических правомочий.  Так, ведение актов гражданского состояния по декрету ВЦИК и СНК от 18 декабря 1917г.» О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния» и последующих декретов  перешло к государству.  Декрет о браке признавал только гражданские браки, признавая церковный брак частным делом брачующихся.[2]

Церковь вначале сопротивлялась  действиям властей, пытаясь сохранить свое влияние  и положение в обществе. Священный Собор, Синод и высший Церковный Совет Российской церкви в  марте 1918г.  объявил поруганием религии акт прекращения гражданами брака, заключенного по законам Республики. Все расторгнувшие брак  объявлялись преступниками, подвергались церковному проклятию,  а отношения между мужчиной и женщиной без церковного благословления  прелюбодеянием. Столь решительное заявление церкви отрезвляющее подействовало на многих людей, число разводов уменьшилось. И хотя  постановление Собора от 28 февраля 1919г.  вводило новые поводы для развода, не бывшие ранее в числе канонических: сифилис, отлучение от правос­лавия, проказа, противоестественные пороки, душевная болезнь, снохачество, сводничество, проституция и т.п., это не снизило противостояния церкви и власти в вопросах семьи и брака. Власть посчитала действия церкви как попытку воспрепятствовать исполнению советских законов.  НКЮ в циркуляре от 24 мая 1920 г.  такой подход к советским законам, единственно признанных регулировать граж­данские отношения между гражданами России и упорная позиция церкви сохранять за собой установления в духе старых законов норм семейного права, расценил, как  «приносящий страдания гражданам и дезорганизацию личной жизни»[3].  Для прекращения « незаконной деятельности церковников»    всем  губисполкомам  предписывалось «прекращать деятельность бывших консисторий. За попытку вернуться к старым законам - привлекать к уголовной ответственности «всех  лиц, принадлежащих к духовенству и церковникам всех религий, по  обвинению  в контрреволюционных  выступлениях, нарушении декрета об отде­лении церкви от государства, корыстное использование религиозных верований с помощью обмана обновление икон и т.п.[4]  Таким образом, власти на местах прямо ориентировались на организационно – правовые методы борьбы с церквью.

Правовая незащищенность церкви привела к  усилению  антицерковной деятельности, сопровождавшееся рядом громких  кампаний. Череда кампаний началась с кампании по "ликвидации культа мощей" в 1919 году, целью которой объявлялась борьба с религиозными предрассудками. «Борьба" вылилась в откровенный вандализм. Вскрытые могилы, разбросанные тут и там останки, мумифицированные и не совсем сгнившие трупы, брошен­ные и оставленные в церквах – такая картина предстала после кампании. Подобное вызывало гнев крестьян и ожесточенное сопротивление с их стороны, прямые столкновения с властями.  НКЮ в августе 1920г. был вынужден приостановить кампанию, которая в условиях и без того напряженных отношении властей с кре­стьянством усиливала противостояние.

 Полосу антицерковных кампаний продолжила кампания по изъятию цен­ностей, проходившая под лозунгом помощи голодающим. Следует напомнить, что Русская православная церковь организовала сбор средств для го­лодающих. Однако собранные средства были конфискованы.

