Д.ф.н. Шихардин Н.В.

Курганский государственный университет, Россия

И дольше века длится жизнь (к 100-летию со дня рождения Роже Гароди)

Философская концепция Роже Гароди (р. 17.07.1913г.) – сплав эмоционально-личностного переживания и рационально-академического познания, поведенческое воплощение мировоззренческих установок, делающее творческое философствование индивидуально неповторимым актом. Гароди многое начинал заново, но никогда с чистого листа или под чужим давлением.

В 1937 году Гароди, участвуя в Конгрессе французского философского общества, в числе своих наставников называет Г. Башляра, А. Лефевра и А. Валлона. В том же году он признается Р. Роллану в стремлении присоединиться к миссии Жана-Кристофа: связывать великие жизненные силы. Гароди сохранит письмо писателя с напутственными словами: «Нигде эта миссия не желательна так, как между религиозными силами деятельной любви и силами социальной веры и действия…Гармония наиболее прекрасна тогда, когда она устанавливается между диссонансами» [2; 58].

Вторую мировую войну Гароди встречает солдатом, а заканчивает в лагере для политически неблагонадежных в Алжире, где долгие месяцы опорой ему служили Библия и гегелевская «Наука логики».

После войны начинается блестящая политическая и научная карьера Гароди, еще в 1933 году вступившего в ФКП. Он становится депутатом Парламента, осуществляет издательские проекты партии, сотрудничает с цветом французской культуры: Л. Арагоном, П. Элюаром, П. Пикассо, Г. Гадамером, Ле Корбюзье, А. Матиссом. Но все с большей силой его влечет философское осмысление мира. Стремление удержать «оба конца одной цепи» становится решающим в эволюции его идей, определяя диапазон интересов.

В 1949 году после посещения Ватикана появляется книга «Церковь, коммунисты и христиане», в 1952 – публицистический памфлет «Грамматика свободы», а в 1953 году он получает докторскую степень за работу «Материалистическая теория познания». И хотя впоследствии Гароди запретил переиздание своих ранних работ, ими начинается тот период его жизни и творчества, который он сам определил не просто как коммунистический, но как советский [4]. В качестве корреспондента «Юманите» Гароди пробыл в Москве около года и в 1954 году стал первым французом, защитившим докторскую диссертацию в Институте философии АН СССР.

Гароди никогда не оправдывал впоследствии свои заблуждения, он признавался, что сталинский догматизм был принят без всякого навязывания, поскольку догматичной была сама позиция борца с абсолютным злом, а значит, защитника абсолютного добра, при которой логика классовой борьбы приводила к сведению классового духа к одной составляющей: дисциплинированности [9; 9].

ХХ съезд заставил Гароди содрогнуться морально. «Инквизиция – дочь догматизма»: как только на вооружение берется миф абсолютной истины, трансцендентной людям, которые творят ее своей историей, неизбежно рождается авторитаризм и методы навязывания этой истины сверху. Гароди не одобряет стремления слишком быстро «перевернуть страницу», избежать справедливого распределения ответственности, не потребовав проведения анализа причин последующего ослепления. Немногие в коммунистическом движении занимали тогда столь последовательную позицию.

В конце 1990-х годов в интервью, данном Люку Мишелю, Гароди заметит, что о любых вещах следует судить с исторической точки зрения. «Я считаю, – добавляет он, – что с человеческой точки зрения сталинизм стоил нам очень дорого, но нужно также сказать и о том, что если Европа сегодня свободна, то это благодаря Сталинграду» [12].

Возглавляя Центр марксистских исследований при ЦК ФКП, Гароди становится все более открытым для диалога с представителями иных течений философской мысли. Книга «Перспективы человека» (1959 г.), на страницах которой слово было представлено Ж.-П. Сартру и Г. Марселю, становится первым шагом на этом пути. Марксизм, по мнению Гароди, не должен проходить мимо анализа субъективности и морального выбора в экзистенциализме, его критики тоталитаризма и бюрократизма, но вряд ли найдет в нем основания для эффективной политической деятельности.

Гароди участвует в организации встреч теологов и марксистов, объединенных темой «христианская гуманность и марксистский гуманизм», и не только во Франции, но и в Германии, Австрии, Канаде, США,.

