Н.К. Пригарина

Волжский гуманитарный институт

Специальные судебные ценности как компонент риторической аргументации

Аргументация присутствует в качестве неотъемлемого компонента не только в любом акте общения, но и в самых различных сферах человеческого познания. Вездесущность её объясняется интегрированностью во все сферы бытия и духа. С развитием научного познания проблемы аргументации вошли в междисциплинарную область гуманитарных наук. Другими словами, аргументация представляет собой мыслительный феномен, который применяется в самых различных областях и для самых разнообразных целей, что говорит об универсальности этого процесса.

Традиционно риторическая аргументация сводится к трем основным компонентам, обозначаемым с античных времен как этос, логос и пафос. В этой триаде особое место принадлежит этосу, поскольку с помощью этической аргументации осуществляется функция формирования нравственных идеалов и социальных императивов слушателей. При этом также проявляется важнейшее свойство этической аргументации - неявное убеждение без назидательности и предписательности. Так, например, включение в судебную речь таких ценностей, как справедливость, неотвратимость наказания за совершенное преступление и под. может выполнять просветительскую функцию и формировать мировоззрение слушателей косвенными методами, что гораздо эффективней, чем прямое морализирование.

Нередко в работах по аргументации этическая составляющая оценивается как вторичная, производная логико-коммуникативная процедура, причем этичность сводится к «правильности» и добропорядочности оратора. Однако, с риторической точки зрения, этическая аргументация оценивается как фундаментальное основание всей системы аргументации, которая дает возможность определения человеческого мира именно как человеческого.

Основной категорией, определяющей сущность этической аргументации, являются ценности - обобщенные, устойчивые представления о чем-то как о предпочитаемом, как о благе, т.е. о том, что отвечает потребностям, интересам, намерениям, целям, планам человека (или группы людей, общества).

Ценности подразделяются на общие и частные. Общие присущи всем людям, отражают те приоритеты, которые объединяют людей, принадлежащих к одной цивилизации (например: жизнь и здоровье человека, справедливость и свобода, экономическое благополучие и пр.) Частные ценности свойственны конкретным наукам. Именно к этой группе принадлежат и юридические ценности.

Вопрос об иерархии ценностей юридической речи давно привлекает исследователей. По отношению к текстам законов система ценностей была описана А.К. Соболевой [Соболева 2001], однако устная судебная речь в этом смысле до сих пор не подвергалась рассмотрению.

Система специальных судебных ценностей может быть, прежде всего разделена на две группы. К первой группе относятся, так сказать, рациональные ценности (концепты) – суждения, позволяющие слушателям объединиться не столько на основе чувств, сколько на основе общих знаний, общего их понимания, общего отношения к ним. Термин права (как и любой другой науки) может стать такой ценностью только в том случае, если имеет не одно (не одинаковое для всех) значение, если возникает необходимость выбора или толкования его значения. Именно тогда, в результате этого выбора (или толкования) оратор объединяется с другими людьми, сделавшими тот же выбор. Это возможно только в тех частных системах, где установленные и признанные положения являются конвенциональными.

Ко второй группе относятся те ценности, которые не обязательно разделяются всеми специалистами, поскольку в их основе не лежат оговоренные законом суждения. Это этические, нравственные и т. п. нормы, принятые в среде этих специалистов, а также те ценности, которыми принято (но это законодательно не закреплено) руководствоваться при принятии решения. Сюда же примыкают те ценности, которые, может быть, и закреплены в законодательстве, но допускают неоднозначное толкование и от человека (оратора, слушателей) требуется принять решение по поводу того, какую норму применять.

Итак, рассмотрим иерархию судебных ценностей, полученную в результате анализа речей Ф.Н. Плевако. Именно этот судебный оратор был выбран потому, что качество его речей не вызывает сомнений. Следовательно, выявленные в результате анализа закономерности могут быть оценены как объективно существующие. В то же время анализ речей современных юристов нередко приводит к противоречивым результатам, поскольку нынешние адвокаты далеко не всегда выбирают те или иные аргументы правильно и осознанно, поскольку имеют слабую риторическую подготовку, что связано с недостаточно грамотным преподаванием этого предмета (а иногда и с полным его отсутствием) на юрфаках наших вузов.

