*112525*

Д.и.н. Фоменко С.В.

Омский государственный университет, Россия

Об организационной перестройке

правящих партий Великобритании конца ХХ века

Поднявшаяся в мире с середины 1970-х «третья волна демократизации» породила немало работ, включая исследования таких научных авторитетов, как С.Хантингтон, Р. Даль, Р. Дикс, Л. Даймонд [3] и др. Но в них речь идёт почти исключительно о демократизации политических режимов. Между тем эта «третья волна», по крайней мере, в Великобритании, имела и ещё одно отчётливо выраженное проявление - демократизацию партий, прежде всего правящих, пусть даже иногда всего лишь внешнюю, формальную.

Ярче всего это явление проявилось в консервативной партии, которая до последнего времени тяготела к «рационально-эффективной модели»  партийной организации. Имевшая довольно рыхлое организационное строение, она выполняла почти исключительно электоральные задачи [9, с.64-65].

Известная до 1830-х годов как партия тори, консервативная партия превратилась к началу ХХ столетия в трёхъярусную  организацию с подобием массового членства, но имевшую ярко выраженный элитарный характер. Создаваемые с 1838 г. местные организации тори входили в Национальный союз консервативных и юнионистских ассоциаций (НС), сохраняя внутри него значительную автономию. Рядовые консерваторы считались членами местных ассоциаций, а не НС. Статус члена консервативной партии вообще отсутствовал. Консерваторов-парламентариев объединял Комитет 1922. Существовал также Центральный офис лидера партии с собственной сетью отделений по стране.

Несмотря на наличие постов председателя Консервативной партии, председателя НС и председателя Комитета 1922, главной в партийной иерархии была фигура лидера партии, который не избирался, а  «появлялся» в  результате согласования его кандидатуры ключевыми фигурами партийной элиты. Решения ежегодных партийных конференций носили для лидера партии сугубо рекомендательный характер; членов теневого или действующего правительства он назначал единолично. К мнению членов Национального союза лидер, конечно, прислушивался, но властными полномочиями союз не обладал. На ежегодных конференциях консервативной партии  большинство местных консервативных ассоциаций сохраняли молчание, не выдвигая никаких резолюций, либо выступали с банальными и бессодержательными предложениями [8, с.17].  Основной функцией этих ежегодных конференций была демонстрация сплочённости партийных рядов вокруг лидера.

Уловив недовольство избирателей и рядовых консерваторов господством партийных олигархов, ставший в 1963 г. лидером Консервативной партии Алек Дуглас-Хьюм встал на путь демократизации внутрипартийного режима. Он ввёл процедуру выбора лидера партии членами парламентской фракции. Претенденту на пост лидера для победы требовалось получить абсолютное большинство голосов парламентариев-консерваторов, причём с минимальным отрывом от ближайшего соперника в 15 %. При отсутствии этих условий назначался второй тур выборов, в котором могли участвовать и новые кандидаты, а при необходимости – и третий тур, но с участием только двух претендентов.

До конца ХХ в. процедура избрания лидера Консервативной партии модифицировалась ещё трижды. В 1975 г. было разрешено оспаривать пост лидера (но не более одного раза в год). С 1990 г. процедуру переизбрания лидера обязана была предварять петиция минимум 10 % парламентариев-тори с выражением вотума недоверия существующему лидеру, а с 1998 г. – такая же петиция уже 15 % парламентариев в форме письма на имя председателя Комитета 1922. Если вотум недоверия не получал поддержки большинства парламентариев, действующий лидер приобретал иммунитет на 12 месяцев. Если же набирал, - назначались перевыборы лидера, в  которых теперь участвовали все члены партии, голосующие по почте. Но к борьбе за пост лидера допускались лишь 2 кандидатуры, согласованные парламентской фракцией [1, с.71-77; 5, с.58-67].

