Педагогические науки⁄ 6. Социальная педагогика

К.филол.н. Потапова Ж.Е.

Харьковский гуманитарный университет «Народная украинская академия», Украина

Воспитательное кредо учителей в кайзеровской Германии

(по роману Германа Гессе «Unterm Rad»)

Как и в целом ряде «школьных романов» немецких писателей, в романе Германа Гессе «Unterm Rad» («Под колесом») серьезной критике подвергается педагогическая система вильгельмовской Германии. Основными средствами передачи мировоззренческой направленности автора в романе являются авторское описание, прямая речь персонажей и, в значительной степени, несобственно-прямая речь героев.

Сначала мы узнаем, что поколение, призванное учить молодежь, было совсем несовременным, и лишь молодые успешные чиновники и кое-кто из молодых учителей имел самое слабое представление о так называемых «современных людях», да и то почерпнутое ими из газетных статей:

… nur die Jüngeren und Schlaueren unter den Beamten und Schulmeistern hatten von der Existenz des »modernen Menschen« durch Zeitschriftenartikel eine unsichere Kunde [1, 376 – 377].

Видимо, и с методикой обучения дело обстояло не наилучшим образом, так как за восемь – девять столетий городок, подаривший миру много достойных бюргеров, не смог вырастить ни одного таланта или гения:

Also war wirklich einmal der geheimnisvolle Funke von oben in das alte Nest gesprungen, das in seinen acht bis neun Jahrhunderten so viele tüchtige Bürger, aber noch nie ein Talent oder Genie hervorgebracht hatte [1, 376].

Но вот, наконец, на маленький швабский городок сверху упала таинственная искра. Мальчик Ганс Гибенрат был без сомнения одаренным ребенком, и это стало прекрасной возможностью для его учителей заявить о себе.

Для одаренных детей, родители которых не были богатыми, остается всего одна дорожка обеспечить свое будущее: после общеземельного экзамена — семинария, затем Тюбингский монастырь, а далее – либо церковная, либо учительская кафедра:

… in schwäbischen Landen gibt es für begabte Knaben, ihre Eltern müßten denn reich sein, nur einen einzigen schmalen Pfad: durchs Landexamen ins Seminar, von da ins Tübinger Stift und von dort entweder auf die Kanzel oder aufs Katheder [1, 377].

Но сначала надо выдержать общеземельный экзамен, это будет большой честью для города. И теперь, помимо текущих уроков, где мальчик делал хорошие успехи, он должен был после занятий в школе, оканчивавшихся в четыре часа дня, бежать к господину директору, который самолично занимался с ним греческим языком, в шесть часов сам пастор любезно давал дополнительные уроки по-латыни и закону божию, а кроме того, два раза в неделю в течение часа после ужина состоялись занятия у профессора математики. Как сказал директор: «Для меня дело чести сделать из тебя порядочного человека», а пастор выразил уверенность, что Ганс станет знаменитостью, и поэтому он, пастор, хорошо сделал, что натаскивал его по латыни. У мальчика отобрали все его ребячьи радости: рыбалку, кроликов, возможность что-то мастерить, общаться с товарищами – все во имя того, чтобы подготовиться к экзамену. А о физическом и душевном здоровье ребенка никто не заботился. Вскоре это привело к тому, что постоянно стала болеть голова, появилось и все больше укреплялось высокомерие, желание выйти в первые и презрение к сверстникам. Господину же директору доставляло истинное наслаждение направлять и пестовать это пробужденное им самим, такое прекрасное честолюбие. Пусть не говорят, что у учителя нет сердца. Когда учитель видит, что в ребенке просыпается так долго и безуспешно побуждаемый талант, видит, как мальчик забывает детские игры, как он начинает рваться вперед, как лицо, обретая одухотворенность, взрослеет, взгляд делается более глубоким и сосредоточенным, тогда душа учителя ликует от обуявшей его гордости:

