Мусульманский вопрос в России в начале ХХ века: идеи, проекты, решения
 (на примере губерний Среднего Поволжья).

Голубкина Т.М., Черничкина В.А.

кафедра Истории и музеологии Владимирского государственного университета.

Мусульманский вопрос в России в начале ХХ века: идеи, проекты, решения

(на примере губерний Среднего Поволжья).

Период с 1907 по 1917 г. стал временем пристального внимания самодержавного правительства к своим мусульманским подданным. Как констатировала пресса, «за последнее время Мусульманским миром стали интересоваться… В печати, в речах слышится опасение по поводу возрождения Турции и Персии. Чудятся грядущие столкновения, кровавые реванши за былые поражения и захваты. Власть начинает тревожиться и пытается, по-своему, изучить мусульманский вопрос[1].

С одной стороны, обращение властей к мусульманской проблеме было обусловлено общественно-политической ситуацией в стране. Особенностью нового политического режима, установившегося 3 июня 1907 г., стало усиление националистических настроений в русском обществе. Многие неправославные народы, с одной стороны, попали под подозрение властей, с другой, стали объектом нападок русских националистов, которые опасались «инородческого засилья». Но все же главной причиной усиления внимания правительства к своим подданным-мусульманам стало развитие общественно-политической деятельности мусульманских народов, распространение в их среде панисламистских и пантюркистских настроений.

Объем статьи не позволяет подробно остановиться на анализе этих течений. Отметим лишь, что в самом общем виде они выражали идеи мусульманской и общетюркской солидарности. Относительно же их политического и сепаратистского потенциала можно сказать, что едва ли замыслы о единении могли быть реализованы на практике. Российские мусульмане к началу ХХ в. не представляли собой единого целого: у них не было единой территории, не было развитых экономических связей, не было единого языка. Психический склад этих народов, их культуры были различны, да и сам объединяющий фактор – ислам – по-разному отражался на обычаях и традициях российских мусульман. Приходилось считаться и с социальной дифференциацией мусульманского мира – по вполне понятным причинам интересы разных социальных групп не во всем совпадали. Кроме того, объективное развитие жизни вело к дальнейшей дифференциации между различными тюркоязычными народами. Ныне эти факты признаны многими отечественными и западными исламоведами.

В политических кругах империи панисламизму и пантюркизму долго не придавалось значения. В то же время, эта проблема еще со второй половины XIX в. стала объектом внимания миссионерских кругов, местных чиновников, исследователей ислама и многих других, кто по своей профессиональной или научной деятельности сталкивался с мусульманами.

Так, в многочисленных отчетах и донесениях в МВД губернаторы и миссионеры говорили о распространении «панисламической» идеи, которая угрожает российской государственности. Особенно в сложившейся ситуации выделялось Среднее Поволжье, где наметились «очаги сознательного панисламизма и пантюркизма», и где татарское религиозно-национальное движение проявлялось наиболее интенсивно и достигло больших результатов. Опасность объединения в этом регионе мусульманства также усиливалась двумя факторами – его моноэтничностью, а также фактом наличия в прошлом у татар собственной государственности, что порождало мечты о ее возрождении.

В 1908 г. епископ Андрей, руководитель казанского «Братства св. Гурия», в записке «О мерах к охранению Казанского края от постепенного завоевания его татарами», направленной председателю Совета Министров П.А. Столыпину, предупреждал о «панисламской опасности в самом центре России» в лице «6 миллионов лояльных врагов – татар». По его наблюдениям, панисламизм, являлся главным принципом и идеей, вокруг которой сосредоточивалось все движение российских мусульман2.

Судя по архивным документам, начало исследованию мусульманского вопроса в правительственных кругах и было в определенной степени положено этим письмом епископа, а регион Среднего Поволжья стал своего рода плацдармом, служащим для разработки и апробирования правительственных мер по борьбе с мусульманским движением. Видимо, содержание записки показалось главе правительства достойным серьезного изучения: на кратком ее изложении появились задания чиновникам канцелярии о благодарственном письме епископу и необходимости заключения от Министерства народного просвещения. Уже 30-31 января 1908 г. копии записки с препроводительным письмом за подписью П.А. Столыпина были отправлены на отзыв и заключение в различные ведомства – Министерства народного просвещения, иностранных дел, синода, губернаторам, а Департаменту духовных дел иностранных исповеданий МВД было поручено собрать самые подробные сведения о татарах3.