1. Первый ярус составляют специальные, или профессиональные ценности (так называемые общие топы права). Они включают, прежде всего, нормы и принципы права, а также общепризнанные каноны толкования. Тот факт, что юридические нормы обязательно являются ценностными суждениями, отмечается многими исследователями. Так, Е.В. Кучумова отмечает, что правовые нормы «обычно одновременно являются и ценностными определениями: правовая норма полагается юридически действительной, если она соответствует представлениям о справедливости, несет обществу благо и порядок, то есть обладает ценностной определенностью» [Кучумова 2003: 24]. Сюда относятся общие положения права, которые являются основой различных правовых учений, и в каждое конкретное время могут существовать параллельно. Поэтому ссылка на то, какой именно принцип положен в основу разделяемой оратором концепции права, оказывается весьма уместным в речи.

Принцип права, который чаще всего провозглашается Ф.Н. Плевако, это принцип справедливости правосудия. Этот принцип может быть реализован в следующих конкретных формах::

- Обязанность доказывать вину подсудимого (Можно ли вынести обвинительный вердикт человеку из соображений целесообразности или из воспитательных соображений, а не потому, что его вина доказана безоговорочно?)

Господа, обществу нужно правосудие; правосудие же должно карать тех, чья вина доказана на суде. Общество не нуждается, чтобы для потехи одних и на страх других время от времени произносили обвинение против сильных мира, хотя бы за ними не было никакой вины (Дело Кострубо-Карицкого).

- Равенство всех перед законом, соотношение ценностей человека и общества. (Обладают ли юридической неприкосновенностью какие-либо общественные группы? Можно ли во имя равенства осудить невинного человека?)

Я думаю, милостивые государи, что, как бы общество ни относилось мягко к своим членам, оно должно помнить что правосудие есть та же математика. Ни один математик не скажет 3х3=9, но для моей подруги =10: ему 3x3=9 для всех. Также и факт преступного деяния остается преступным — все равно, сидят ли на скамье подсудимых люди, которых вы никогда не видали, или люди близкие, хотя бы даже братья, друзья. (Дело Харьковского общества взаимного кредита)

- Равноправие сторон, уважение к правам подсудимого (Можно ли во имя правосудия прибегать к нечестным методам, ссылаться на недостоверных свидетелей?):

Но правосудие не должно быть безразлично к материалу, которым оно пользуется. Вы услышите от председателя, что закон обращает внимание на качество свидетелей и обязывает напомнить вам об этом. Закон дает возможность отводить от присяги людей, близких к потерпевшим от преступления, считая их недостоверными свидетелями. Еще менее достоверен тот, кто называет себя потерпевшим. Слово его, чтобы дать движение уголовному делу, о котором он свидетельствует, должно быть подтверждено другими. (Дело Гаврилова)

- Значение различных видов судебных доказательств для принятия решения. (Можно ли вынести приговор, опираясь только на косвенные улики?)

Думаю, что так решительно говорить о силе улик обстоятельственных – это значит неверно понимать их силу. Если английский судья, на которого сослался обвинитель, сказал, что обстоятельства менее всего лгут, что скорее лгут люди – свидетели, то он забыл одно, - что сами обстоятельства, в виде косвенных улик, никогда, без помощи человеческого ума, не ведут ни к каким выводам; но вот тут-то, когда человек начинает прикладывать силу своего разумения к изучению обстоятельств, оказывается, что обстоятельства не ложны, но человеческая обобщающая сила разумения часто отличается неизвинительной и для самой непонятной ложью. (Дело Лебедева)

