Анисимова Т.В.

Волгоградский государственный университет

Формы воспроизведения чужой речи как

элемент судебной аргументации

В научной литературе термины «чужая речь», «цитирование» и «цитация» часто употребляются как синонимы. Однако эти понятия не совпадают и более обоснованными представляются те концепции, где они определенно разводятся.

Традиционное определение цитирования дает О.С. Ахманова, трактуя его как «дословное воспроизведение чужой речи» [Ахманова 2005: 511]. При таком толковании цитирование отождествляется с формами прямой речи. Л. Блумфилд интерпретирует этот термин как «передаваемые» или «перемещенные» высказывания [Блумфилд 2002], что позволяет объединить такие языковые формы цитирования, как прямая и косвенная речь. Цитирование, по словам Н.А. Кузьминой, представляет собой когнитивную универсалию, обеспечивающую преемственность знания и надежность его передачи из поколения в поколения. Цитирование выполняет функцию объединения «старого» и «нового» текста, «подключает» авторский текст к чужому [Кузьмина 1999]. Как отмечает большинство исследователей, фундаментальным свойством цитирования является его одновременная отнесенность к двум системам - тексту-источнику и принимающему тексту.

Н.Д. Арутюнова использует термины цитация, диалогическая цитация, цитирование. Автор пишет: «Цитация граничит с рядом сходных явлений, таких как цитирование, прямая, косвенная и несобственно-прямая речь, повторы, подхваты и переспросы, литературные реминисценции и др. Хотя граница между этими явлениями не всегда может быть проведена четко, между ними существуют различия» [Арутюнова 1988]. Эти различия определяются объемом и степенью сохранности / искаженности чужой речи, целями ее введения в текст, а также степенью и способом ее выделенности из принимающего текста. Термином «диалогическая цитация» Н.Д. Арутюнова, в частности, обозначает случаи использования реплик собеседника в иных (обычно оппозиционных) коммуникативных целях. Она выделяет три вида такой цитации: повторы и передразнивания, цитатные вопросы, контрастивное отрицание. «Цитирование» определяется автором как введение в текст фрагментов других текстов. Как подчеркивает Н.Д. Арутюнова, прагматическая ситуация цитирования вовлекает по крайней мере трех участников: говорящего (автора текста), адресата и автора цитаты [там же].

Таким образом, между цитированием и цитацией устанавливается вполне ощутимая разница: цитированием называется реальное заимствование (прямое или косвенное) слов другого человека, в то время как цитация – это стилистический прием, с помощью которого моделируют возможные, предполагаемые или желательные высказывания.

Описание форм цитирования и цитации как показателей диалогизма весьма актуально для судебного дискурса, поскольку здесь любое высказывание обязательно соотносится с другими высказываниями. Многие исследователи указывают на его принципиальную диалогичность. Кроме того для судебной речи исследование способов введения чужой речи имеет значение не только с сугубо грамматической, но и с риторической точки зрения, поскольку цитирование является формой предъявления конкретных видов аргументов.

Собственно цитирование является компонентом рациональной части аргументации и чаще всего представляет довод «авторитетная инстанция». Здесь оратор так или иначе формулирует как свою точку зрения, так и ту, с которой взаимодействует (соглашается или конфликтует). Цитация, напротив, - это элемент эмоциональной составляющей аргументации, поскольку в наглядно-образной форме формулирует только свою позицию.

Цитирование в судебной речи может принимать две основные формы:

Прямое взаимодействие предполагает непосредственный контакт высказанных мнений в неискаженном виде. В этом случае перед слушателями предстают как протекст, так и ответ в формулировках авторов.

Поскольку ораторы, выступающие в суде, разделены во времени и пространстве (судебное следствие продолжается много дней) и предполагается, что аудитория уже забыла протекст, то оппонент прибегает к цитированию. Простое безоценочное цитирование с последующим обсуждением мнения другого человека встречается в тех случаях, когда воспроизводятся мысли, не вызывающие споров.