В циркуляре МВД от 1910 г. Начальникам Районных Охранных и Губернских Жандармских Управлений предписывалось установить, не наблюдается ли в губерниях антиправительственной деятельности мусульман и насколько популярны среди них идеи исламизма. Отчеты, присланные в МВД, сообщали, что в Среднем Поволжье «панисламистская пропаганда появилась сравнительно недавно и особого развития пока не имеет, так как парализуется, по мере возможности, влиянием партии старо-мусульманской»4. В то же время, в январе 1909 г. начальник казанского губернского жандармского управления сообщал в Департамент полиции, что «идея панисламизма, занесенная в Россию из Турции, теперь имеет своих сторонников среди русских мусульман, причем развивается все больше и больше». В представлении местных властей основные цели и идеи панисламистского движения выглядели как «объединение всех мусульман и создание единого мусульманского государства». В дальнейшем, по мнению чиновников, панисламисты надеялись на союз с Туркестаном и Кавказом, вплоть до образования всетюркской республики5.

Результатом осмысления всех этих записок стала разработка программы мусульманской политики. Правительственные круги, ориентированные на важнейшую из задач того периода - на сохранение стабильности и целостности империи, расценили панисламистские и пантюркистские идеи как опасные и потенциально осуществимые, поскольку «почти вся многомиллионная масса русского мусульманства» охватывала «многочисленные народности, принадлежащие, за немногими исключениями, к одному тюркскому племени»6. К тому же, число российских мусульманских подданных в начале ХХ в. было столь значительным, что одно лишь их сближение, без участия мусульман сопредельных государств, имело бы серьезные последствия для дальнейшей судьбы империи.

В итоге в МВД констатировали, что «всякое активное проявление магометанства заслуживает самого серьезного внимания, самой решительной борьбы со стороны правительства». «В настоящем деле, - заявлял П.А.Столыпин, - все правительственные силы должны быть мобилизованы, так как важность государственных задач очевидна»7.

Внимание правительственных кругов к мусульманам в этот период во многом подогревалось консервативной прессой, обвинявшей власти в невнимательном отношении и даже откровенном попустительстве к своим мусульманским подданным. «За то время, что у нас полностью и во всей неприкосновенности процветала «политика игнорирования» отношения русского мусульманства к Русскому государству, вырос целый мусульманский вопрос», - подчеркивало «Новое время». «Располагая аттестатом на высшую лояльность, которую не считалось даже нужным время от времени проверять», приволжские татары встали на путь национализма и сепаратизма, усиленным темпом идет отатаривание киргизов и калмыков, среди которых стали появляться настоящие фанатики ислама - писала газета, напоминая и о том, что «на всем громадном протяжении наши южные границы…непосредственно соприкасаются с непрерывной цепью пробуждающихся мусульманских стран…»8.

В итоге министерство Внутренних Дел признало необходимым обсудить мусульманский вопрос на Особом Совещании, созванном из осведомленных с местными условиями лиц, представителей православной церкви, а также чиновников Министерства просвещения. Такое совещание было созвано в начале 1910 г., а объектом его был избран Средневолжский край, как наиболее подверженный мусульманской пропаганде.

«…Одной из самых настоятельных задач современного русского государственного строительства», по мнению участников Совещания, являлось «противодействие дальнейшему развитию среди мусульман-инородцев искусственно создаваемой между ними религиозно-национальной сплоченности и противопоставление вредному влиянию панмусульманских и пантюркских агитаторов - влияния, основанного на правильном понимании государственной пользы». Истоки панисламистского движения чиновники видели в революционных событиях 1905-1907 гг., когда провозглашение сначала вероисповедной свободы, затем преобразование государственного строя, а также «слабость государственной власти, неустойчивость и расшатанность политических понятий и общественного мнения и совершенный упадок государственного патриотизма» открыли «широкий простор для религиозной и политической агитации в духе ислама и тюркизма»9.

Сущность разрешения мусульманского вопроса Совещание видело в «правильной» постановке школьного дела у мусульман, наметив 3 основных направления борьбы с возрастанием влияния ислама – меры духовно-просветительные, культурно-просветительные и административные. Мероприятия первой группы, способствовавшие, по мнению участников Совещания, ограничению религиозно-культурного влияния мусульман на инородцев, заключались в оказании денежной поддержки православному духовенству в инородческих приходах, а также организациям, преследующим в Среднем Поволжье духовно-просветительные и миссионерские цели в духе Православной церкви – Братству Св. Гурия, миссионерскому отделению при Казанской духовной академии и др10.