Официальным началом кампании стал декрет ВЦИК "Об изъя­тии церковных ценностей в государственный фонд помощи голодающим" от 26 февраля 1922г. Вслед за декретом губкомы РКП получили секрет­ную директиву за подписью Троцкого, в которой ставилась задача "извлечение из монастырей и церквей возможного максимума драгоценностей».[5]  Изъятие ценностей сопровождалось массовыми бес­порядками, выступлениями верующих. Участились случаи грабежей, хищений из церквей. В связи с этим было предложено всю ответственность за хищения возлагать на священнослужителей. «Обязывать попов быть ответственными за хищения. Арестовывать виновных попов для привле­чения к суду за расхищение народного достояния» - указывалось в директиве из Москвы.[6]  В апреле 1922г. все дела по укрывательству  церковных драгоценностей изымались  из подсудности народных судов и передавались  особым сессиям нарсудов. НКЮ требовал  все судебные процессы  по данным делам проводить публично.[7]  Одновременно  от судов требовалось  применять наказание лишь в отношении деяний, точно указанных уголовным кодексом. Изъятие из этого правила допускалось лишь в случае, когда деяние подсудимого, хотя и точно не предусмотрено УК, но суд признает его явно опасным с точки зрения нового сознания, установленного советской  властью. В этом случае необходимо было применять  наиболее сходные по важности и роду преступления с соблюде­нием общей части УК.[8]  В результате кампании у церкви были изъяты значительные ценности. Например, в  Тамбовской губернии к началу кампании насчитывалось 1240 храмов, из них 23 закрытых. Общий итог изъятия   составил: серебра-630 пудов, золота-11 фунтов,76 золотников; золотых орденов-2; камней драгоценных - 2416 штук, общим весом 32 фунт; серебряных монет - 202 рублей  и т.д.[9] Комиссиям по изъятию ценностей "рекомендовалось" производить замену полноценных церков­ных предметов, особенно из золота, малоценными.  «Замену следует произ­водить в самых широких размерах, используя для этого свободные мало­ценные предмета из других церквей и монастырей, также из бывших магазинов церковной утвари».[10]  В результате такой замены были безвозвратно утрачены многие культовые предметы, представлявшие огромную культурную ценность. Отголоски кампании по изъятию церковных ценностей  еще долго звучали в риторике и действиях местных властей, переходя иногда  в административный раж. Так, по решению  СНК  Наркомат финансов в 1925 году вел через свои органы скупку у населения  предметов религиозного культа из драгоценных металлов. Цель акции была чисто экономическая – не хватало драгоценного металла для чеканки монет. Местные власти препятствовали скупке, дело доходило до ареста скупленного у населения  драгоценного металла, рассматривая его как укрытый при изъятии церковных ценностей. В связи, с чем НКЮ 25 июня 1925г. издал циркуляр, требовавший от областных и губернских прокуроров прекратить практику изъятия скупленных ценностей.[11]

Одной из целей кампании заключалась в ослаблении "враждебной идеоло­гии", церкви в целом, путем углубления раскола в ней, что в целом укладывалось в рамки нового курса в отношении церкви: толерантность в церковных делах, опираясь на искусственно созданное  « обновленческое движение» в православии. Голод оказался удобным предлогом для активизации действий в этом направлении. Через "прогрессивное духовенство" - обновленцев, власти стремились поста­вить под контроль церковь и верующих. На местах поощрялись расколь­нические действия, власти, стравлива­ли представителей духовенства. Кампания проводилась как агитация против попов - стяжателей, якобы из-за алчности не желавших помочь голодающим. Тамбовский губком РКП (б) в апреле 1922г. в директиве укомам предписывал "немедленно начать кампанию по расколу церковной иерар­хии, положив основанием и поводом изъятие церковных ценностей и про­цесс Тихона. В эту кампанию необходимо широко привлекать женщин и развивать через них широкую агитацию".[12]  Но инициировать раскол не всегда и не везде удавалось. В частности, долго этого сделать не удавалось в Тамбове. Тамбовский губком в мае 1922г. сетовал, что с расколом церковной иерархии дело идет слабо." Тамбовское духовенство оказалось косно. До сих пор не можем нащупать твердое ядро прогрессивного духовенства. Местный епископ держит паству в руках". «Решили подойти к нему  с другой стороны», - отчитывался губком. «Нашли компрометирующий материал. Если удастся епископа скомпрометировать и после этого отправить на покой, мы будем иметь группу прогрессивного духовенства, которое сейчас же выступит». [13]  В первой половине ноября 1922г. органами ОГПУ в Тамбове была арестована группа духовенства, «ведущих активную борьбу с "живой церковью". Президиум губкома вначале принял решение организовать открытый политический процесс над духовенством, предъявив обвинение в контрреволюционной деятельности. Но после обсуждения было решено придать делу уголовный характер "с наибольшим разоблачением политики церкви, используя весь судебный материал  и применить наиболее суровое наказание".[14] В результате группа духовенства во главе с бывшим Тамбовским епископом Зиновием была привлечена к ответственности "за укрывательство и кражу церковных ценностей". Они получили раз­личные сроки заключения. Процесс был полностью сфальсифицирован с целью дискредитации церкви. Церковные учреждения были подвергнуты обыскам с изъятием "значительного количества антисоветской литературы.