В конце 1960-х годов Гароди выходит на новый уровень определения методологических оснований социально-философского анализа, и произошло это не вопреки марксизму, через интеллектуальное сопротивление, а благодаря «возвращению» к нему. В характере этого «возвращения» обнаруживается философская маргинальность Гароди. С одной стороны, оно вписывается в научную парадигму, присущую в середине 1950-х – 60-х годов советской философской школе в лице ее наиболее критических представителей. С другой, это путь западного марксиста, которому степень философской и человеческой свободы позволила еще в 1960-е годы определить свое отношение к ленинизму, разграничив в нем философское и политическое содержание, и перейти от гносеологической проблематики к социальной, соотнеся ее с более широким историческим контекстом, чем это дозволялось идеологизированным марксизмом.

Восстановить «живую мысль Маркса», означало для Гароди, во-первых, очистить ее от всех разновидностей «переосмысливания», делающих марксизм «не программой и средством переделки мира, а просто еще одной интерпретацией мира в числе прочих, а сам мир оставался бы при этом и впредь таким, каков он есть» [8; 6]. Во-вторых, покончить с догматическими извращениями, низводившими его на «инфантильную ступень докритической философии» [8; 7]. В-третьих, преодолеть сопротивление тех, кто отвергает любые попытки дополнить марксизм идеями субъективности и трансцендентности.

Специфика пройденного пути «назад к Марксу» в том, что он начался с пересмотра гносеологических позиций, анализа проблемы субъект-объектных отношений, в первую очередь, в творчестве Фихте. Через фихтеанское прочтение Маркса Гароди ищет возможность создать теорию субъективности, которая не была индивидуалистической, и теорию трансцендентности, которая не была бы докритической и отчужденной.

Хотя освобождение от догматизма начинается у Гароди со сферы гносеологии, последствия этого процесса сразу же проецируются в его социально-философскую концепцию. Центральное место в ней занимает идея человеческой активности, понятой как революционный выход за пределы существующих реалий, с точки зрения которой марксизм – не историческая онтология, а методология исторической инициативы. «Магический круг, замыкавший нас в нашей обособленной гордой уверенности, – пишет Гароди, – был разорван. Нужно было научиться законам диалога, критического усвоения того, что немарксисты привносят в общую сокровищницу мысли» [7; 72]. Однако в процессе решения данной задачи обнаружилось, что партийная принадлежность все сильнее не совпадает с его мировоззрением, это стало очевидно после публикации книги «Большой поворот социализма» (1969 г.). Сам автор оценивал ее как поиск нового подхода к анализу современности.

Поскольку многие из идей, выдвинутых Гароди в этом поиске, предполагали политические выводы, аналогичной была и их критика, – в 1970 году Гароди был исключен из ФКП. Преодоление догматизма гносеологического привело и к избавлению от политического доктринерства. Ретроспектива позволяет увидеть в ревизионизме Гароди не просто уклонение от официальной партийной линии, но и форму критики и самокритики в его творческом методе. Сам Гароди в начале 1970-х рассматривал ревизию как способ обновления марксизма, возвращения к аутентичному марксизму. Гароди писал: «Нужно признать закономерное разнообразие внутри марксизма… Признание этого разнообразия и его закономерности является условием реального единства» [3; 51].

Гароди, безусловно, ревизионист, если понимать ревизию в философском плане как общепринятую научную процедуру, но он никогда не был оппортунистом, меняющим теоретические и политические позиции в зависимости от конъюнктуры.

Объектом ревизии становится оценка как теологических, так и социальных функций религии. Если одна из первых публикаций Гароди – исследование по истории Ватикана, представляла собой типичный образец марксистской атеистической литературы 1950-х годов, то под впечатлением Второго Ватиканского собора появляется книга «От анафемы к диалогу». В ней четко сформулировано представление о позитивном вкладе христианства в мировую культуру, в том числе в марксизм: «чем именно марксизм как мировоззрение, выработавшее методологию исторической инициативы, обязан христианству как религии абсолютного будущего, и каков вклад христианства в раскрытие двух существенных измерений человека: субъективности и трансцендентности» [11; 54].

В «Альтернативе» (1972) Гароди еще избегает ответа на вопрос: христианин ли он?, но через три года в «Исповеди человека» он напишет, что вера – это отказ от индивидуалистического замыкания в самом себе [7; 145-146], отвергнуть эту веру значит отказаться от свободы. Этот путь был серьезным испытанием для Гароди, столько лет исповедовавшего атеизм и обнаружившего, что в душе он христианин и, может быть, никогда не переставал им быть.

Тем не менее, это признание не стало некой завершающей точкой воззрений французского философа, началом нового «догматического периода». Гароди подчеркивает, что никто не вправе «выдавать свои вопросы за ответы, свое стремление за реальность… моя жажда не доказывает наличие источника» [9]. Такая позиция вытекает, по его мнению, из самой сути марксизма, ибо он является диалектическим учением, а не сциентистской утопией. Диалог как инструмент познания, наиболее соответствует этой позиции.