Это могут быть слова, сказанные одним из участников процесса, что точно установлено материалами дела и не вызывает споров:

Собаку втаскивают в квартиру, он идет за ней, входит в переднюю и заявляет: "Как вам не стыдно держать такую собаку". Чтобы он сказал что-нибудь оскорбительное, из дела не видно: Данилова на это не жаловалась. (В.Д. Спасович Дело Дементьева)

Дословно цитироваться могут, кроме того, письменные документы, которые нужны оратору для подтверждения своей позиции. Ср., например, цитирование постановления французского суда по аналогичному случаю:

Осуждая виновных, ввиду их недобросовестного образа действий и старания ввести суд в обман, суд заканчивает свой приговор словами: «Правосудие, охраняя честную и законную торговлю, не может не порицать тех средств, к каким прибегают некоторые торговцы с целью привлечь к себе покупателей». (Ф.Н. Плевако Дело А. и И. Поповых)

Гораздо чаще цитирование мнения свидетеля или оппонента сопровождается оценочными суждениями выступающего. Возникает как бы оценочная рамка цитаты, которая создает соответствующее восприятие аудитории и квалифицирует цитируемую мысль как ошибочную, сомнительную, недопустимую и т. п.:

Генерал аттестует покойную с наилучшей стороны: "правдивая, честная, умная, скромная"... Так ли это? "Правдивая"? Она ему солгала, что она замужем. "Честная"? Она еще в 1903 году, живя в довольстве, взяла от Пистолькорса, бог весть за что, 50 тысяч рублей. "Умная"? В практическом смысле, да, она была не промах. Но в смысле развития она была ужасно пуста и мелочно тщеславна. Наконец, "скромная"... Об этой скромности генерал может теперь судить по рассказам инженера Фанталова... Дело ясно: генерал был очень влюблен и потому слеп. (С.А. Андреевский Дело Андреева)

Реже всего в судебной речи встречается форма цитирования, наиболее частотная в других видах дискурса, когда слова постороннего авторитетного лица приводятся потому, что в них содержится красивый образ или точная (удачная) формулировка той мысли, которую хочет выразить оратор:

Повторяю, к чему же нам его прошлое, его вкусы, его привычки, тайны его постели, его старческие связи и т. п. Кому нужна эта громоздкая декорация из совсем другой оперы — эта декорация из «Отелло», когда идет балет «Два вора»? Вот это-то и есть то, что один наш славный оратор назвал «извращением судебной перспективы»: ненужным заслоняют зрение, а главное упускают. (С.А. Андреевский Дело Мироновича)

Косвенное взаимодействие - самый распространенный тип, поскольку позволяет оратору свободно варьировать модальность, оценочность, экспрессивность и т. п. исходного высказывания. В этом случае говорящий сообщает содержание протекста своими словами. При этом суждения оппонента сообщаются в интерпретации говорящего. Аудитория уже не получает непосредственного представления о высказываниях оппонента, протекст сообщается в искаженном виде.

1) Упоминание отдельных слов или выражений, которые показались оппоненту спорными, неудачными и т. п. В этом случае отдельные слова становятся представителями протекста и могут сохранять ту же экспрессию или окрашиваться по-другому.

Два дня говорили здесь гражданские истцы, целый день говорили представители обвинения, — но улик они не разобрали. Вы постоянно слышали здесь только одно: «семь миллионов, семь миллионов, два миллиона, пятнадцать тысяч». Происходит не суд над человеком, а гражданский иск в 7 000 000 руб. — рассматривается требование гражданских истцов. (Ф.Н. Плевако Дело Московского ссудного коммерческого банка)

Сюда же относятся случаи, когда обсуждается художественный образ из речи другого человека, который становится представителем всего протекста:

Это — материал обеспеченный. В материале этом цифры и камни играют огромную роль, и свидетель, сказавший, что о злоупотреблениях в Керченском проливе «говорят не только люди, но и камни», сказал больше, чем думал сказать. (Ф.Н. Плевако Дело об искусственных авариях в Керченском проливе)

2) Пересказ чужой речи своими словами (косвенное цитирование). Здесь оратор уже не делает вид, что дословно цитирует человека, а прибегает к грамматическим конструкциям, типичным для пересказа. Эта форма взаимодействия встречается чаще всего и является самой простой и удобной. Оппонент сообщает о содержании протекста своими словами с разной степенью переосмысления. Пересказ позволяет коротко сообщить содержание даже длинного текста, кроме того эта форма особенно удачна для выражения своей оценки.

