Право/1.История государства и права

К.ю.н. Романенко В.Б.

Таганрогский институт управления и экономики, Россия

Влияние теории естественного права на концепцию разделения властей

Построенные по территориальному принципу государства европейского континента изначально были абсолютистскими. Началом всего государственного права был монарх: он мог устанавливать законы, формулировать их, переформулировать, отменять, а также и нарушать. Он был независим от права, он властвовал «абсолютно». Не он подчинялся праву – право подчинялось ему. Он, мог, например, по своему желанию провозгласить религиозную толерантность, а мог – как во Франции в 1685 г. – взять это разрешение обратно.

Теория естественного права усматривала противоречие между этой стоящей над правом властью и постулатом, согласно которому человек – уже потому, что он человек, – должен обладать правами. Это положение брало свои начала в правовых идеях стоической философии и в развитых Цицероном нормах jus gentium, однако политическую динамику оно получило лишь в начале эпохи Нового времени, причем в теории международного права – прежде всего, в трудах Франсиско де Виториа (1483–1546) Франсиско Суареса (1548–1617) и Гуго Гроция (1583–1645).

Политическое значение этой идеи объяснялось необходимостью развития отношений с американскими индейцами, турками, индийцами и т.д. – отношений, которые должны были базироваться на взаимном признании.

Подобно тому, как правовые идеи времен Античности предполагали, что человек должен быть субъектом права не только как гражданин полиса, выдвигалась мысль, что человек является субъектом права не только потому, что он – подданный государства и член церкви.

Из теории международного права эта идея перекочевала в теорию государственного права; причиной этому были, прежде всего, постоянные гражданские войны на почве межконфессиональной вражды. Эпоха политического просвещения базировалось на теории естественного права. Эта эпоха перестроила теорию естественного права в трех аспектах.

Во-первых, политическое просвещение сделало ее универсальной, отделило от права средневекового государства.

Во-вторых, универсализируя эту теорию, оно одновременно эмансипировало ее от церкви: для признания человека в качестве правового субъекта не имело отныне значения, принадлежит ли он к церкви или нет, христианин ли он или же еретик.

В-третьих, оно динамизировало естественное право: отныне оно не только узаконивало борьбу против тиранического вырождения – за восстановление старых, добрых законов, но, в значительно большей степени, становилось движущей и преобразующей силой для действующих правовых нормативов с целью приближения их к принципам свободы и равенства; по сути, оно стало движущей силой демократической революции и последующих правовых реформ в рамках демократических государств.

Основным вопросом политического просвещения был вопрос о том, при каких условиях люди могли бы жить мирно и дружно. Ответ гласил: если они перейдут в правовое состояние, т.е. если люди и государства взаимно признают друг друга как равноправные субъекты права и подчинятся общим для всех правовым нормам.

Теоретики эпохи раннего Просвещения (XVII в.) не могли еще позволить себе поставить под вопрос сам принцип абсолютизма. Вместе с тем они обосновывали законность государства неким воображаемым государственным договором, с которым были бы согласны все, поскольку он обеспечивал необходимый минимум мира и закона.

Однако в такого рода государствах существовали бы лишь односторонние обязательства властителей по отношению к их подданным, обязательства, которые не уравновешивались соответствующими правами подданных. Такие обязательства не носили правового характера, это были скорее требования морального характера, базировавшиеся на традициях, нравственности, религии или же на естественном праве.

В принципе, однако, было возможно выйти за пределы этих рамок и обосновать правовой характер этих обязательств идеей, согласно которой человек – уже потому, что он человек, – может претендовать на признание в качестве субъекта права.

Хотя формально это естественное право и признавало абсолютизм, оно лишало его внутренней сути и незаметно, а возможно, даже и неосознанно возводило изнутри этого обветшавшего здания новые стены, которые, когда старый фасад абсолютизма рухнул, смогли стабильно нести на себе груз государства.

Французский философ Жан Боден (1530–1596) выразил позиции нарождающейся буржуазии, стремившейся преодолеть феодальную раздробленность. Он выступил как сторонник монархического государственного суверенитета.

Защищая королевский абсолютизм, Ж. Боден считал, что только в монархии суверенитет находит свое наилучшее воплощение, охраняя в государстве законность, порядок и мир, так как над всеми его институтами стоит «беспристрастный» монарх, примиряющий противоположные интересы.

Однако Ж. Боден отмечает, что величие верховной власти теряется, если она занимается несвойственными ей функциями, т.е. не только один король своими декретами осуществляет управление страной.

В частности, Ж. Боден предостерегает монархов от вмешательства в осуществление правосудия или в мелкие дела управления, ибо чем больше государь распространяет действие своей власти, своих прав, тем значительнее уменьшает свою силу и авторитет. Кроме того, он считал, что если судебную деятельность будет осуществлять законодатель, то исчезнет беспристрастие, смешается справедливость и милость, соблюдение закона и произвол и стороны в суде будут лишены твердых гарантий своих прав.

Но очень скоро абсолютизм потерял свою прогрессивность и стал глубоко реакционной силой, сковывающей развитие возникающих в недрах феодализма новых капиталистических отношений. Перед буржуазно-демократическими движениями встали такие задачи, как борьба с деспотизмом королевской власти, ликвидация феодальных пережитков, необходимость гарантировать неприкосновенность частной собственности.