- Сущность наказания. (За любое ли осуждаемое обществом деяние следует предавать человека суду?) Рассуждения адвоката на эту тему часто сопровождаются и другими важными теоретическими суждениями: о необходимости учитывать умысел, принимать во внимание раскаяние и пр. Ср. например:

Здесь говорили много о том, что была опасность для русской торговли. Не видно этого из дела! Капитаны платили, и все-таки пароходы продолжали проходить во множестве. Цены, действительно, были доведены до максимумa и, несомненно, что это было злоупотребление с точки зрения нравов, но не с уголовной. (Дело об искусственных авариях в Керченском проливе)

Отбор действительно важных, существенных в правовом отношении принципов является показателем квалификации юриста.

2. Далее на втором ярусе каждая отрасль права имеет свойственные только ей ценности (концепты) («необходимая оборона», «причастность / непричастность», «смягчающее / отягчающее обстоятельство», — в уголовном праве, «вред», «доверие», «убытки» — в гражданском праве, «суверенитет», правительство» — в конституционном праве и т.д.). Эти частные ценности (концепты) — основополагающие термины тезауруса той или иной отрасли права. Соответственно для судебной системы основными ценностными терминами этого уровня будут судебная власть и законодательство как правовая ценность. Дополнительно могут быть выделены состязательность, внутреннее убеждение судьи, объективное исследование и пр. Эти понятии также имеют ценностное (оценочное), а не только номинативное (как большая часть терминов) содержание, поэтому включаются в систему ценностных аргументов.

В соответствии с этим все конкретные ценности этого уровня могут быть поделены на две группы.

Аргументы первой группы имеют в основе одну и ту же ценность, главную для судопроизводства: законодательный акт как руководство к действию для принятия судебного решения. В различных ситуациях суда эта общая ценность может принимать разные формы.

Ссылка на буквальный смысл текста законодательного акта имеет универсальный характер. Если у членов суда не вызывает сомнения применение именно данной правовой нормы, они могут не принимать далее во внимание другие аргументы сторон. Напротив, в сомнительных случаях именно спор о применении той или иной статьи закона становится главным пунктом разногласия сторон. «Интерпретация текста правового акта осуществляется через отражение в сознании адресата пришедшего к нему от адресанта (законодателя) сообщения, выражающего волю последнего. От того, насколько точно интерпретант уяснит содержание сообщения, т.е. его референцию, зависит эффективность правового воздействия на те или иные общественные отношения». [Прокофьев 2005: 824]:

Были тут еще и другие обстоятельства, которых не должно бы быть в видах открытия истины. Еще при самом начале дела были допущены гражданские истцы. По закону, они должны быть допущены уже только на суде, когда закончено собирание материала; пока же еще не собран точный материал, гражданские истцы представляются орудием, опасным для правосудия. (Дело об искусственных авариях в Керченском проливе)

Другая форма предъявление законодательного акта как главной ценности судопроизводства – прецедент (ссылка на ранее данное толкование как основание для принятия решения). Здесь предыдущее оказывается более ценным, чем последующее, и оратор, чтобы подчеркнуть правильность своей аргументации, ссылается на исторический факт, аналогичный данному.

В юридической области прецедент имеет особое значение. Если в других областях применение этого аргумента таит большую опасность, поскольку установить полную идентичность, например, исторических условий нынешнего и прошлого состояний бывает очень сложно, кроме того совсем не обязательно, что опыт прошлого представляется нынешним слушателям очевидной ценностью (в силу их политических и общественных взглядов), то в судебной практике гораздо легче провести аналогии между рассматриваемыми делами (хотя, конечно, и здесь невозможно усмотреть полное тождество) и если установлено, что по аналогичному делу суд высшей инстанции вынес определенное решение, то это должно быть воспринято как правовая ценность.