Антицерковная кампания принимала на местах неуправляемый характер. Незаконные аресты, закрытие церквей по мотивам неисполнения админист­ративных распоряжений, путем голосования на собраниях с участием одних коммунистов, за невыполнение налогов приняли повсеместный характер. Встречались и "уникальные" случаи. Так, в с. Хитрово Тамбовской губернии местные "безбожники" решили вскрыть склепы. Вскрыв склепы, вывалили трупы из цинковых гробов, которые доставили к избе-читальне. Содранную с гробов бахрому использовали для сцены. Ботинки, снятые с покойника, также предлагали использовать для сцены. Затем гробы были направлены с красными флагами и гармошкой в г. Рассказово и сданы в утиль."[15]

 Бесчинства властей, оскорбление религиозных чувств верующих  вызывали резкое недовольство населения, особенно в сельской местности, вели к острой конфронтации  власти и крестьян. Стали возникать сомнения в целесообразности жесткого курса в отношении церкви и у части коммунистов. Красин на XII съезде высказался по поводу проводимой политики весьма скептически: «Насколько развязывает мировую революцию политика преследования попов – трудно сказать".[16]  Действительно, кампания мировую революцию не приближала, но определенно усиливала напряженность в стране. Не желая дальнейшего обострения отношений с крестьянством, власти пошли на смягче­ние репрессий в отношении церкви. Были  предприняты меры по охлажде­нию антирелигиозного пыла на местах. Начинается религиозная « оттепель». В марте 1923г.   ВЦИК принимает постановление запрещавшее  закрывать   без оснований « молитвенные помещения, а государственные потребности в помещениях  по возможности удовлетворять  другим путем. Требовалось прекратить « изъятие предметов, священных для верующих (иконы, облачения и другое) для клубов, театров, а также практику принятия на местах собственных постановлений, ограничивающих свободное отправление обрядов».[17]  Начинают принимать меры и на местах. В августе 1923г. Тамбовский губком инструктирует укомы  об исправлении' "перекосов в антирелигиозной пропаганде", справедливо отмечая, что "успех в деле разложения церкви и искоренения религиозных предрассудков зависит не только от гонений на верующих – гонения только  укрепляют религиозные чувства, а от тактичного отношения к верующим, при терпеливой и вдумчивой кри­тике в отношении церкви и религиозных предрассудков".[18]  В сентябре 1924 года  ВЦИК властями на местах еще раз напоминается, что статья 13 Конституции РСФСР обеспечивает за «трудящимися свободу совести путем отделения церкви от государства на началах, указанных в декрете СНК от 23.01.1918г. Статья 5 декрета гарантирует "свободное исполнение рел. обрядов", а ст.2 гласит о том, что все церковные и рел. общества подчиняются положениям о частных обществах и союзах, запрещает установление каких-либо преимуществ со стороны государства какому-либо культу или религиозному течению.[19] Напоминалось также, что советское законодательство (ст.125 УК)  приравнивает к уголовной ответственности (преступлению) всякое действие, препятствующие исполнения религиозных обрядов, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются нажимом на права граждан. Органы советской власти на местах должны  следить за тем, чтобы эти положения закона никем не нарушались. Свободному исполнению религиозных  обрядов (крестные ходы и т.п.) не должны чиниться  препятствия. Ограничения допустимы только в исключительных случаях - эпидемия и т.п. Всякое постановление о закрытии храмов или молитвенных домов- всех культов без различия должны иметь в своей основе  серьезную государственную потребность, которая должна быть указана  в протокольном постановлении.  В случаях обжалования таких постановлений, фактическое закрытие  храмов не должно иметь места до разрешения жалоб.[20] Но возможности закрытия оставались. В циркуляре НКВД  от 23.04.24г. к таким условиям, относилась, например, ситуация, когда религиозное объединение, заключило договор на пользование молитвенным домом, а фактически им пользуется более широкий круг лиц, то закрыть его  можно было путем голосования граждан. Другими условиями были невыполнение административных распоряжений о регистрации или  невзнос налогов. Не могло быть основанием ликвидации уголовных дел преступления за нарушение законов или контрреволюционную деятельность. В 1924 году закрывается пресловутый «ликвидационный» отдел НКЮ. Но принципиально политика властей в отношении церкви не изменилась и это показали вскоре дальнейшие действия властей. В конце 1920-х годов, в связи с обострением крестьянского вопроса, возобновляется и антицерковные акции. Начались они с пропагандисткой  кампании в печати, лейтмотивом которой  стал тезис об антисоветских  действиях церкви с целью « мобилизации реакционных и малосознательных элементов страны» для контрнаступления на советскую власть и коммунистическую партию. [21] Начались массовые аресты и судебные процессы над священнослужителями, обвиняемых, как правило, в контрреволюции, в борьбе с государственным строем, создании антисоветских группировок  по статьям 58- 13(пропаганда и агитация, выражающаяся в призыве к свержению советской власти), 58-14(использование религиозных предрассудков масс с целью свержения власти или для возбуждения масс сопротивлению ее законам и постановлениям), 58-17(изготовление, хранение с целью распространения контрреволюционной литературы), 58-18(распространение в контрреволюционных целях  ложных слухов и непроверенных сведений) УК РСФСР.  Наказание по этим статьям предусматривало лишение свободы не ниже одного года. При недостатке обвинительного материала, дело, учитывая социальную опасность обвиняемого», направлялось в Особое Совещание при ОГПУ обычно с ходатайством о высылке. Вновь начинается закрытие церквей. На местах этот процесс приобрел такой широкий размах, что в постановлении ЦК ВКП (б) от 14 марта 1930 года « О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении» содержалось требование к местным властям « решительно прекратить практику закрытия церквей в административном порядке».[22]  Требование  было  понятно, поскольку закрытие церквей подливало масло в разгоревшийся конфликт  крестьянства и власти. К этому времени у церкви были изъяты практически все наличные капиталы, все земли, все здания, храмы, было ликвидировано  722 монастыря. Здания монастырей использовались различным способом, в том числе и под тюрьмы, концлагеря и даже под пролетарские квартиры. Это была одна из самых бесчеловечных акций власти в отношении церкви, сопровождавшаяся насилием, кощунством и алчностью. [23] К лету 1929г. все основное имущество православной церкви было национализировано, то есть   обращена в пользу государства или расхищена. Только в Москве было изъято: 551 жилой дом, 100 торговых помещений, 52 школьных здания, 71 богодельня, 6 детских приютов и 31 больница. [24].