Меры культурно-просветительные, направленные, главным образом, на мусульманскую школу, предусматривали установление в ней резкой грани между образованием конфессиональным и общим, поскольку новометодные школы мусульман, получившие к этому времени общеобразовательный характер, прививали мусульманской молодежи «сепаратистические и враждебные русской государственности тенденции и отвращали ее от поступления в русские школы». Также было признано необходимым увеличение числа русско-инородческих школ и инспекторов народных училищ. Члены совещания также высказались за организацию широкого изучения мусульманского мира, как с практическими целями местными чиновниками, так и на научном уровне, без которого «рациональное понимание нашего мусульманского мира представляется почти исключенным»11.

В области административной управление духовными делами мусульман предполагалось переустроить на началах децентрализации12.

В 1911 г. П.А. Столыпиным был подписан еще один проект «О мерах для противодействия панисламскому и пантуранскому (пантюркскому) влиянию среди мусульманского населения», где снова особо был выделен Средневолжский край, в котором татаро-мусульманское движение проявлялось наиболее рельефно и интенсивно и достигло наиболее реальных результатов13.

Вновь отмечая «угрожающий историческим задачам русской государственности» характер мусульманского движения, П.А. Столыпин подчеркивал, что «татарско-мусульманское движение должно озабочивать Государство не постремлением отдельных народностей к религиозному самоопределению или к сохранению своих бытовых особенностей, но по своему антигосударственному характеру», поэтому правительственные мероприятия не должны быть направлены ни на ограничение религиозной свободы, ни на «стеснение племенной самобытности инородцев», а должны противодействовать «разрушительной противогосударственной деятельности фанатически настроенных инородческих элементов и приобщить инородческое население…к общей государственной культурной жизни»14.

Система предлагаемых мер фактически повторяла стратегию Особого Совещания 1910 г.[2]. Вместе с тем в документе подчеркивалось, что в обращении с мусульманским населением необходима осторожность и последовательность, что «намеченные меры не должны проводиться в жизнь с раздражающими местное мусульманское население приемами…, не должны касаться религиозных убеждений»15.

Однако предложения проекта, как и программа Совещания 1910 г. не получили дальнейшего законодательного развития. Как впоследствии писал об этом епископ Андрей, «тогда было предпринято нечто незначительное»16.

Пожалуй, единственным из решений совещания, реализованным на практике, стала проблема «рационального понимания нашего мусульманского мира» путем подготовки специалистов, знакомых с языком, вероучением и бытом «восточных инородцев». Для этого решено было организовать курсы для чиновников МВД при Практической Восточной Академии в Санкт-Петербурге. На курсах предполагалось изучение восточных языков, культуры и религиозно-бытовых особенностей жизни мусульманских народов. Для расширения представлений о мусульманах и мусульманстве в 1912 г. было начато издание на русском языке научного журнала для изучения ислама и жизни мусульманских народов как прошлой, так и настоящей. В том же 1912 г. вышло четыре номера толстого журнала «Мир ислама». Позднее 1916 г. В.В. Бартольд внес в Российскую Академию наук предложение основать при Академии периодический орган для изучения исламского мира, его истории и современной культурной жизни17.

Эти меры, безусловно, обратили внимание передовой читающей публики на происходившие в среде российского мусульманства процессы. Как следствие, в фондах МВД сохранились многочисленные записки и проекты относительно мусульман. В 1911 г. российский посол в Турции Н. Чарыков полагал, что успешно противостоять панисламской пропаганде и воздействовать на очаг ее распространения - Турцию возможно, объединив свои усилия с Англией и Францией. Одним из способов борьбы с пантюркскими идеями «программа» предлагала мероприятия, направленные на своеобразную защиту национальной самобытности российских мусульманских народов. В качестве таких мер предполагались, например, защита языков российских мусульман от поглощения их турецким и даже развитие татарского литературного наречия. Также, по мнению автора, в ряде русских учебных заведений следовало ввести преподавание татарского языка, чтобы привлечь туда мусульман, желающих пройти общеобразовательный курс. Необходимым мероприятием, уже осуществленным на тот момент Англией, был назван перевод шариата на русский язык. В завершении предлагалось проводить ежегодные совещания губернских властей всех населенных мусульманами местностей империи18.