Это мнение имеет за себя такой авторитет, пред которым должен преклониться авторитет каждого суда. Именно, в 1869 году до кассационного Сената, как видно из решения его № 327, доходило дело, в котором возникал такой вопрос: не следует ли считать грабежом переход имущества от одного лица к другому, когда в это же время между лицами случалась драка, хотя бы эта драка и не была средством для вымогательства имущества. Сенат признал, что грабежом называется только такое деяние, в котором насилие, побои, угрозы, — все это было затеяно для того, чтобы добиться приобретения имущества; если же одно из другого не вытекает, как следствие из причины, — тогда нет грабежа. На основании этих соображений легко разрешить вопрос о вымогательстве. Если обязательство выдано путем угроз, вследствие боязни, обиды действием, то тогда обязательство выдано через вымогательство; но если между двумя лицами по поводу семейных или других обстоятельств происходила ссора, драка, если оскорбленное лицо наносит побои другому не для того, чтобы взять вексель, а чтобы проучить оскорбителя, и если обязательство предложено не как последствие побоев, а как плата, чтобы я не обращался к законной власти и не оглашал действительных событий, — тогда угроз и вымогательства не было. (Дело братьев Бострем)

Аргументы второй группы объединяют ценности судопроизводства как отрасли права (отраслевые ценности). Сюда относятся:

- Назначение суда. Обращение к этим ценностям судебных ораторов, как правило, свидетельствует о наличии в их речи сверхзадачи, направленной на формирование уважительного отношения к суду и судебной власти. Такие аргументы апеллируют к нравственности и справедливости суда как главной ценности судопроизводства.

Самое честное, самое святое, что остается у человека, - это правосудие! И если мы будем судить за преступление не Ивана и Петра, совершивших его, а их родственников, и только за то, что они – их родственники, это будет не суд. (Дело Горнштейна)

- Основные принципы, которыми руководствуется суд при принятии решения (как можно и как нельзя судить, кто может и кто не может судить, когда правосудие благо, а когда вред и под.):

Закон властен во всем, но он говорит присяжным: «Судите». Это потому, что он считает себя лишь формальной истиной, а вам, судьи, предоставляет искать и найти жизненную правду. В книге, в святость которой мы все верим, — в Новом Завете, сказано, что приидет некогда суд общий, на котором Судия будет судить, «зане Он Сын человеческий». И вы рассудите по-человечески! (Дело С.И. Мамонтова)

Сюда же примыкает вопрос о достаточности и допустимости доказательств (качественная, и количественная оценка предъявленных суду доказательств):

И кто возьмет на себя смелость, на основании одного оговора, обвинять человека, против которого нет ни одной существенной улики, в то самое время, когда целая масса улик против оговаривающего подрывает значение этого оговора? (Дело Кострубо-Карицкого)

3. Чаще всего в судебной речи присутствуют более специфические ценности, типично используемые для решения специальных проблем, - этические и нравственные, которые обязательно должны учитывать судьи (а особенно присяжные) при решении вопроса о виновности подсудимого.

Мораль является общей ценностью, наиболее близко соотносящейся с правом. Подавляющее большинство правовых суждений были выведены в свое время из моральных норм. При этом правовые нормы являются более сильными и в тех случаях, когда право и мораль вступают в противоречие, приоритет остается за нормами права.

Очевидно, что, в отличие от сугубо правовых, эти ценности, во-первых, не являются обязательными, а во-вторых, могут существенно меняться (варьироваться) от эпохи к эпохе. Эта мысль относится не только к судебным ценностям, но и ко всяким другим. Так, например, до революции высшим рекламным идентификатором считалась надпись «Поставщикъ Двора Его Императорского Величества», в Советском Союзе – Знак Качества. В постсоветской России их ценность безвозвратно утрачена.

В связи с этим представляется верной мысль Б.С. Цоцонавы, который пишет: «Ценность сама по себе как средство или признак вещи не существует. Она существует в качестве той черты или особенности, которую обнаруживает человек в вещах и которая, следовательно, до обнаружения нереальна... Ценность всегда подразумевает факт оценки. Без оценки нет и не может быть ценности» (Цит. по: [Розин 1989: 92]).

