Гуськова  Ольга Валентиновна.

                                 Московский институт лингвистики.

                     ГРАФИЧЕСКОЕ СЛОВО  В ОБЩЕЙ ТЕОРИИ

                                              ЯЗЫКА

                         (ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА ПРОБЛЕМУ).

      Совершенно очевидно, что тема графического слова  относится к числу  наиболее важных,  как для частных отраслей общего языкознания, так и для теории языка в целом.   Несомненно, однако,  и то, что связанные с ней вопросы , несмотря на пристальный интерес к ним ученых-языковедов, своего однозначного решения   так и  не получили. Главной причиной научных «блужданий» вокруг рассматриваемой проблемы следует, по-видимому, считать отсутствие единой четкой дефиниции самого слова  в общелингвистической теории, где это понятие  имеет не вполне однозначное содержание. С такой же, как раньше, актуальностью звучит высказывание Ф. де Соссюра о том, что «до сих пор в области языка всегда довольствовались операциями над единицами как следует не определенными»[4, с.133].

      В языковедческой науке  ставятся      задачи    определения слова, его отграничения, с одной стороны, от морфемы, с другой стороны – от словосочетания и предложения; обсуждаются  возможные критерии  выделения слов. В  понятийном аппарате общего языкознания  появляются слова   лексические, грамматические, синтаксические, фонетические, графические   и другие со взятым в качестве исходного тем или иным аспектом освещения слова. Подобное  многообразие терминов, однако, вызвано, как представляется,  отнюдь не методологической необходимостью комплексного многоаспектного  изучения сущности такого   феномена , как слово. Гораздо в большей степени  оно   является   свидетельством  неустоявшейся терминологической практики, отсутствием четкого объекта  лингвистического анализа.

             Терминологическая инфляция  слова в общей теории языка не позволяет  ответить прежде всего на вопрос о том, считать ли  дефинируемый как слово лингвистический  объект    единицей языка или  речи.. Лишь в весьма  немногочисленных случаях можно предположить, что речь идет все же не о языковых, а речевых единицах.  См, например, определение  фонетического  слова  как  отрезка  текста, выделяемого  по каким-либо фонетическим признакам, например, объединяемого  одним ударением, сферой действия сингармонизма и  прочее; графического-как отрезка текста между пробелами.

      В целом же слово в общей теории языка чаще всего выступает как  знак одновременно языкового и речевого характера. Под понятие формы при этом попадает преимущественно лишь акустический (фонетический) облик слова, оставляя открытым вопрос о том, можно и нужно ли относить к его «материальному» выражению форму графическую. Вниманием, прежде всего именно к звуковой «материи» слова объясняются такие высказывания о нем как о «слиянии концептуального и фонического аспектов»; о «единстве звучания и значения» и т.д. [1, с.8].

        Изложенная выше позиция, в действительности, восходит к соссюрианской концепции двусторонней психической сущности знака, возникшей собственно при анализе слова. Вслед за Ф.де Соссюром многие филологи рассматривают знак как некоторое единство звучания и значения.   Нерешенность проблемы графического слова поэтому во многом  объясняется также приоритетным  вниманием языковедческой теории  к анализируемому в артикулированной речи слову  акустическому.

            Общеизвестно, что первичной формой материального выражения мысли, служащей в дальнейшем для целей общения (коммуникации), была система звуковых сигналов. Действительно, «для того, чтобы обобщенный инвариантный образ (языкового знака), выступающий в нашем сознании в виде представления, или трудно от него отличимого понятия, мог выступать как элемент человеческой речи, он должен быть выражен звуковым комплексом. Без этого условия нет номинации».[3,с.151.] К так называемым техническим средствам объектирования тех или иных понятий в нашем сознании относятся, однако, наряду с фонетическими и графические средства языка также. Реализация в речевом потоке того  или иного номинативного знака  достигается  в том числе и общением при помощи письма .

  Научно доказано, что «человек легко произносит только привычные звуки в их привычных сочетаниях»[2,с.3-5]. Необходимым добавлением к вышепроцитированному высказыванию Ашмарина Н.И. должно, на наш взгляд, стать то, что возможность с аналогичной легкостью писать для носителя того или иного языка становится реально осуществимой равным образом  благодаря привычным для него знакам алфавита в их  привычных сочетаниях.

       Проблема  выбора объекта исследования в случае графического слова совсем не является надуманной, как это может показаться на первый взгляд. Уверенность в правильности получения сведений о слове параллельным анализом фактов речи звучащей и письменной подкрепляется выдвинутыми такими учеными как А. А. Шахматов, Л. В. Щерба и некоторыми другими, к сожалению, так и не получившими должного отклика требованиями составления идеальных грамматик и словарей на основе всего сказанного и написанного.  Еще раз хотелось бы отметить в этой связи необходимость корректной   формулировки самой проблемы слова,  означающей более или менее правильный выбор последующего направления его исследования.

                                               Литература.

1.Абрамян Л.А. К вопросу о языковом знаке. //Вопросы общего языкознания. - М., 1967 №1.

2.Ашмарин Н.И. О морфологических категориях подражания в чувашском языке. Казань, 1928.

3.Кондратов А. Моделирование фонологических систем и методы их сравнения. М-Л., 1966.

 4.Соссюр Ф.де.  Курс общей лингвистики. М., 1933, с. 133.