Е.А. Земская называет это явление квазицитацией (или квазицитатой) и определяет как включение в текст чужого текста в трансформированном виде [Земская 1996]. И.В. Алещанова называет все случаи функционирования недословного цитирования текстовыми реминисценциями. Ссылаясь на работу Л.П. Дядечко, И.В. Алещанова определяет текстовые реминисценции как «различные разновидности цитатной речи, основными характерными чертами которых являются имплицитность указания на источник, ассоциативная связь с текстом-основой, способность легко подвергаться формальной перестройке, зависимость интерпретируемости от тезауруса читателя» [Алещанова 2000].

Нейтральный пересказ с рациональной оценкой содержания встречается сравнительно редко, обычно таким образом оратор напоминает содержание обвинительного акта:

Обвинительный акт говорит, что все подсудимые, сидящие здесь, будучи обязаны по уставу банка управлять его делами, снабжают директора-распорядителя подробными инструкциями по исполнению всех возложенных на него обязанностей: ревизовать действие правления и поверять кассу банка, определять товары и процентные бумаги, под залог коих могут быть произведены ссуды, подробно рассматривать вопросы по операциям, выходящим из ряда текущих, и наблюдать за размером покупки и продажи бумаг, правительством не гарантированных, — некоторых из этих обязанностей вовсе не исполняли, а к другим относились до крайности нерадиво. (Ф.Н. Плевако Дело Московского ссудного коммерческого банка)

Кроме того такой прием используется с ситуации, когда оратор пересказывает слова участника процесса, с которым у него нет очевидных противоречий (это лояльный свидетель или подзащитный), например:

Сама прокуратура, ссылаясь на письма Александра Ивановича Новохацкого, доказывала только то, что Александр Иванович, заботясь о семейном деле, писал, что, по его мнению, единственное средство избавиться от врага — пока отвезти Марью Ивановну куда-нибудь подальше. Ни слова, ни намека, что это «подальше» — должно быть заточение. Он даже говорит в одном из писем, что постоянно держать сестру взаперти нельзя. (Ф.Н. Плевако Дело А. и Н. Новохацких)

Гораздо чаще встречается эмоционально-оценочный пересказ, когда оценка и есть главная задача оратора, а суть речи оппонента передается в самых общих выражениях. Поскольку анализ и оценка показаний свидетелей является основной стратегией речи судебного оратора, краткое воспроизведение, сравнение и оценка слов участников процесса встречаются чаще всего:

Начинается разговор: по мнению представителя обвинительной власти, вопрос относительно этого разговора может быть разрешен только безусловным принятием одного из двух показаний: показания офицера или подсудимого. Но защита полагает, что в этом деле весьма важно показание свидетеля, в котором не сомневается сам прокурор, мальчика Лопатина. Мальчик рассказал вещи весьма ценные: о шинели, о волосах и пр. Это все такие обстоятельства, которые приходилось слышать в первый раз. Из показаний мальчика видно, что офицеру не было нанесено оскорбление солдатом. Но если даже не дать веры показанию мальчика, то из простого сопоставления двух рассказов - рассказа офицера и рассказа солдата - для всякого непредупрежденного человека станет ясно, что правда находится не на стороне Дагаева. (В.Д. Спасович Дело Дементьева)

Сюда же относим «аргумент к человеку» (возвратный удар) - попытка поймать кого-либо на слове, использование сделанного оппонентом утверждения в свою пользу в случае, если в нем замечено какое-то противоречие с его прежними высказываниями, убеждениями или с его поведением, образом жизни. Судебный вариант этого аргумента состоит в указании на то, что слова оппонента противоречат его процессуальной роли прокурора:

Вот, наконец, он стащил у матери 800 руб. Правда, он уверяет, что стащил потому, что считал ее должной ему эту сумму за раздел, но он не отвергает, что взял тайно. Обвинитель ставит в вину Новохацким, что они заставили брата сознаться в похищении, и отстаивает право Константина Новохацкого на эти деньги. Но обвинению менее всего уместно возводить проступок в право. Не разделяя такого учения, Новохацкие оскорбились. Досадно иметь дело с похитителем, еще досаднее, когда это — свой человек, брат. Сознание, что он порочит семью, бесчестит фамилию, — раздражает. (Ф.Н. Плевако Дело А. и Н. Новохацких)

Разновидностью «возвратного удара» является и антанагога (греч. antanagoge – «противобросание») - обращение доказательства, аргумента или обвинения, произведенного оппонентом, против него; прием, когда, будучи не в состоянии опровергнуть обвинение, обвиняют оппонента в том же самом. [Филиппов, Романова 2002]

Но после всех упреков от защиты обвинению "за неосторожное обращение с фактами и за несправедливое их освещение, даже за их искажение" оставалось ожидать, что сама защита будет свободна от таких упреков, сама будет вполне осторожно обращаться с фактами, на которых она строит свои доводы... Так, казалось бы, должно было неминуемо случиться, но не так случилось на самом деле. Выслушав объяснения защиты, обвинение пришло к положительному заключению, что все брошенные ему упреки в неосторожном обращении с фактами защите следовало бы без дальних поисков сделать самой себе. (Н.В. Муравьев Дело Гартунга)

Пересказ высказываний других людей может сопровождаться оценками по поводу достоверности или недостоверности сказанного:

Я остановился, гг. присяжные, на показании свидетеля Соколова, продавая которому похищенные у Галича билеты, Дмитриева будто бы сказала, что билеты эти принадлежат Карицкому: так показал свидетель на суде. Но странно, почему ни одним словом не заикнулся он об этом на предварительном следствии? Между тем, из показаний г. Соколова видно, что он хорошо понимает значение того факта, о котором свидетельствует, и потому, я думаю, если бы только этот факт был в действительности, то он, сознавая его важность, непременно показал бы о нем следователю.(Ф.Н. Плевако Дело Кострубо-Карицкого)

3) Следующая ступень – пересказ не реально произнесенных слов другого человека, а типичных высказываний по определенному вопросу. Этот случай уже весьма далек от собственно цитирования, однако все-таки в его основе лежит конкретная речь конкретных людей:

С дамами пожилыми, воспитанными в старых понятиях, чрезвычайно трудно бывает рассуждать об обстоятельствах, касающихся их лично. Дама, может быть, очень благородная, очень сердобольная, но ей трудно втолковать, что право, что не право, трудно заставить ее стать на объективную точку зрения по личному вопросу, трудно дать почувствовать, что то, что не больно ей, другим может быть больно. В семействе Даниловой сложились, вероятно, такого рода представления: собака нас не кусает, на нас не лает; невероятно, чтобы она могла кусаться и пугать кого-нибудь. Собака невинна, а люди, которые возводят все это на нее, кляузники. Данилова никого не зовет к мировому судье, почему же ее зовут? Это кровная обида. (В.Д. Спасович Дело Данилова)

4) Предупреждение - прием, состоящий в том, что оратор, прогнозируя возражения слушателей, сам выдвигает от лица оппонента эти аргументы и опровергает их. Здесь, конечно, уже нет реального взаимодействия текстов, поскольку протекст моделируется самим выступающим. Это сугубо риторический прием, к которому прибегает оратор, когда он хочет нейтрализовать типичные замечания, предотвратить возражения и вопросы.

Андреев имел полное право считать себя счастливым мужем. Спросят: "Как, мужем? Да ведь Левина почти 14 лет была у него на содержании." Стоит ли против этого возражать? В общежитии, из лицемерия, люди придумали множество фальшиво возвышенных и фальшиво презрительных слов... (С.А. Андреевский Дело Андреева)

Этот прием интересен тем, что дает возможность оратору высказать возражения в удобной для него форме и не допустить высказывания этих возражений в форме, приемлемой для оппонента.