В связи с этим состав моральных ценностей в речах Ф.Н. Плевако следует оценивать не с позиции современного мировосприятия, а с учетом точки зрения современника - видного теоретика судебной риторики П.С. Пороховщикова, который внес большой вклад в определение набора судебных ценностей. В книге «Искусство речи на суде» П.С. Пороховщиков [Сергеич 1988: 71-73] приводит перечень вопросов, ответы на которые определенным образом сформулированы «в данном обществе и в определенную эпоху» и составляют ценностную обусловленность принятия судебных решений. Ответы на эти вопросы были существенны для принятия судебных решений. Они могли представлять собой их невербализованное, принятое по умолчанию обоснование. Эти вопросы могут быть объединены в четыре основные группы:

1) Этическое понимание назначения правосудия.

- В чем заключается цель наказания?

Обществу нужны не жертвы громких идей, а правосудие. Общество вовсе не нуждается в том, чтобы для потехи одних и на страх другим время от времени произносились обвинительные приговоры против сильных мира, хотя бы за ними и не было никакой вины... Не поддавайтесь той теории, которая проповедует, что для полного спокойствия на земле нужно иногда звучать цепями осужденных, нужно наполнять тюрьмы жертвами и губить их из-за одной идеи правосудия... (Дело Кострубо-Карицкого)

- Можно ли ставить в вину человеку безнравственные средства защиты?

Он [подсудимый] разорвал студенту сюртук, а тот расколол ему жизнь. Наше общество так устроено, что, если тебя ограбят, украдут часы, ты можешь найти управу, защиту; а если украдут честь, счастье, то негде искать управы (Дело Чернобаева).

2) Необходимость учета в принятии судебного решения тех жизненных обстоятельств, в которых оказался подсудимый (человечность и сочувствие)

- Можно ли оправдать подсудимого, потому что его семье грозит нищета, если он будет осужден?

Господа, вы видели здесь всех «потерпевших», вы видели, что они все довольны, все ублаготворены, все получили свое; но тут забыли одного гражданского истца, забыли лишь одно существо, которое пострадало: забыли дочурку Росковшенко, его маленькую Олю - только она, и она осталась обиженной, она одна имеет право иска!. Нельзя в регламент вписать, что ты не ешь, когда есть хочется. (Дело Росковшенко)

- Можно ли осудить человека, убившего другого, чтобы избавиться от физических или нравственных истязаний со стороны убитого?

Энкелес, жертва трагической развязки 1 апреля 1883 г., во всем, что предшествовало и натолкнуло на ужасное дело, был тираном, а поднявший на него руку Ильяшенко, наоборот, в длинный ряд годов развития борьбы был жертвой и только жертвой ненасытной страсти Энкелеса (Дело Ильяшенко).

- Можно ли оправдать подсудимого по соображению: на его месте я поступил бы так же, как он?

Не законом решается вопрос о том, в меру или не в меру люди исполняют свой долг. Этот вопрос разрешается человеческим умением представить себя на месте этих людей. Если бы вы были на этом месте, то сумели ли бы найти больше времени и вникнуть глубже в дело? Если вы разрешите этот вопрос отрицательно, в чем не может быть сомнения, то вы, конечно, сочтете, что люди эти не могут быть признаны виновными в нерадении... (Дело Московского ссудного коммерческого банка)

3) Необходимость учета при принятии судебного решения положительных характеристик личности подсудимого.

- Может ли безупречное прошлое подсудимого служить основанием к его оправданию?

20—30 лет честной безукоризненной жизни человека должны заставить задуматься, быть осторожнее к показаниям, которыми приписывается обвиняемому дело, настолько темное, что решиться на него можно было бы лишь при испорченности нрава. Как-то не вяжется одно с другим! То же мы видим и здесь. Прошлое Гаврилова более чем безупречно. Вам читали отзыв лиц, перед глазами которых проходила домашняя и общественная жизнь подсудимого. Ответьте мне: Гаврилов, как его изображают отзывы, похож ли на Гаврилова, каким его изображает обвинение? (Дело Гаврилова)

- Можно ли осудить подсудимого, если он исправил причиненное им зло, возместил убытки, раздал последнее обиженным людям?