Складывалось впечатление, что крупнейшие партии Британии с точки зрения процедуры избрания лидера и отношения к нему «менялись местами». Не Лейбористская партия (ЛПВ), определявшаяся Уставом 1918 г. как партия лиц физического и умственного труда, а буржуазная Консервативная партия демонстрировала верх демократичности. Но  уже в те же 1990-е годы разница между правящими партиями в этом плане стала сглаживаться.

Лейбористская партия, в отличие от Консервативной, с самого момента своего создания олицетворяла образец массовой партии. Образованная в 1906 г. рядом профсоюзов и социалистических организаций, она в течение первых 12 лет существования оставалась блоком ассоциированных (аффилированных) объединений, не имевшим ни программы, ни устава.

Принятая в Социалистический интернационал, партия возглавлялась национальным исполкомом (НИК), избиравшимся на партийных конференциях и имевшим председателя и генсека. Но поскольку в Палате общин фракции либералов и консерваторов возглавлял лидер, первый же председатель ЛПВ Р.Макдональд уже с 1911 г. стал именоваться лидером лейбористской парламентской фракции, а  с 1922 г. - просто лидером партии. Со временем председатель и генсек НИК значили всё меньше и меньше, и в итоге сегодня генсек является фактически клерком. (Не случайно он не избирается партийной конференцией, а просто назначается исполкомом). Ключевой фигурой партийной иерархии у лейбористов тоже стал лидер партии, избиравшийся парламентской фракцией ЛПВ [5, с.147-207].

Национальный исполком партии, однако, продолжал играть немалую роль. Такую же роль сохраняли и ежегодные лейбористские конференции.

Партийная конференция 1918 г., например, потребовала от лидеров ЛПВ разрыва правительственной коалиции с буржуазными партиями периода мировой войны, что привело к выходу министров-лейбористов из кабинета и к проведению новых парламентских выборов. Эта конференция приняла также социалистические в своей основе программу и устав, тем самым положив начало процессу социал-демократизации ЛПВ [5, с.107].

По решению этой же конференции институт коллективного членства был дополнен в ЛПВ институтом индивидуального членства, для чего стали создаваться местные (окружные) лейбористские организации. Но в 1983 г. из почти 6,5 млн. членов партии 95% входили в неё через ассоциированные организации - в основном через профсоюзы. В 1950 г. индивидуальных членов ЛПВ насчитывалось 908 тыс., а коллективных – 4 млн. 972 тыс., в 1964 г. соответственно - 830 тыс. и  5 млн. 502 тыс., в 1973 г. – 665 тыс. и 5 млн. 365 тыс., в 1983 г. 295 тыс. и 6 млн. 170 тыс., в 1992 г. – 405 тыс. и 4 млн. 685 тыс. [2, с.41; 5, с.15-16; 6, с.270].

На ежегодных национальных конференциях ЛПВ каждый делегат от профсоюза/социалистического общества или окружной  лейбористской организации имел «блоковый голос» в зависимости от числа стоящих за ним членов этих организаций. Тред-юнионы, финансировавшие ЛПВ в середине 1970-х годов на 80 %, располагали на её ежегодных конференциях в 15-20 раз большим числом голосов, нежели представители местных организаций, базирующихся на индивидуальном членстве [2, с.55; 6, с. 273].

В 1980-90-е годы эта организационная структура подверглась, однако, существенной перестройке.

Уже с 1981 г. лидера ЛПВ стала выбирать не парламентская фракция, а специальная коллегия выборщиков на специальной партийной конференции. Первоначально коллегия состояла на 30 % из членов парламентской фракции ЛПВ, на 30 % - из представителей окружных лейбористских организаций и на 40 % - из представителей «аффилированных» организаций, причём две последние категории выборщиков имели «блоковый голос». Подсчёт голосов проводился отдельно по всем 3 частям коллегии, выражался в процентах, и эти проценты затем суммировались. Для избрания лидером ЛПВ требовалось получить абсолютное большинство «взвешенных голосов». В противном случае голоса, которые были отданы претенденту, получившему наихудший результат, распределялись между первыми претендентами на пост лидера. Если пост лидера ЛПВ по какой-либо причине вдруг оказывался вакантным, претендент на этот пост обязан был заручиться поддержкой минимум 12,5 % членов лейбористской парламентской фракции. Введена была также практика оспаривания поста лидера партии, для чего претенденту требовалось получить поддержку минимум 20 % лейбористов-парламентариев и 2/3 делегатов партконференции.