Мыслители формирующейся буржуазии в своих учениях с новых позиций исследуют правовую природу государственной власти и обосновывают необходимость строгого разграничения основных направлений деятельности государства.

Джон Лильберн (1614–1657) – идеолог демократических слоев английской буржуазии – характеризовал государство как зло, которое надо обуздать для обеспечения «прирожденных» прав и свобод человека. Чтобы гарантировать законность и предупредить возможные злоупотребления в государстве, Дж. Лильберн предлагал разделить власть на законодательную, исполнительную и судебную. И только когда эти власти будут осуществляться различными органами и лицами, можно уничтожить произвол и обеспечить прочность самого управления.

Дж. Лильберн не допускал, чтобы законодатели были одновременно и исполнителями закона, хотя вместе с тем считал, что только парламент, выражая интересы народа, должен обладать законодательной властью и осуществлять контроль за деятельностью администрации.

По мнению Дж. Лильберна, депутаты и должностные лица не должны вмешиваться в отправление правосудия или формирование судебных органов, а избирать суд присяжных может только сам народ.

«Народ, – говорил Дж. Лильберн, – есть источник всякой справедливой власти». Он понимал народ как всех полноправных граждан, обладавших определенной собственностью, т.е. главным образом как «третье сословие», буржуазию, выражавшую в то время настроения широких слоев трудящихся. По его словам, не только правительство и суд, но и парламент должен быть слугой народа.

Поэтому разделение властей у Дж. Лильберна направлено не на разделение суверенитета между различными классами, а на обеспечение народовластия и предотвращение узурпации власти одним каким-либо учреждением или отдельным лицом.

Но передовые идеи буржуазных демократов так и не были претворены в жизнь. Укрепляя свои позиции в борьбе за политическую власть, буржуазия отошла от сотрудничества с народными массами и склонилась к компромиссу с либеральным дворянством путем дележа политических привилегий.

Особенное значение имело развитие теории естественного права Самуэлем фон Пуфендорфом (1632–1694), прежде всего его учение о том, что долг государя – признавать человеческое достоинство его подданных.

Во-первых, идея достоинства человека базировалась отныне не на его принадлежности к тому или иному сословию и не на его заслугах, а на том, что он – человек. И если уважение этого достоинства – долг, то, следовательно, все люди заслуживают равного уважения.

Во-вторых, к достоинству человека принадлежит то, что он в рамках своих обязанностей и в зависимости от внешних обстоятельств получает возможность для свободного самоопределения, позволяющего ему наилучшим образом развить свои индивидуальные способности.

Долг государя уважать достоинство подданных означал в XVII в. прежде всего новое требование, а именно: уважать их убеждения и проявлять терпимость к их религиозной принадлежности. И сверх того: соблюдать действующие правовые стандарты, в особенности же не допускать произвольных арестов и преследований.

После того как правовая идея равенства и свободы таким способом проникла в абсолютистское учение об обязанностях, последовало, в-третьих, что достоинство человека сделало необходимым признание его правового положения: из объекта обязанностей монарха человек становится субъектом права.

Так возникло правовое учение, в котором обязанностям государей соответствовали наконец-то права человека: право на равенство, свободу и самоопределение. И это естественное право требовало логического завершения в праве государственном: разделения властей и демократии. Речь шла о том, чтобы сделать право обязательным для монарха. Ибо он мог соблюдать права человека лишь в том случае, если он был бы обязан соблюдать правовые нормы в целом, подчинить себя праву.

Эта обязательность права имела своей предпосылкой разделение властей, которое лишило бы монарха возможности самому устанавливать правовые нормативы и поручило бы законодательную деятельность иным органам.

Однако в законодательном органе должна найти воплощение совокупная воля всех членов общества. Так права человека, разделение властей и принцип демократической репрезентации слились в одно институциональное единство, ставшее ядром демократического конституционного государства.

Эта форма государства, в различных ее вариантах – например, с монархическими, президентскими или же парламентарными формами правления, федералистскими или унитаристскими структурами и т.д., – нашла с тех пор широкое распространение в мире, прежде всего – в Европе и Америке.

Идеи разделения властей связаны с мыслителями конца XVII – начала XVIII в., хотя в литературе высказывается мнение о наличии духовных корней независимого существования судебной, законодательной и исполнительной властей в трудах Аристотеля, Эпикура, Полибия и др. и воплощении данных идей уже в практике античного мира [2, с. 99].

Известный исследователь П.Д. Баренбойм рассматривает истоки и развитие доктрины разделения властей от Ветхого Завета, т.е. отсылает к глубоким историческим корням. По его мнению, «о разделении властей можно с уверенностью говорить только тогда, когда судебная власть отделена полностью или частично от исполнительной и законодательной властей и пользуется достаточной независимостью» [1, с. 9].

Такое понимание Баренбоймом разделения властей с акцентом на независимости и первичности судебной власти подвигло автора на различение разделения властей в широком и узком смысле данного понятия.

Разделение властей в широком смысле означает «формирование и последовательное проведение принципа разделения судебной власти с властями исполнительной и законодательной, независимость суда и подсудность главы исполнительной власти». В узком смысле разделение властей понимается как структурно-функциональное разграничение каждодневной деятельности исполнительной и законодательной властей.

Литература:

1. Баренбойм П.Д. 3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера. М., 2005.

2. Омельченко О.А. Всеобщая история государства и права: учебник: в 2 т. М., 1998. Т. 2.