Кашляк С. Г.

Республика Беларусь, г. Минск, БГУИР, ФИТиУ, кафедра гуманитарных дисциплин, преподаватель.

ВОИНСКИЕ ИСКУССТВА ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.

C Востока – из Ирана и Армении, приходит в Византию «рыцарский» образ жизни восточного арабо-персидского знатного воина – азата, катафракта, выразился в понятиях фраханг у персов и фурусийа у арабов и представлявших собой набор приличествующих такому знатному воину умений и занятий фанн «искусств». Действительно, при ближайшем рассмотрении «рыцарские» искусства военной элиты Византийской империи в плане организации и систематизации имеют больше сходства с восточной ирано-арабской традицией, чем с западноевропейской. Это все те же шесть фанн, «искусств», фраханга: верховая езда, владение мечом и щитом (вместе и по отдельности), стрельба из лука, игра в конное поло. Все это являясь критерием «рыцарей Востока». [2. С. 273-278; 11. С. 187] Охота, различные воинские упражнения, конное поло (игра в мяч) становятся времяпрепровождением наиболее типичным для военного аристократа Византии. Конное поло – τζινκαστεριον, «цинкастерион», човган – значимый атрибут царского быта Византии заимствуется у Сасанидов из Ирана в IV-VI вв. Восточная контактная зона империи впитала в себя, усвоила и преобразовала восточный идеал «рыцарского» поведения, выраженного во фраханге и фурусийе, окончательно сложившихся в эпоху Сасанидов и, возможно, восходящих ко времени парфянской династии Аршакидов. Именно эта игра была основой подготовки элитной кавалерии на всем Востоке от Византии, Закавказья и Египта до Кореи. [6. С. 337-354; 10. С. 193-194; 1. С. 273-278; 3. С. 169] Великий грузинский поэт Шота Руставели недаром сравнивал искусство игры в човган со стихосложением: «Испытаньем иноходцу служит дальняя дорога, / игроку – удар искусный, если мяч рассчитан строго. / Для певца же дело чести – ширь стихов, богатство слога, / он и сам коня осадит, увидав, что речь убога». [9. С. 25] Описание византийского конного лучника у Прокопия Кесарийского практически совпадает с описаниями конных лучников Востока: «Нынешние лучники идут в сражение, одетые в панцирь, с поножами до колен. С правой стороны у них свешиваются стрелы, с левой – меч. Есть среди них и такие, у которых имеется копье, а на ремне за плечами – короткий без рукояти щит, которым они могут закрывать лицо и шею. Они прекрасные наездники и могут без труда на полном скаку натягивать лук и пускать стрелы в обе стороны, как в бегущего от них, так и преследующего их неприятеля. Лук они поднимают до лба, а тетиву натягивают до правого уха, отчего стрела пускается с такой мощью, что всегда поражает того, в кого попадает, и ни щит, ни панцирь не может отвратить ее стремительного удара» [8. С. 8].

При Комнинах к восточным армяно-персидским элементам добавляется и западноевропейская «рыцарская» составляющая. Тем более, что знакомы с ней византийцы были не понаслышке: это и русско-варяжский корпус наемников, и перешедшие на службу империи сицилийские норманны, которые долгое время являлись серьезными противниками Византии. Восприятие комниновской Византии в рыцарском романе Западной Европы вполне «куртуазное» [ср. 12. С. 212-414].

Воинские упражнения юношества отнюдь не являлись безобидной игрой или забавой: так сын Никифора II Фоки погиб во время такой воинской игры со своим родственником от удара копья, попавшего ему в голову. [5. С. 25-26] Русская версия эпоса «Дигенис Акрит» – «Девгениево деяние», переведенное с неизвестной греческой версии, более подробно расписывает этапы воинской подготовки молодого воина: «Преславныи Девгении 12 лето мечем играет, а на 13 лето копием, а на 14 лето похушается всякыи зверь победити [то есть участвует в охоте – С. К.]». [4. С. 153] Даже игра в конное поло была небезопасна, так Алексей I Комнин именно полученной в этой игре травме был обязан болезнью ног. Охота же представляла собой идеальную тренировку в условиях «максимально приближенных к боевым» с живым и смертельно опасным «тренажером». В процессе схваток с диким зверем вырабатывались навыки боя византийцев, построенного на круговых движениях характерных для ударно-дробящего оружия, уклонах и увертках. Так Дигенис на своей первой охоте «неопытный еще в сраженье с диким зверем, не стал дубинку в ход пускать, не сделал поворота». [1. С. 42] В «Псалтири Василия II» мы видим сюжет миниатюры, изображающей царя Давида, сражающегося с медведем дубинкой без доспехов. В Библии (см. Ветхий Завет, «Книга Царств 1») нет никаких свидетельств о том, что Давид, когда-либо убивал медведей дубинкой. В данном случае перед нами именно византийская бытовая сценка, перенесенная в библейское пространство. Все это полностью совпадает с описанием подобных охот в византийском эпосе и акритских песнях. [ 13. P. 123; 1. С. 42-43]