После осуществлённой в 1993 г. модернизации этой новой системы выборов лидера партии около 4,5 млн. членов ассоциированных организаций получат в коллегии выборщиков столько же мест, что и примерно 270 парламентариев  и 400 тысяч членов местных партийных организаций - т.е. 1/3. При этом все члены коллегии выборщиков станут голосовать по почте по принципу «один человек – один голос» [2, с. 39-57].

Произошло так во многом потому, что начатая с 1987 г.  кампания «Пересмотр лейбористской политики» усилиями, прежде всего, Тони Блэра, ставшего в 1994 г. лидером партии, а в 1997 г. и главой лейбористского правительства, привела, с одной стороны, к полному пересмотру партийной идеологии, а с другой – к усилению в партии роли партийного и парламентского руководства.

На специальной лейбористской конференции 29 апреля 1995 г. была принята новая редакция знаменитой статьи IV партийного устава. ЛПВ стала определяться отныне как «демократическая и социалистическая» партия, нацеленная на создание «сообщества, в котором мы живём свободно, в духе солидарности, терпимости и уважения» [6, с. 274-275]. Сформулировав эту обновлённую философию лейбористского движения, руководство ЛПВ стало не только демонстративно дистанцироваться от профсоюзов, но и предприняло шаги по «девальвации» коллективного членства в партии.

Обоснованием для такого рода изменений стало, с одной стороны, то, что практически всю повседневную партийную работу вели индивидуальные члены ЛПВ (участие коллективных членов в деятельности партии ограничивалось чаще всего одной уплатой членских взносов). С другой стороны, за период с середины 1970-х годов до начала XXI в. удельный вес тред-юнионов в финансировании ЛПВ сократился с 80 до 27 % (ещё 8 % средств давали другие партийные взносы, 35 % - пожертвования компаний и частных лиц, а остальные 30 %, видимо, - доходы от издательской и другой деятельности) [1, с. 70; 2, с.57].

 

Уже в 1993 г. было проведено решение о снижении доли голосов профсоюзов на ежегодных конференциях ЛПВ до 70 %, а в 1996 г. – до 50 %. Расширив состав Исполкома партии с 25 до 32 человек, но сохранив в нём прежнюю профсоюзную квоту в 12 мест, партийные иерархи уменьшили влияние профсоюзов также в нём. Но особенно показательно то, что доля профсоюзов в коллегии выборщиков лидера ЛПВ была низведена в среднем до удельного веса профсоюзов в финансировании деятельности ЛПВ. В связи с последним возникает вполне закономерный вопрос: может ли считаться демократичной процедура, когда сила голоса кого-либо зависит от его финансовых возможностей? Не является ли это, наоборот, возвратом к недемократическим практикам прошлого, когда, например, в зависимости от суммы уплачиваемого государству налога избиратели имели на выборах разное количество голосов?

Введение в 1993 г. принципа «один человек – один голос» при избрании лидера ЛПВ, а также её НИК можно было бы считать проявлением подлинной демократизации партии, но лишь при условии, что поведение делегатов национальной лейбористской конференции и членов коллегии выборщиков связано результатами предварительного голосования в окружных и ассоциированных организациях ЛПВ. Известно ведь, что в США выборщики от штатов обязаны голосовать за того кандидата в президента страны, что набрал в их штате наибольшее количество голосов в ходе праймериз. Но в ЛПВ этого нет. Лейбористские лидеры, как, впрочем, и руководство других партии (и не только в Великобритании), по-видимому, и мысли не допускают о возможности введения таких процедур.