Начиная диалог, Гароди определял его цель прагматично: «выявить основные линии, по которым развивается христианство, и … раскрыть с марксистской точки зрения без снисхождения и без стеснения, но и без сектантства причины наших расхождений и условия сближения между нами» [6; 66]. Однако его резюме было куда более эмоционально: исторической трагедией и огромной потерей времени для всего человечества может обернуться сохранение конфронтации марксизма и религии. «Марксизм оказался бы обедненным, если бы Святой Павел, Святой Иоанн Креститель или Паскаль стали для него чужими». Но и христианство оказалось бы обедненным, если бы для него стал чужим марксизм» [6; 75].

Диалог с теологами стал подтверждением окончательного выхода Гароди за пределы марксизма. Он не ссылается на Маркса, не демонстрирует приверженности классовому подходу, разрывает прежние гносеологические и онтологические «узы», но аксиологическая доминанта марксизма – гуманизм по-прежнему определяет характер его философских исканий.

Если диалог христиан и марксистов был встречей «людей Запада», то в конце 1970-х годов Гароди делает следующий шаг: в центре его интересов оказывается диалог цивилизаций, диалог с незападными культурами. Его исходной точкой становится уже не разные мнения об одной и той же конкретной действительности, а сама эта действительность, точнее, проблемы, которые она ставит.

Следует подчеркнуть, что Гароди, посетивший десятки стран на всех континентах, знал «радость общения» с людьми других культур. Он встречался со студентами МГУ, арабских и американских университетов, с испанскими антифашистами и хиппи, с молодежью кибуцев и крестьянами Египта. Гароди был лично знаком со многими государственными деятелями: со Сталиным и Хрущевым, с Д. Кеннеди и Ш. де Голлем, с Ф. Кастро и имамом Хомейни, с лидерами стран третьего мира: А. Бен Белла, Г.А. Насером, М.Р. Пехлеви, Д. Ньерере. В 1949 году он посещает 14 стран Латинской Америки. Гароди жил в племени гуро в Береге Слоновой Кости и в племени бассар в Сенегале, когда снимал фильм «Черный Дионис». Его перу принадлежит книга о философии танца, написанная под впечатлением путешествий по островам Юго-Восточной Азии.

Диалог цивилизаций понимается Гароди как альтернатива различным проявлениям догматического подхода к историческому взаимодействию народов и культур, прежде всего к интегризму. Эта проблема была представлена в своеобразном цикле работ, опубликованных в 1980-е – 90-е годы, одна из них так и называется «Интегризм». В ней обосновывается мысль, что фундаменталистский интегризм – это колониализм, навязывающий себя всему миру, не только в экономическом плане, но и в политике, культуре, религии. Другая книга «Нужен ли нам Бог?», предисловие к которой написано теологом Леонардом Кофом – противником христианского интегризма. В книге «Величие и упадок ислама» Гароди говорит об исламизме как болезни ислама. И наконец, «Основополагающие мифы израильской политики» – книга о сионистском интегризме, которая привела Гароди на скамью подсудимых. Следует, однако, отметить, что Гароди четко разводит иудаизм как религию, к которой относится с большим уважением, и сионизм как политику, которая провоцирует конфликт цивилизаций на стыке трех континентов [10].

Одна из важнейших особенностей диалога цивилизаций в интерпретации Гароди в том, что он сам берется представлять в нем незападную, в первую очередь, исламскую культуру немусульманской публике.

Увлечение исламом было настолько велико, что Гароди покидает Европу, и в 1982 году принимает ислам. Он выступает на первом международном конгрессе мусульман европейского происхождения в Андалусии, читает лекции на форуме ведущих исламских интеллектуалов в Кейптаунском университете. В 1988 году участвует в международном проекте «Зимнего университета», организованного мусульманской общиной ЮАР.

Если в первый раз Гароди называли ренегатом товарищи по партийно-политической борьбе, хотя он не стал ни антикоммунистом, ни антимарксистом, не стал коллаборационистом, а остался участником Сопротивления колониализму и империализму; то теперь ренегата в нем увидят единоверцы, но и в этот раз, переходя в ислам, он удержит в своем мировоззрении то, что вполне умещалось в рамках новой веры. Характеризуя основные этапы своей жизни и творческой биографии в книге «Мой бег по веку в одиночку», последний раздел Гароди называет «Ислам».