Свой вариант решения назревших вопросов предлагал Казанский губернатор И.М. Боярский. Главной причиной роста панисламизма он считал ярко проявлявшуюся рознь и несогласованность в действиях центральных и местных властей. Позицию последних губернатор сформулировал четко и ясно: «Русское правительство открыто должно заявить, что в России не может быть собственно татарской, а тем более мусульманской культуры». Снижению мусульманской активности должна была способствовать школьная реформа (надзор за конфессиональными школами со стороны учебного ведомства, исключение из их программ общеобразовательных предметов и тому подобное).

Далее предлагалось вести строгое наблюдение за мусульманской печатью, организовав в каждой губернии должности ученых-переводчиков из русских, а также учредить официальное периодическое издание, которое бы отслеживало направленность всех мусульманских изданий в регионе. Ряд мероприятий, направленных против активистов мусульманского движения, касался, в основном мусульманского духовенства и включал планы по раздроблению Духовного собрания и введению в его состав русских представителей, уравнению прав мусульманского духовенства с православным (в смысле устранения его выборности и введения воинской повинности), повышению общеобразовательного ценза мулл и др. Заключительным пунктом «программы» местных властей было упорядочение хаджа, рассматриваемого как главный источник турецкого панисламского влияния19.

Один из предложенных проектов принадлежал приват-доценту Московского археологического института С.К. Кузнецову (1912 г.). Его записка «О религиозных движениях среди инородцев Казанской и Вятской губерний и отпадении крещеных татар в мусульманство» выдержана в духе и традициях миссионерства эпохи Н.И. Ильминского. Подкрепленная многочисленными цитатами просветителя, записка концентрировала внимание на проблеме роста влияния ислама в регионе. Одним из важных факторов его распространения автор называл «экономические» его преимущества для инородцев, заключавшиеся в распространенной системе финансовой помощи единоверцам, совместном землепользовании крещеных и мусульман и тому подобное20.

Сообразно такому подходу были разработаны и меры, различные для татар-мусульман, крещеных татар и инородцев. В отношении первых в тех местностях, где мусульмане имели общие земельные угодья с крещеными, предусматривались обособление тех и других во избежание обид при дележе и назначении сельских должностных лиц, а также контроль за деятельностью мулл-пропагандистов и различных собраний. У возвращавшихся в мусульманство крещеных татар предлагалось отбирать земельные наделы в пользу остающихся в православии и переселять отступников в мусульманские деревни. В отношении инородцев-язычников автор отстаивал принцип «уж лучше язычество, чем мусульманство»21.

Свою стратегию взаимоотношений с мусульманским населением Среднего Поволжья предлагала и Православная церковь. В 1912 г. в Казани под редакцией вышеупомянутого епископа Андрея и Н.В. Никольского вышли «Наиболее важные статистические сведения об инородцах Восточной России и Западной Сибири, подверженных влиянию ислама». В заключительном разделе «Причины татарско-мусульманского влияния на инородцев Поволжья и Западной Сибири и способы устранения этого влияния» подчеркивалась необходимость противостояния влиянию на инородцев со стороны ислама. При решении этой задачи епископ Андрей отдавал предпочтение просветительской деятельности. Сравнивая духовные и материальные затраты мусульман на книгоиздание и образование, Андрей предлагал проведение аналогичной программы Православной церковью. Вот лишь самые главные положения этой программы: 1) возвысить православных инородцев Поволжья и Западной Сибири до такого культурного развития, при наличии которого татарско-мусульманская пропаганда среди этих инородцев оставалась бы безуспешной; 2) материальная и нравственная поддержка учреждений, стремившихся к вышеупомянутой задаче; 3) открытие новых учреждений с вышеупомянутой задачей в таком количестве, которое могло бы вполне обеспечить существующую нужду в деятелях по просвещению приволжских инородцев. В качестве частных мер Андрей предлагал при университетах Казанском, Саратовском и Томском, а также в духовных семинариях епархий открыть кафедры языков, истории и этнографии народностей, живущих в данном регионе. Из просветительских мер главнейшими он считал наличие переводной литературы и продавцов книг, издание грамматик, словарей, атласов каждой народности. Большую роль Андрей отводил материальной поддержке со стороны государства22.

Однако вскоре начавшаяся первая мировая война поставила на повестку дня военные, экономические и социальные вопросы, так и оставив нереализованными все из предложенных проектов.