Не меньшее число вопросов порождает и создание в ЛПВ в 1997 г. двух новых партийных структур – Комитета общей политики и Национального политического форума, призванных, якобы, наилучшим образом координировать отношения между «руководящим звеном» партии, её исполкомом и партийной конференцией. Комитет общей политики, создаваемый на паритетных началах из представителей исполкома и правительства (реального или теневого) во главе с  лидером партии, был призван разрабатывать вопросы стратегического, программного характера, вынося их на обсуждение Национального политического форума в составе 175 представителей от всех составных частей ЛПВ.

Менее важные вопросы Комитет общей политики был уполномочен передавать на рассмотрение комиссий по выработке политики, которые создавались всё тем же Национальным политическим форумом и в которые со своими предложениями могли обращаться как индивидуальные члены ЛПВ, так и местные лейбористские организации. На основе полученных предложений комиссии по выработке политики обязаны были готовить доклады, направляемые сначала в Комитет общей политики, а из него - в Национальный политический форум. Далее эти предложения опять возвращались в Комитет, а затем перенаправлялись в исполком партии.

Формально это делалось в целях достижения максимального консенсуса в партийных рядах и для того, чтобы вопросы, включаемые НИК в повестку дня ежегодных лейбористских конференций, не вызывали резких разногласий среди делегатов [2, с. 55-56]. На практике же новые процедуры заметно ослабили роль общенациональных конференций. Уменьшилось значение и НИК партии. Исполком, являвшийся ранее своего рода противовесом «руководству партии», всё более превращался в «приводной механизм по исполнению его решений и проведению в жизнь его политики [2, с. 52].

В целом, признаком демократизации ЛПВ являлся в основном лишь допуск к избранию лидера партии окружных организаций ЛПВ и её коллективных членов и использование с 1990-х годов элементов «прямой демократии». Но опять-таки: обращение к инструменту общепартийного референдума, внешне демонстрируя демократичность механизма принятия партийных решений, выводил из компетенции ежегодных конференций важнейшие вопросы развития лейбористского движения. Эти вопросы, как правило, активно обсуждаются активистами ЛПВ и не всегда – рядовыми её членами, голосование которых часто определяется довольно случайными факторами. Именно с помощью общепартийного референдума, например, лидеру ЛПВ удалось в 1995 г. утвердить новую редакцию статьи IV партийного устава.

Сказанное по поводу общепартийных референдумов относится и к Консервативной партии (в ней их только за период 1998-2003 гг. состоялось целых три), да к референдумам вообще.  (Как здесь не вспомнить, что за 14 лет существования  Веймарского режима в Германии не удалось провести ни одного предусмотренного конституцией 1919 г. общенационального референдума, а в 1933-39 гг. Гитлер организовывал их чуть не ежегодно).

В 1998 г. 80 % консерваторов одобрили на первом общепартийном референдуме проект партийной программы «Новое будущее для Консервативной партии» с амбициозной целью создания массовой политической организации, для достижения которой предусматривалось: обеспечение организационного единства партии, её децентрализация  в пользу местных ассоциаций, демократизация процедуры избрания партийного лидера и принятия предвыборных манифестов, открытость в отношении источников финансирования... После этого последовала радикальная перестройка структуры Консервативной партии. Появился статус члена партии, в результате чего в 1999 г. руководство консерваторов впервые получило официальные данные о численности своей партии. Была создана объединённая организация с единым руководством и уставом, занявшим место прежнего неписаного свода правил.