 В апреле 1929 года принимается важнейший религиозный документ советской эпохи, определивший на долгое время политику государства в отношении церкви. Этим документом стало постановление ВЦИК и СНК « О религиозных объединениях», действовавшее,  с небольшими дополнениями, до 1990г. [25] Постановление законодательно закрепило принципиальное положение о том, что  религиозные общества не вправе заниматься какой либо деятельностью, кроме как удовлетворение потребностей верующих в рамках молитвенного дома. То есть религии запрещался выход в общество в какой- либо форме. Деятельность религиозных организаций была  обставлена множеством  ограничительных и регламентирующих условий.  Так им разрешалось проводить общие собрания только с разрешения местных властей, запрещалось создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, заключать договора и сделки  и вообще пользоваться находившимся в их распоряжении имуществом только  для удовлетворения религиозных потребностей, а также  нельзя было открывать библиотеки читальни, организовывать собрания, кружки, отделы, организовывать санатории и лечебную помощь  и даже устраивать экскурсии детские площадки  и т.д. .[26]  Все хозяйственные действия церкви облагались непосильными налогами, устанавливалась повышенная плата за квартиры и т.п. Запрещался колокольный звон.  В мае 1929 г. на XIV Всероссийском съезде Советов были внесены изменения в статью четвертую  Конституции РСФСР: вместо признаваемой ранее « свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды» теперь признавалась «свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды». Атеисты могли изобличать церковь, а церковь должна была молчать. Собственно, Конституция узаконила все то, что было прописано в апрельском постановлении ВЦИК и СНК. Поправка привела к  широкомасштабной атеистической пропагандистской кампании во главе с Союзом безбожников, лозунгом которых стал лозунг «Борьба с религией – борьба за социализм» и провозгласившим  своей конечной целью полное уничтожение религии. В феврале 1930г.  Комиссия по вопросам культов при  ВЦИК, созданная в 1929г предоставила право на закрытие молитвенных  зданий краевым и областным советам ( ранее это мог сделать только Президиум ВЦИК), что развязало руки местным властям в борьбе с религией. В феврале 1930г. ЦИК и СНК приняли постановление «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих организациях религиозных объединений». Местным властям предлагалось при регистрации органов центрального управления этих объединений исключать из них кулаков, лишенцев и иных « враждебных советской власти лиц». Так планомерно, шаг за шагом, в законодательном порядке ограничивались возможности церкви в самоуправлении и возрастали возможности административно – правового  давления на нее.