Таким образом, во всех вариантах, кроме прямого цитирования, здесь можно видеть интерпретацию сказанного процессуальным противником и свидетелями, которая нужна оратору, чтобы лишний раз транслировать и ретранслировать присяжным нужные ему идеи, чтобы проникнуть в сознание слушателей, вызвать их на диалог, для активизации необходимых оратору смыслов.

В отличие цитирования, цитация (лат. sermocinatio) – это моделирование в форме прямой речи предполагаемых разговоров.

На особую роль цитации для судебной речи указывал П.С. Пороховщиков: «Разговоры, просьбы, убеждения участников судебной драмы, предшествовавшие и следовавшие за событием, лишь в незначительной доле бывают достоянием суда. Между тем передать вполне понятным образом чужое чувство, чужую мысль несравненно труднее в описательных выражениях, чем в тех самых словах, в коих это чувство или мысль выражено непосредственно. Последний способ выражения и точнее, и понятнее, и, главное, убедительнее для слушателей. Я говорю: любовник указал жене на удобный случай отравить мужа. Присяжные слушают и думают, что это могло быть и могло не быть. Опытный обвинитель скажет: я не слыхал их разговора, но нам нетрудно догадаться о его содержании. Она, женщина, колеблется, он, мужчина, решился твердо и настойчив в своем решении. "Иди, - говорит он, - порошок на полке, муж задремал; проснется и сам выпьет; я пойду в кухню, чтобы не вышла в спальню сиделка." Перед вами в немногих словах передана вся картина отравления, и, если предположение о подстрекательстве уже обосновано оратором, присяжным кажется, что они слышат не его, а самого подсудимого на месте преступления. Этот прием незаменим, как объяснение мотивов действия, и как дополнение характеристики, и как выражение нравственной оценки поступков того или другого человека» [Сергеич 1988: 61-62].

Этот прием является характерной чертой именно судебной речи. Исследователи других видов дискурса отмечают его непродуктивность. Так С.А. Чубай пишет: «Воспроизведение гипотетической речи избирателей, коллег (депутатов, политиков), военных, чиновников является наименее частотным способом введения в монологический контекст чужого слова, приводящим к созданию внутренней диалогичности ТПР» [Чубай 2007: 150].

Среди форм цитации в судебных речах встретились следующие:

1) Воспроизведение разговоров, не имевших места в действительности, но которые могли бы быть при определенных условиях, например:

Есть люди, о которых, не зная, как они поступили в данном случае, можно сказать наверное: "Я знаю этого человека, он честен, он не мог украсть". То же самое можно сказать относительно Дементьева (В.Д. Спасович Дело Дементьева)

2) Воспроизведение предполагаемой внутренней речи одного из участников событий:

Вот, порешив посетить таинственную квартиру и тем привязать Бартенева к жизни, Висновская представила себе сцену, которая должна выбросить у Бартенева мысль о смерти и обеспечить ее от принятия на душу греха за чужую жизнь. Она несла ему его револьвер с целью возвратить его и выразить уверенность, что теперь он будет жить, ибо причины, наводящие на самоубийство, устранены. «Но ведь и он будет требовать от меня доказательств, что я нашла в союзе с ним интерес к жизни и изгнала мечты о смерти. Вот я отдам ему мои яды, как доказательство, что наши невзгоды миновали». (Ф.Н. Плевако Дело Бартенева)

Причем возможны случаи, когда эта внутренняя речь позиционируется как невозможная в действительности:

Между тем предполагают, что в ту минуту, как Дементьев получил удар, за которым грозили последовать другие, он совершил в уме следующий ряд силлогизмов: «Офицер меня обидел, надо отомстить офицеру. Как ему отомстить почувствительнее? Что у полка знамя, то у офицера эполет, погоны — символ чести. Сорвать погоны самое чувствительное оскорбление: дай-ка я сорву с него погоны, а потом подумаю, как спастись, если до того времени меня не зарубит мой противник, который может искрошить меня, как кочан капусты». Вот какие соображения должны бы были быть у него, если бы он решился сорвать погоны и привел в исполнение свое намерение. Но это психологическая невозможность. (В.Д. Спасович Дело Дементьева)