Высшим органом Консервативной партии отныне стал Совет управления в составе представителей всех 3 частей партии. Местные консервативные ассоциации сохранили право составлять списки кандидатов в члены парламента, получили право голоса при выдвижении кандидатов в члены Европарламента, на должность мэра Лондона и др. В то же время, перейдя под контроль Совета управления партии, консервативные ассоциации поступились своей автономией. Совет «спускает» им правила проведения партийных мероприятий, нормативы набора новых членов, привлечения денежных средств и т.п.

Партийный устав дополнил традиционные ежегодные национальные конференции консерваторов новыми структурами. Ими стали весенняя ассамблея и Конституционная конвенция, в которую входят депутаты-консерваторы обеих палат британского Парламента, Европейского парламента и члены новоиспечённой Национальной консервативной конвенции [1, с.71-77; 5, с.58-67], ответственной за организационные вопросы. На каждое из данных мероприятий местные консервативные ассоциации посылают своих представителей, но они не имеют статуса делегатов. Предложения о повестке дня всех 3 конференций местные ассоциации вносить могут - через некий Форум консервативной политики, но утверждением повестки занимаются специальные партийные комитеты. Таким образом, при некоторой внешней демократизации Консервативной партии механизм принятия в ней решений (сверху вниз) мало изменился. Реформы, осуществлённые под флагом демократизации, привели, как и в лейбористской партии, фактически к прямо противоположным результатам.

Тем не менее, хотя с точки зрения выработки решений вряд ли можно говорить о превращении Консервативной партии из «кадровой» в «массовую», она в конце ХХ в. начала трансформироваться в организацию смешанного типа, что ещё раз подтверждает вывод политологов о растущем разнообразии партийных форм [4, с.195; 9, с. 70].  Лейбористская же партия, напротив, стала терять свою «массовость». Таким образом, разница между двумя типами партийной организации заметно уменьшилась.

Снизилась и зависимость обеих партий от рядовых членов. Воля избирателей стала всё чаще открыто ставиться лидерами лейбористов и консерваторов выше воли активистов партий. Возможно, недалёк день, когда и на Британских островах по примеру США лидеры правящих партий станут проводить праймериз, допуская к участию в них не только своих партийцев, но и всех избирателей, чтобы таким образом безошибочно выбрать кандидата, способного привести их партию, а значит, и их самих, к власти.

Наблюдаемое на фоне внешней демократизации обеих партий падение влияния членской массы на выработку партийного курса порождало ту же самую тенденцию, что была заметна и в других странах - усиление персонализации партийной политики [9, с. 71]. В условиях же, когда благодаря пиару конкурентная борьба за лидерство в партиях то и дело выносит на поверхность случайных людей, это чревато негативными последствиями как для самих партий, так и для государств: партийно-государственные деятели очень часто оказываются не на высоте стоящих перед обществом проблем.

Литература

1. Великобритания: эпоха реформ / Под ред. Ал. А. Громыко. М., 2007. 536 с.

2. Громыко Ал. А. Модернизация партийной системы Великобритании. М., 2007. 344 с.

3. Даймонд Л. Прошла ли «третья волна» демократизации // Полис, 1999. № 1. С. 10-16; Политология: Хрестоматия / Сост. Б. А. Исаев. СПб. 2006. С.437-449.

4. Дюверже М. Политические партии. Книга первая. Структура партий // Политология: Хрестоматия / Сост. Б.А. Исаев. СПб., 2006. С.193-195.

5. Перегудов С.П. Лейбористская партия в социально-политической системе Великобритании. М., 1975. 413 с.

6. Перегудов С.П. Тэтчер и тэтчеризм. М., 1996. 301 с.

7. Роуз Р. Политическая система Англии // Алмонд Г., Пауэлл Дж., Стром К, Далтон Р. Сравнительная политология сегодня. Мировой обзор. М., 2002. С.287-383.

8. Степанова Н. М. Британский неоконсерватизм и трудящиеся. 70-80-е годы. М., 1987. 240 с.

9. Холодковский К. Г. Партии: кризис или закат? // Политические системы на рубеже тысячелетий. М., 2005. С. 61-80.