Можно констатировать, что в 1920-е годы властями велась антирелигиозная война, целью которой было уничтожение идеологического врага, а ее теоретической основой стал тезис о принципиальной невозможности сосуществования учений церкви и марксизма-ленинизма. Результатом этой войны стало объявление Церкви « незаконным собранием», то есть ее правовой статус не был определен, причем в течение десятилетий. Всякая церковная деятельность, кроме богослужебной, причем не далее ограды храма, была законодательно запрещена. Только за частными гражданами государство признавало право верить в Бога, одновременно запрещая любые формы религиозной пропаганды, которая рассматривалась, как  антисоветское действие.  За 1929-1933г.г. было репрессировано около 40 тысяч священнослужителей. Большинство из них подвергалось ссылке, как правило, на Север.  Идеологическая война с религией была проиграна, но результа­т был горьким -  духовное оскудение нескольких поколений, уничтожение многих памятников культуры, унижение русской национальной культуры.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Примечания:



[1] Декреты Советской власти.Т.1. М.,. 1957.

[2] Там же.

[3] Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. Р.- 648. Оп 1. Д. 26. Л. 56.

[4] Там же.

[5] Государственный архив общественно- политической истории Воронежской области. ( ГАСПИ ВО) Ф. 1. Оп.1. Д. 320. Л. 9

[6] Центр документации новейшей истории Тамбовской области (ЦДНИТО). Ф. 840. Оп.1. Д. 1440. Л. 4.

[7]  ГАТО. Ф. Р. – 648. Оп 1. Д. 50. Л. 55.

[8] Там же.

[9] Там же.

[10] Там же.

[11] ГАТО. Ф. Р.- 655. Оп.1 Д. 20. Л. 22.

[12] ЦДНИТО. Ф. 840. ОП. 1. Д. 1446. Л. 60.

[13] Там же. Д. 1808. Л. 15.

[14] Там же. Д. 1465. Л. 100.

[15] Там же. Ф. 855. Оп.1. Д. 19. Л. 345.

[16] XII съезд РКП (б): Стенограф. Отчет. М, 1923. С. 117.

[17] ГАТО.Ф.Р-855.Оп.1.Д.132.Л.15

[18] ЦДНИТО, Ф. 840. Оп.1. Д. 1876. Л. 141.

[19]ГАТО.Ф.Р-65.Оп.1.Д.19.Л6-7.

[20] Там же.

[21] Правда. 1928. 27 сентября.

[22] КПСС в резолюциях  Т. 4.

[23] Зыбковец  В. Национализация монастырских имуществ в советской России(1917-1921). М., 1993. С. 63.

[24] Революция и церковь. 1919. № 1. С. 27.

[25] СУ РСФСР .1929.№35.Ст.358.

[26]Там же.