А. И. Павловский

г. Тюмень

ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИЕ И ОБЩИННЫЕ КУЛЬТУРЫ

Вопрос о фундаментальной классификации мировых культур является одной из ключевых проблем современной философии культуры. С тех пор как, благодаря Н. Я. Данилевскому, О. Шпенглеру, А. Тойнби и др., был окончательно развеян миф о существовании единой общечеловеческой культуры, перед исследователями встала необходимость выявления критериев отличия одних культур от других.

Учитывая, что разделяемая нами фноменалистическая парадигма, рассматривает человеческое представление как единственную реальность, доступную нашему познанию, нам приходится дифференцировать мировые культуры именно на основании структуры нашего представления, а потому отнесенность человека к той или иной культуре воспринимается нами как онтологический факт. Феномен культуры отражает сходство представлений различных субъектов между собой, а так как сходство это может быть разного уровня, а так же устанавливается на разных основаниях, то речь идет о том, что выделяемые культурные множества представляют собой сложную иерархию, познание которой должно идти «сверху вниз», от максимально больших (предельных) культурных множеств к все более мелким.

Одним из фундаментальных критериев дифференциации культур, разделяющих предельные культурные множества, является лежащее в основе все социальных связей типическое отношение человека как такового к включающему его обществу. И здесь в представлениях носителей культуры реализуются два варианта: либо отдельный человек воспринимается как индивидуум, либо как неотъемлемая часть некой общности. Данный факт может быть выражен оппозицией индивидуализм – общинность, и служит основанием для разделения всех мировых культур на индивидуалистические и общинные.

Одной из принципиальных ошибок исследователей является отождествление индивидуализма с эгоизмом, а общинности – с тоталитаризмом, связанное с неверным пониманием этого критерия дифференциации. Оно проистекает из того, что в оппозиции индивидуализм – общинность усматривают прежде всего этическое содержание, в то время как на самом деле она выступает в качестве одного из типических отношений внутри человеческого представления, а значит, по сути своей, имеет гносеологическую природу. «Индивидуалист» представляет социальную реальность как совокупность автономных индивидов, выступающих субъектами деятельной активности, в то время как социальные общности являются для него всего лишь агрегатом этих индивидов. «Общинник», напротив, представляет социальную реальность как совокупность взаимодействующих общностей, которые только и могут осуществлять деятельную активность, в то время как отдельные субъекты для него – лишь элементы этих целостностей, посредством которых эта активность реализуется.

В этом отношении строгое этическое предпочтение общности индивиду (у «общинника») или индивида – общности (у «индивидуалиста») не возникает с необходимостью. «Индивидуалист» будет вести себя жертвенно, если понимает, что «поражение» интересов данной общности угрожает интересам его самого как непосредственно, так и посредством ущерба близким ему субъектам, связанным с ним отношениями индивидуальной приязни. «Общинник» может выступать против интересов своей общности, если его преимущественная идентификация (а человек принадлежит к целому множеству общин, выделенных по разным основаниям и по разному уровню сходства) связана не с данной общностью, а с той, интересы которой ею ущемляются. Так что прямая трансформация гносеологического смысла оппозиции индивидуализм – общинность в этический не может быть однозначной, а должна учитывать сопутствующие обстоятельства.

Второй принципиальной ошибкой исследователей является отождествление конкретных исторических форм индивидуализма и общинности с индивидуализмом и общинностью как таковыми. Она связана с «плохой» герменевтикой, обусловленностью ученого характеристиками своего собственного представления, в котором может быть реализована лишь одна из конкретных форм индивидуализма или общинности. В результате С. Г. Кара-Мурза, например, отождествил индивидуализм с индустриальным обществом, а общинность – с традиционным, а Г. Хофстеде и Г. Триандис увидели в национальном благосостоянии причину перехода от общинности к индивидуализму. На самом деле, индивидуализм скорее является причиной национального благосостояния, чем его следствием, а традиционное общество (как, например, на индивидуалистическом Западе, как это подмечал Ч. Кули) является столь же индивидуалистичным, как и индустриальное.

При этом следует отметить, что организационные формы индивидуалистической и общинной культур принципиально различаются, это связано с тем, что социальное взаимодействие связано в этих культурах с разными угрозами. В индивидуалистических культурах основной угрозой является его предельная атомизация, чреватая войной-всех-против-всех, в то время как в общинных культурах постоянно возникает проблема подавления яркой индивидуальности со стороны массы серых посредственностей. А потому главной задачей в первом случае является создание универсальной системы предельно формализованных правил, которая выступает своеобразным кодексом «правил игры» для конкурирующих индивидов, а во втором случае – механизма защиты «отличающихся субъектов». Но так как фатальность для социального целого существующих угроз принципиально различна: распад индивидуалистического общества и всего лишь стагнация общества общинного, то индивидуалистические культуры в целом справляются с данного типа проблемами гораздо более эффективно. В странах Запада в качестве такой формализованной системы выступает система права, в арабских странах – шариат, а в индийских обществах – система кастовых правил. Только культура Черной Африки не сформировала подобного рода универсальной системы, что и является основной причиной нестабильности ее политических систем.