Man sage nicht, Schulmeister haben kein Herz und seien verknöcherte und entseelte Pedanten! O nein, wenn ein Lehrer sieht, wie eines Kindes lange erfolglos gereiztes Talent hervorbricht, wie ein Knabe Holzsäbel und Schleuder und Bogen und die anderen kindischen Spielereien ablegt, wie er vorwärtszustreben beginnt, wie der Ernst der Arbeit aus einem rauhen Pausback einen feinen, ernsten und fast asketischen Knaben macht, wie sein Gesicht älter und geistiger, sein Blick tiefer und zielbewußter, seine Hand weißer und stiller wird, dann lacht ihm die Seele vor Freude und Stolz [1, 417 – 418].

Учитель видит свою обязанность перед государством в том, чтобы средствами своей профессии обуздать и искоренить у учеников грубые силы и инстинкты природы и на их месте посеять смиренные, умеренные и одобренные властями идеалы:

Seine Pflicht und sein ihm vom Staat überantworteter Beruf ist es, in dem jungen Knaben die rohen Kräfte und Begierden der Natur zu bändigen und auszurotten und an ihre Stelle stille, mäßige und staatlich anerkannte Ideale zu pflanzen [1, 418].

И так же как девственный лес нужно проредить, очистить, силой ограничить, так и школа призвана сломить все естественное в человеке, победить его и силой ограничить. Ее задачей является, в соответствии с одобренными властями принципами, сделать человека полезным членом общества, пробудить в нем те качества, полное развитие которых впоследствии венчает столь тщательно продуманная муштра:

Und wie ein Urwald gelichtet und gereinigt und gewaltsam eingeschränkt werden muß, so muß die Schule den natürlichen Menschen zerbrechen, besiegen und gewaltsam einschränken; ihre Aufgabe ist es, ihn nach obrigkeitlicherseits gebilligten Grundsätzen zu einem nützlichen Gliede der Gesellschaft zu machen und die Eigenschaften in ihm zu wecken, deren völlige Ausbildung alsdann die sorgfältige Zucht der Kaserne krönend beendigt [1, 418].

Для учителей ученик, имеющий свое собственное мнение – катастрофа. Учитель предпочитает иметь в классе десяток тупиц, нежели одного гения:

Ein Schulmeister hat lieber einige Esel als ein Genie in seiner Klasse [1, 465].

Но со своей точки зрения он прав, так как в его задачу входит готовить хороших латинистов, людей, не сбивающихся со счета, верноподданных граждан, а не воспитывать экстравагантные характеры:

genau betrachtet hat er ja recht, denn seine Aufgabe ist es nicht, extravagante Geister heranzubilden, sondern gute Lateiner, Rechner und Biedermänner. [1, 465 – 466].

И только на мертвого ученика, когда такое случается, школьный учитель смотрит совсем другими глазами, чем на живого, на мгновение он убеждается в ценности и невозвратности жизни и детства, против которых он обычно так часто беззаботно грешит:

Einen toten Schüler blicken die Lehrer stets mit ganz ändern Augen an als einen lebenden, sie werden dann für einen Augenblick vom Wert und von der Unwiederbringlichkeit jedes Lebens und jeder Jugend überzeugt, an denen sie sich sonst so häufig sorglos versündigen [1, 460].

Своим произведением Г, Гессе, имея собственный опыт учебы в семинарии, показывает, что методы и цели германской воспитательной системы направлены на то, чтобы готовить послушных престолу бюргеров, лишенных личностных качеств и собственного мнения. Главное, на что обращено самое серьезное внимание – это дисциплинарное подчинение. Так были воспитаны и сами учителя и в существующей социально-политической системе они сами являются лишь «винтиками» в государственной машине.

Список литературы

1. Hesse, Hermann. Unterm Rad. In: Hermann Hesse. Gesammelte Schriften. Erster Band. – Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1987. S. 373 – 546.