А между тем только за грехи привели сюда этих людей, а с грехами этими они рассчитались так, как дай Бог рассчитаться каждому христианину. Вы слышали: вклады возвращены, акции взяты назад от всех, кто добровольно предлагал взять их. Они исправили зло, на которое поддались по мгновенному увлечению собственными интересами, и не заслужили тех нападок, каким подвергались, и той грязи, которую в них кидали. (Дело Московского ссудного коммерческого банка)

4) Необходимость учета при принятии судебного решения того ущерба (вреда), который судебные и государственные органы нанесли (могут нанести) подсудимому.

- Можно ли оправдать подсудимого, когда преступление было вызвано безнаказанным преступлением должностного лица по отношению к самому подсудимому, его близким или целому кругу тех или иных лиц?

Прокурорский надзор ошибочно привлекал других лиц. Были аресты. Конечно, желательно, чтобы рядом с рвением в преследовании росло во властях и уважение к свободе и личности граждан; но ошибки власти, самое большее, ведут к ответственности ее за свои промахи, и отсюда нельзя вывести логического заключения, что за это следует оставить без удовлетворения законные интересы потерпевших от преступления. (Дело Мельницкого)

- Можно ли оправдать второстепенного соучастника на том основании, что главный виновник остался безнаказанным вследствие небрежности или недобросовестности должностных лиц?

С передачей в руки ее дел Медынцевой судебная власть встретила поддержку и ни малейшего противодействия. Медынцева в первый раз спокойна и довольна ею. Начинать мне с Толбузина и Ефимова было бы бестактно. Это маленькие и неопасные злодеи. Преследуя маленьких, мы даем дерзость большим, а, справившись с большими, до маленьких дойти всегда успеем. (Дело игуменьи Митрофании).

- Можно ли оправдать подсудимого, когда срок его предварительного заключения больше срока угрожающего ему наказания?

Грустным результатом подобного приема было то, что в настоящее время проверка фактов стала весьма затруднительной, а иногда и совсем невозможной, что большинству обвиняемых пришлось быть под судом и следствием в течение пяти с лишком лет и что многие из них по нескольку лет уже томятся в тюрьмах, искупив давно таким многолетним заключением те вины, за которые их только что теперь собрались судить (Дело клуба «червонных валетов»).

Кроме упомянутых П.С. Пороховщиковым, к этой группе, очевидно могут быть отнесены и другие ценности: те общие нравственные принципы, которые лежат в основе правосудия.

Итак, наиболее существенным признаком, характеризующим любую систему риторической аргументации, считаем соотношение дескриптивного и ценностного компонентов. Именно ценности, положенные в основание аргументации воздействующей речи, определяют отбор и соотношение всех компонентов аргументации, являются фундаментом всей системы. Из важнейших для индивида ценностей выстраивается его «система координат» - система ценностных ориентаций.

Составление всеобъемлющей иерархий ценностей и описание способов их выражения является насущной потребностью судебной риторики, поскольку это будет способствовать более качественному описанию судебной аргументации.

Литература

Кучумова Е.В. Формирование правового дискурса в российской культуре конца ХХ века: Дисс… канд. филос. наук. – СПб., 2003.

Прокофьев Г.С. Право как информация // Эффективная коммуникация: история, теория, практика: Словарь-справочник / Отв. Ред. М.И. Панов; сост. М.И. Панов, Л.Е. Тумина. – М.: ООО «Агентство «КРПА Олимп», 2005.

Розин Я.А. К вопросу о природе ценностных явлений // Философские науки. 1989. № 6.

Сергеич П. Искусство речи на суде. - М.: Юридическая литература, 1988.

Соболева А.К. Топическая юриспруденция: Аргументация и толкование в праве. - М.: Добросвет, 2001.