Пограничные дружины состояли из молодых воинов, прошедших инициацию, представлявшую собой охоту с дубинкой, одним из самых любимых византийцами видов оружия, без защитных доспехов на крупного хищного зверя: льва или медведя. Сцена подобной охоты изображена в псалтири Василия II начала XI века. Схватка со зверем, являвшаяся одним из видов инициации, завершается пиром – поеданием его плоти. Все это должно было передать воину мощь и силу убитого противника. Победа человека над зверем превращается в обряд передачи мощи, зверь как бы и не умирает, но воплощается в победившем герое. В эпосе «Дигенис Акрит» мы неоднократно встречаем сравнение, и даже отождествление, героев с различными хищниками: львом, соколом. [1. II. 132, 140-141. С. 23] Конечно, мы не можем утверждать о наличии у византийцев так называемой «боевой ярости», подобной той, что была у скандинавских берсерков. Византийское военное искусство, во всех его ипостасях, в первую очередь всегда подчинено доводам разума и дисциплины, хотя доблесть, сила и мужество также необходимы для них.

Воинские искусства Византийской империи совмещают в себе признаки воинских упражнений, театрально-циркового действа, поединков в духе поздней гладиатуры и рыцарских турниров. Византийская техника и безоружного, и вооруженного боя строилась в основном на вращательных движениях: ударах с разворота, уходах с линии атаки. Подобная техника характерна при использовании так любимых византийцами боевых дубинок и прочего ударно-дробящего оружия, допускавшего инерционные удары «с проносом». Именно в Византии создаются самые разнообразные формы боевых дубинок: традиционная булава, боевой шест-трость, комбинированные формы с секирой или мечом. Дубинка как бы не является чисто воинским оружием, как меч или копье, что делало их особенно привлекательными для пограничных маргиналов – апелатов, трапезитов, тасинариев и хонсариев. Описанные же в военных трактатах катафракты в буквальном смысле увешаны с ног до головы различными видами палиц и дубинок. [7. С. 6, 23-24] Бой на ударно-дробящем оружии (дубинках и палицах), нередко против нескольких противников, определяет приоритет круговых движений («восьмерок» и «мулине») и постоянного маневра в движении [см. 1. С. 87, 88-91].

Как правило в контактных зонах цивилизаций происходит взаимодействие трех базовых типов воинской ментальности: горец, помор и степняк. Для Византии характерно наличие всех трех вышеназванных типов. В нашем случае, очагом становления таких новых для Византии понятий, как «рыцарский» идеал воина (императора-воина), героя, победителя над врагами империи становится именно малоазиатская контактная зона, в которой взаимодействовали все вышеназванные типы. Воинские «искусства», которые должен был усвоить знатный воин-аристократ, совмещаясь с христианской ортодоксией, порождают феномен героев византийского пограничья – акритов, выраженный в героическом эпосе и акритских песнях Византии, ставший важным фактором в формировании византийского менталитета. Империя ромеев соединила воинских культур элементы восточной и западной цивилизаций, находясь, по сути, между ними, на основе имперской идеологии.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Дигенис Акрит / перевод, статьи и комментарии А. Я. Сыркина – М.: НИЦ «Ладомир» – «Наука», 1994.

2. Иностранцев К. Отрывок из военного трактата из сасанидской «Книги установлений» (Аин-намэ) // Записки Восточного Отделения Российского Археологического Общества. СПб. 1906. Т. 17.

3. Карпов С. П. История Трапезундской империи / С. П. Карпов. – СПб.: Алетейя, 2007.

4. Кузьмина И. Д. Девгениево деяние (Деяние прежних времен храбрых человек) / В. Д. Кузьмина. – М.: Издательство АН СССР, 1962.

5. Лев Диакон. История / перевод М. М. Копыленко, статья М. Я. Сюзюмова, комментарий М. Я. Сюзюмова, С. А. Иванова / Л. Диакон. – М.: Наука, 1988.

6. Мэн-да бэй-лу («полное описание монголо-татар») / факсимиле ксилографа, перевод с китайского, введение, комментарий и приложения Н. Ц. Мункуева. – М.: Наука, 1975.

7. Никифор II Фока. Стратегика / пер. со среднегреч. и комм. А. К. Нефедкина / Никифор II Фока. – СПб.: Алетейя, 2005.

8. Прокопий Кесарийский. Война с персами // Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история / П. Кесарийский. – М.: Наука, 1993.

9. Руставели Шота. Витязь в тигровой шкуре / Перев. Н. Заболоцкого / Ш. Руставели. – М.: Наука, 1969.

10. Санг Х. Ким. Боевые искусства и оружие древней Кореи / Ким Санг Х. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2002.

11. Юнусов А. С. Военная литература средневекового Ближнего и Среднего Востока // Восточное историческое источниковедение и специальные исторические дисциплины: Сборник статей. Вып. 1. − М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1989.

12. Труа, Кретьен де. Клижес // Кретьен де Труа. Эрек и Энида. Клижес / К. де Труа. – М.: Наука. 1980.

13. Durand J. Byzantine art / J. Durand. – Paris: Terrail. 1999.