3) Воспроизведение разговоров, которые, по мнению оратора, имели место в действительности, но при которых никто из посторонних не присутствовал, поэтому за точность их поручиться нельзя. Здесь оратор в наглядной форме представляет сцену для того, чтобы ярче показать характеры участников. Именно этот вариант наиболее актуален в судебной речи:

Можно себе представить эту сцену, так: в разговоре о смерти, в сотый раз повторяя свою любимую тему, Висновская сказала ему: «Если любишь, убей меня и докажи любовь». Раб ее слов сейчас же поднял на нее револьвер. Эта решимость взволновала ее, но так как она была вызвана ее приказом, а не была неожиданной выходкой, то Висновская и не кричала, и не звала на помощь. (Ф.Н. Плевако Дело Бартенева)

4) Воспроизведение слов, которые должен сказать один из участников процесса (то есть, в отличие от всех предыдущих случаев, не предполагается, что подобные слова были кем-то в реальности произнесены, оратор рекомендует, советует сказать их в определенной ситуации в будущем):

Подготовив мужа издалека (о чем я уже говорил), она бы могла искренно и с полным правом сказать ему: "Миша, со мною случилось горе. Я полюбила другого. Не вини меня. Ведь и ты пережил то же самое. Жена тебя простила. Прости же меня и ты. Я тебе отдала все свои лучшие годы. Не принуждай меня быть такой же любящей, какой ты меня знал до сих пор. Это уже не b моей власти. Счастья у нас не будет. Отпусти меня, Миша. Ты видишь, я сама не своя. Что же я могу сделать?" (С.А. Андреевский Дело Андреева)

5) Наконец, в заключение следует упомянуть форму, которая практически выходит за границы цитации, поскольку здесь не воспроизводится какая-либо речь, а только рисуется картина разговоров:

Но человек, который ей отдаст себя, который соединит свой путь с ее путем, должен, будет принести страшную жертву, — он должен будет примириться с тем, что ее прошлое омрачено, что сзади него там, где-то, ведомый или неведомый ему, живет человек, надругавшийся над его женой, смертельно оскорбивший ее, замаравший ее когда-то непорочное имя. Сумеет ли избранный простить? Как перенесет он часы признаний, которыми ей придется отравить первые же дни их счастья? И если он, по-видимому, все простит ей, действительно ли он примирится с пережитым, и оно, вопреки его словам и, может быть, даже клятвам, не будет носиться перед ним, отравляя дни их семейного мира? Может быть, не раз, не два, слушая ее полные любви и ласки речи, он будет сравнивать их с теми, что расточала она другому, отдаваясь ему, как жертва, и сложное чувство ревности и оскорбленного самолюбия исказит его черты... Такие думы заставляли ее считать неисполнимым ее право на светлый семейный очаг, унижали ее в ее собственныx глазах. (Ф.Н. Плевако Дело Бартенева)

Литература

Алещанова И.В. Цитация в газетном тексте: На материале современной английской и российской прессы : Дис. ... канд. филол. наук. – Волгоград, 2000.

Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. - М: Наука, 1988.

Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. – М.: УРСС, 2005.

Блумфилд Л. Язык / Под ред. М.М. Гухман. – М.: УРСС, 2002.

Земская Е.А. Цитация и виды ее трансформации в заголовках современных газет // Поэтика, стилистика, язык и культура. Памяти Татьяны Григорьевны Винокур. - М., 1996.

Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессе эволюции поэтического языка: Автореферат дисс… докт. филол. наук. – Екатеринбург, 1999.

Сергеич П. Искусство речи на суде. - М.: Юридическая литература, 1988.

Филиппов, А.В., Романова Н.Н. Публичная речь в понятиях и упражнениях: Справочник. - М., 2002.

Чубай С.А. Диалогичность современной политической рекламы: Дисс… канд. филол. наук. – Волгоград, 2007.