К.п.н. Омельченко Е.В.

Челябинский Государственный Педагогический Университет

Недосказанность в творчестве Бориса Гребенщикова

как фасцинативный прием

Одним из интереснейших коммуникативных феноменов в лингвистике является фасцинация. В 1959 году известный учёный-этнограф Ю.В. Кнорозов определил фасцинацию как явление, сигнал, «создающий благоприятные условия для восприятия именно данной информации» [3. с. 4]. В исследованиях Ю.А. Шрейдера [3. с. 54], А.Е. Войскунского [3. с. 18] прозвучала мысль о том, что фасцинация делает информацию привлекательной (аттрактивной) для слушателя, помогает «настроиться на прием информации», способствует улучшению коммуникативного контакта.

В.М. Соковнин, создавший учение о фасцинации и изучающий проявление фасцинации в различных аспектах и коммуникативных пространствах, дает следующее определение семантической фасцинации: «…возбуждающее действие символического, драматического и «недосказанного» смысла, высказывающего острое внимание и провоцирующее активную работу ассоциативно-эмоциональной составляющей человеческой психики с быстрым или мгновенным образованием доминант внимания, интереса, азарта разгадки и дешифровки…» [4. С. 256].

Фасцинация, имеющая нейрофизиологическую, психолингвистическую, генетическую природу, по мнению исследователей, – явление, созданное эволюцией человеческого сознания, и в этом смысле превосходящее техники манипулирования в общении, прагматически и стратегически используемые человеком. Ю.В. Кнорозов, говоря о фасцинативных факторах, подчеркивал роль таких приемов, как недосказанность, неясность, многозначность описания, привлечение выдуманных событий, мнимых личностей. Недосказанность смысла текста диктует многоплановость, семантическую избыточность, разные подходы к интерпретации содержания высказывания (текста). Первичное восприятие заставляет обратиться к знаниям, жизненному опыту слушателя. Иногда происходит обращение к языку подсознания; включается ассоциативно-образная система восприятия. В этом случае ведущим оказывается не эксплицитно выраженный в высказывании смысл, а имплицитно заложенная информация (подтекст, контекст, интертекст, аллюзии, символы – неявное, скрытое, добавочное содержание, намеренно заложенное автором текста).

Следует упомянуть то, что в некоторых случаях доминирует фасцинативная форма высказывания, которая, вероятно, может быть заполнена аттрактивным для слушателя содержанием в зависимости от уровня развития личности. Движущей силой и внутренним стимулом восприятия будут являться такие психологические феномены, о которых писал Б.Ф. Поршнев – это, прежде всего, явление дипластии – отождествление двух элементов, которые одновременно исключают друг друга [2] и преодоление при восприятии сообщения «фильтров недоверия». На лингвистическом уровне это прослеживается в амбивалентности стилевых проявлений, парадоксальности, алогизмах, на языковом уровне – в использовании оксюморона, метафоры. И.Ю. Черепанова отмечает, что «бессмысленное провоцирует усилия осмысления» [5. с. 37]. Таковы механизмы, обусловливающее стремление человеческого сознания познать и разгадать тайну. С точки зрения аттрактивности содержания, любой неожиданный образ рождает попытку познания, вызывает инсайт (творческое озарение), побуждает скрытые творческие резервы – этот ряд бесконечен и одновременно сводим к единому коммуникативному понятию – фасцинации. В этом смысле слушателю важна не новая информация, а та, которая стимулирует воображение, вызывает ассоциации, возрождает историко-литературные аналогии. Недосказанность заводит слушателя в лабиринт смысла, подводит к парадоксу, на разгадке которого он сосредоточивает усилия и в результате приобретает нечто новое, совершает открытие, «превращается в сотворца» [3. с. 53]. С этим и связан феномен фасцинации.

Фасцинация – это процесс, включающий яркий, навязчиво-избыточный сигнал, который невозможно игнорировать (слово, образ, метафора, ритм, повторение); восприятие сигнала с образованием доминанты (некое «зацикливание»); запуск резонанса, обеспечивающего эмоциональный отклик на явление. Именно фасцинация способствует возникновению в сознании желания, часто буквально на физиологическом уровне, еще раз обратиться к стиху, песне - любому источнику, который «впечатался» в эмоциональную память.