Эклектичность была присуща и этому новому «крутому повороту». Получая в Саудовской Аравии премию короля Фейсала, Гароди сказал: «Я вхожу в Ислам с Марксом в одной руке и с Новым Заветом в другой, в том числе и с пророками Израиля». А несколькими годами позже он напишет, что религия, которая сможет спасти человечество от гибели, не будет ни христианством, ни исламом, ни господствующей религией, ни религией господствующих [7; 40]. Но и в этом случае Гароди не выходит за рамки гуманистической парадигмы. Во многом благодаря своему марксистскому прошлому Гароди, решая ключевую для ХХ века философскую проблему сциентизм – антисциентизм, делает выбор в пользу последнего.

Новый уровень диалога меняет стиль работ Гароди, делая его все более эссеистским и даже профетическим. Он предлагает свой проект мирового устройства, изобретает «будущее ради всех». Утопические цели теперь представляются ему наиболее реалистическими: для изменения человеческой мотивации нужна энергия утопических пророчеств и культурно-политическое мессианство. Однако идеи, которые были исходными в социально-философской концепции Гароди, обнаруживаются на всех промежуточных ступенях ее эволюции. Гароди всегда стремился к синтезу развитых альтернатив: философии духа и философии практики, сил деятельной любви и социальной активности, христианской гуманности и марксистского гуманизма, ценностей культур Запада и Востока. Недаром над его письменным столом висел рисунок, на котором Карл Маркс был неуловимым образом похож на Гастона Башляра.

Верность юношескому кредо «удерживать оба конца цепи» определила три парадокса философской и человеческой судьбы Роже Гароди. Интеллектуал, «вскормленный в коммунистическом серале» (выражение самого Гароди), смог усомниться в его догмах, перейти от ортодоксальности к гетеродоксальности, но не следует смешивать ортодоксальность и верность своим идеалам. Марксизм – это нечто большее, чем наука, он содержит некое аксиологическое воодушевление [13; 9], которое, по нашему мнению, Гароди всегда удавалось сохранить.

Парадоксальным оказался путь материалиста, нашедшего в религии возможность творческой самоактуализации и понимающего веру как «решение жить, будучи уверенным, что то, что есть, это не все» [7; 40].

Наконец, судьба Гароди – «это парадокс человека – борца, страстного, увлекающегося, наделенного сильной волей, пришедшего к признанию потребности человека в надежде: «Надежда – воинствующее решение жить, будучи уверенным, что мы не испробовали всех возможностей, если не попытались совершить невозможное» [7; 40].

Понимание незавершенности мира и человека долгие годы являлось основой оптимизма Гароди. Это оптимизм не технологического свойства и не противоположность антропологического или апокалипсического пессимизма, он проистекает из интеллектуальной силы человека, черпает свои основания из его воли.

Перефразируя самого Гароди, можно сказать, что рассмотрение эволюции его взглядов «по самому своему принципу не может быть закончено каким-либо заключением, поскольку оно имеет своей целью понять движение мысли и действия, а не ограничивать их рамками какого-то понятия или какой-то законченной системы…» [9; 158]. Можно согласиться с утверждением Гароди: «Я ни в чем не изменил своим надеждам, цель осталась прежней, но методы ее достижения стали новыми» [5; 168].

В своем философском завещании «Биография ХХ века» Гароди пишет: «Завещание обычно является конечной точкой…, но для меня ничто не заканчивается, но все начиналось» [1; 14].

Литература

1. Garaudy R. Biographie du XXe siècle: le testament philosophique de Roger Garaudy. – Р.: Tougui, 1985.

2. Garaudy R. Défataliser l'histoire. Geneve, 1973.

3. Garaudy R. Garaudy R. par Garaudy R. / Entretiens avec Glayman C. – Paris: Table ronde, 1970.

4. Garaudy R. Mon tour du siècle en solitaire. – P.; Laffont, 1989.

5. Гароди Р. Альтернатива. – М.: Прогресс, 1972.

6. Гароди Р. За возрождение надежды. – М.: Прогресс, 1971.

7. Гароди Р. Исповедь человека. – М.: Прогресс, 1976.

8. Гароди Р. Карл Маркс. – М.: Прогресс, 1965.

9. Гароди Р. Марксизм ХХ века. – М.: Прометей, 1994.

10. Гароди Р. Основополагающие мифы израильской политики // Наш современник. – 1997. – № 1 – 4.

11. Гароди Р. От анафемы к диалогу. – М.: Прогресс, 1976.

12. Беседа с Люком Мишелем http://rossia3.ru/politics/foreign/garodi.

13. Любутин К.Н. Российские версии марксизма // ХХI век: будущее России в философском измерении. – Екатеринбург: Изд-во УГУ, 1999.