В отличие от жестких способов манипулирования сознанием, применяемых в методике нейролингвистического программирования, в рекламных технологиях, фасцинация – это воздействие на глубины подсознания, закрепленное природой, эволюционным процессом. Фасцинация «пробуждает мажорные чувства» (В.М. Соковнин), оптимизирует коммуникацию, не вызывает отрицательной суггестии (термин И.Ю. Черепановой) – угасания интереса, личностных проявлений, равнодушия, аморфности. Наоборот, фасцинация – это захваченность, сверхэмоциональность, она пробуждает подсознательные скрытые творческие силы, направлена на деятельностно-эмоциональную сферу, тем самым способствует активности, поиску себя. В творчестве фасцинативные сигналы создаются автором без прагматических интенций, по воле интуиции, подсознания, силой воображения. Проникнуть в творческую лабораторию непросто, однако весьма занимательно. Фасцинация предполагает эмоциональный резонанс, отклик, поэтому, чем более привлекают тексты творца, тем более они «жизнеспособны» и полезны, тем более можно размышлять о наличии в творчестве бессознательно-фасцинирующего компонента. Таким образом, анализируя фасцинативные явления в творчестве, можно ответить на многочисленные вопросы: «Как автор привлекает внимание?», «Как создается захваченность слушателя?», «Как резонируют в подсознание и остаются в памяти авторские образы и идеи?», «Как возбуждается интерес?», «Что заставляет слушателя еще и еще обращаться к творению?».

Посмотрим в этом ракурсе на произведения ярчайшего представителя русского рока Б.Б. Гребенщикова. В его творчестве переплетаются разные мотивы, слышатся отголоски многих религиозных течений, утверждаются личностные проявления в таком диапазоне амбивалентности, что все это складывается в гармонию и неповторимость стиля, обеспечивает узнаваемость и оригинальность автора. Безусловно, притягательны и ритмы его музыки, и неожиданные аранжировки, и сам сценический имидж, и афористичность, приближающаяся к «абсолютной истине» и квинтэссенции разума.

Тексты песен БГ (творческий псевдоним, присвоенный музыканту «фанатами», поклонниками) могут быть интерпретированы по-разному – в размахе от абсурдного набора слов до гениального творения, преодолевающего время и несущего универсальные черты культурного памятника по точности отражения реальности и силе провидения.

Проследим, как проявляется фасцинативный прием недосказанности и неясности на примере текста произведения из альбома Б. Гребенщикова «Архангельск» (2011 год).

У нас были руки и дороги,

Теперь мы ждем на пороге,

Мы смотрим на дым и трубы,

И голубь благодати встает на дыбы… [1]

При внешней простоте это высказывание отличается глубиной может быть интерпретировано по-разному: жизнь привела к моменту покоя, наступает период созерцательности, и в этом есть своя прелесть («благодать»), но внутренние силы не угасают, поэтому «ждем на пороге», поэтому продолжаем борьбу. Метафоризация («голубь благодати») и контаминация («голубь встает на дыбы» – вместо «конь») рождают странное ощущение внутренней страсти под маской благожелательного спокойствия. Возникает фантастический образ Пегаса – крылатого коня, который готов не то, что к бегу – к полёту. Иная интерпретация: голубь – символ мира, но здесь он изображен не мирным, чувствуется сопротивление, во фразе заложена скрытая антитеза –мир и война, покой и суета, добро и зло, ясность и абсурд. В тексте песни «Назад в Архангельск» есть противопоставление сегодняшней реальности с прошлым. Картины настоящего создаются с помощью включения в текст странных персонажей, которые, обладая очевидными узнаваемыми качествами (прецедентность) отличаются особой иронически-шутовской обрисовкой: «В цепах и веригах калика перехожий пьет с кухаркой Дуней шампанское в прихожей».

Использование классического образа русского странника, поющего духовные стихи, в светски пустой и даже вульгарной ситуации абсурдно, нелогично, но одновременно ассоциируется с манерой поведения «освобождённых революцией» пролетарских героев «Собачьего сердца» М. Булгакова.

Фраза «Банана-мама с крепкими ногами режет карту мира на оригами» может быть подвергнута такому смысловому анализу: известной хит группы «Бони М», как яркий вариант клубной музыки, является музыкальной иллюстрацией к духовному опустошению общества. Данная метафора создана неслучайно: карта мира как символ жизни, процветания народов, как знак загадочных далеких путешествий, как символ изменения используется в качестве материала для рукоделия. А может быть и такая интерпретация: «банана-мама» – символ внешней политики Америки, изменяющей мир и сознание других народов по своему образцу, зачастую бездушному и варварски чужеродному – «режет карту мира на оригами». Ритмически выделяя высказывание «куда не глянь – везде образа, то ли лезь под кровать, то ли жми на тормоза», автор еще более передает неравновесность, шаткость внутреннего состояния – то ли укрыться, то ли по той же причине неверия окунуться в некий «экстрим». При внимательном прочтении и восприятии неясность, недоговоренность становится очевидным отражение состояния героя.

«Поздно ждать, когда наступят сдвиги…». В данном случае слово «бесполезно» усиливается семантикой лексемы «поздно». В качественную определенность привносится временной аспект, что усиливает эффект трагичности.

«Поздно сжимать в кармане фиги». Напрашивается – «кулаки». Использование контаминации позволяет передать двойственное состояние: сжимают кулаки, чтобы отомстить обидчику, сжимают их невидимо (в кармане), так как нет возможности ответить. Тогда нежелание, отторжение, несогласие выражается в эмоциональном, типично русском жесте. Невербальный знак агрессии (кулак) и невербальный знак отрицания и отведения злой силы (фига) – в одном движении. Внутренний протест, жажда мести, беспомощность, невозможность противостоять злу и беспределу слиты воедино.

«Поздно считать связи и интриги». Лексическая несочетаемость имеет продуманный, стратегический характер. Связи «завязывают», интриги ведут («плетут»), их подсчёт либо бессмыслен, либо сверхосмыслен, когда человек утверждается социально. Повторение слова «поздно» в рамках приема анафоры усиливает воздействие.

Неясность, несочетаемость, беспредел, бессмыслица, невозможность сосредоточиться на главном, бесцельность – типичные ощущения представителей антиурбанистического направления в современном искусстве. В противовес этому хаосу возникают картины вечной природы. В рефрене «резной ветер, хрустальный ветер» не просто созданы авторские эпитеты. Слово «резной» ассоциируется с ясностью, прозрачностью, точностью. «Горят книги» – вероятно, знак того, что в душах людей нет святого отношения к накопленному в вековом опыте. Возникает историко-литературная аналогия: книги жгли на кострах инквизиции, уничтожали в фашистской Германии. Знаменитой фразой «Собрать все книги бы да сжечь» Фамусов демонстрировал самодурство, мракобесие и ненависть к просвещению. Жечь книги – уничтожить свет и правду, заполнить сознание новыми (но не всегда гуманными и праведными) идеями. Призыв «смотри» – обращение к каждому, рассчитанное на эмоциональный отклик. «Назад в Архангельск» – название песни, встречающееся в тексте пять раз, вполне возможно, основано на представлении о древнем образе города, с которым связан огромный период процветания Руси и, конечно, великий Ломоносов. Обратиться назад – к духовным истокам, найти великий смысл в возвращении к отчему дому – этот сюжет является притчевым.

Таким образом, мы убедились, что недоговорённость в текстах Б.Б. Гребенщикова – мощный фасцинирующий прием, позволяющий вслушаться, вчитаться, проявить внимание, повторить, подключить волю воображения, привлечь ассоциации, обратиться к символам и догадкам, использовать в интерпретации реальные исторические факты и даже охарактеризовать текст чертами, свойственными литературному направлению (противопоставление агрессии и хаосу современного мира и вечной гармонии природы и духовности).

В качестве фасцинативных средств в тексте использованы: метафоризация, контаминация, алогизмы («Мы выходим по приборам на великую глушь»), пародоксальность, повторяемость, ритмизация, утвержденная и рифмой стиха, и лексическими повторами, и анафорой, и, конечно, музыкальной формой произведения.

Такая интерпретация текста многомерна, так как недоговоренность дает волю воображению. Для некоторой части слушателей творений Б.Б. Гребенщикова приобретает смысл не слово-образ, а ритм, музыка, перфомансный момент презентации альбома. Но это лишь подтверждает идею о роли фасцинации как коммуникативного феномена в процессе воздействия рок-музыканта на слушателей. Этому способствует сам образ музыканта, манера его общения во время выступлений (поднимает вверх руки с открытыми публике ладонями), создание тайны и загадки в афористичных высказываниях в интервью («…я ничего не знаю о религии…но жить без Бога невозможно…» – в этом эпизоде напоминает Сократа, играющего роль «несведущего мудреца», признающегося в своей необразованности только для того, чтобы стимулировать поиск истины слушателями, заставить их остановиться и задуматься).

Расшифровка текстов Б. Гребенщикова подводит к мысли, что недосказанность смысла, апелляция к жизненному опыту, знаниям, обращение к скрытым резервам восприятия, к вниманию слушателя, к социальным реалиям и приметам времени позволяет буквально окунуться в море символов и ассоциаций («фасцин» – по терминологии В.М. Соковнина). Это созвучно неповторимому глубинно-созерцательному мировосприятию автора, избегающего демонстрации суеты, провозглашающего идеи вечности и духовности русского человека и природы. Все это закономерно обеспечивает продолжительную популярность группы «Аквариум», названной одной из самых непостижимых и загадочных в русском роке.

Литература

1. Гребенщиков Б.Б. Архангельск [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.aquarium.ru/.

2. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. СПб., 2007. С. 453-454.

3. Соковнин В.М. 2010: Фасцинация. Коммуникация. Общение. Екатеринбург. 140 с.

4. Соковнин В.М. 2005: Фасцинология. Екатеринбург. 400 с.

5. Черепанова, И. Дом Колдуньи. Язык творческого Бессознательного. М. 2007. 397 с.