История /2

История /2. Общая история.

К.и.н. Мурсалимов К. А.

ФКЛПУ ОБ им. Ф.П. Гааза УФСИН России

К.и.н. Ермолаев Д.Е.

Санкт-Петербургский ИПКР ФСИН России

Роль закона и правосудия в политической теории Джорджа Бьюкенена

В своем политико-правовом учении Джордж Бьюкенен (1506-1582), известный шотландский политический мыслитель раннего Нового времени, особое значение придает законам и правосудию, которые принимают у него почти сакральный характер. Жизнь в соответствии с законом есть необходимое условие сохранения человеческого сообщества[1]. Закон – это высшая инстанция, которой должны подчиняться даже римские понтифики. Покорность законам – это не рабская зависимость, но следование принципам, служащим образцами поведения в окружающем мире. В поддержании правосудия состоит главная функция любого правительства. Король должен править в соответствии с законом, если он начинает нарушать его, то подлежит смещению, а если он будет уличен в преступлении, то должен быть судим как обычный человек[2]. С последним утверждением связан также постулат Бьюкенена о равенстве всех перед законом[3].

Источником права является общество, которое создает фундамент правосудия и может принимать или отменять законы, контролировать королевских чиновников. Право было введено для регуляции общественных отношений. Поскольку король, как хранитель права, не мог услышать просьбы всех подданных, были созданы суды[4]. Джордж Бьюкенен отстаивает принцип независимости судебной системы и считает, что последнее слово всегда должно оставаться за правоведами, только они могут интерпретировать законы. В то же время общество должно ограничивать и законников в их попытках выйти за рамки права[5].

Идеал для Бьюкенена – «законопослушный» и «обученный своему мастерству» король, который управляет через легально установленные государственные институты и опирается на мнение «всех людей». Такой правитель, по Бьюкенену, более свободен в действиях и гораздо более могуществен, чем тиран[6]. Великая функция короля состоит в том, чтобы следить за исполнением законов, и тот король, который обеспечивает свободу и безопасность граждан исходя из вышеописанных принципов, является «величайшим благодетелем»[7].

Любой закон требует наказания виновных в его нарушении. Никто не может быть изъят из сферы действия закона, в том числе и правитель. Поэтому правы те народы, которые имеют верховную законодательную власть, ибо они считают, что гражданами должен управлять добрый государь, а вот дурным королем у них управляет закон. Своеволие не служит и к пользе самого короля, так как тот, кто снимает оковы с безумного, действует во вред ему. В человеке, преданном страстям, властвуют два диких зверя: гнев и похоть, закон же заставляет их покоряться разуму. Единственный вопрос заключается здесь в том: кто будет судить правителя, злоупотребляющего своею властью, у кого хватит на это силы? Для решения этого вопроса, по мнению Бьюкенена, следует разобрать, кто выше из трех: король, закон или народ[8].

Король получает власть от закона, ибо закон делает его королем; народ же стоит выше закона, ибо он издает и отменяет закон. Это можно доказать и другим путем: то что существует для другого, ниже того, для чего оно существует; но король установлен для пользы народа; следовательно, народ выше короля. Поэтому король может быть судим и наказан народом. Для королей не может считаться бесчестием даже предание их обыкновенным судам; ибо здесь судят не лица, а сам закон; повиновение же закону составляет высшее достоинство доброго правителя. Против королей допускается иск в гражданских делах, соответственно, не могут они быть освобождены от суда и в делах более важных, в преступлениях[9].

Если бы всегда можно было найти мудрого правителя, который бы не злоупотреблял данными ему правами, то короли сохранили бы власть в том виде, как она была им первоначально вверена, то есть свободную и не связанную никакими правилами. Но злоупотребления власти показали необходимость законов, сдерживающих произвол правителей. Люди убедились из опыта, что свобода лучше охраняется, когда она ставится под защиту законов, нежели когда она отдается в руки королей. Человек может заблуждаться и грешить, поэтому необходимо связать его правилами, от которых он не мог бы уклоняться[10].

Король должен быть говорящим законом, как свидетельствуют древние писатели. Однако этим не устраняется и личное усмотрение правителя. Как медицинские правила не могут охватывать всех болезненных приступов, так и гражданский закон не в состоянии дать правил на все случаи. Будущее невозможно предвидеть, и суд всегда необходим. Кроме того, закон неумолим, а жизнь требует иногда снисхождения. Поэтому при всяких уставах есть всегда простор для мудрого усмотрения[11].

Встает другой вопрос, кто же должен быть законодателем? Разумеется, не сам король, который не станет себя связывать, а народ, который, передавая власть правителю, должен определить и размеры этой власти. Это должно делаться не насильственно, а по совещании с королем, общим постановлением. «Но… народ – это многоголовый зверь, и всем известно, каковы его дерзость и непостоянство». Поэтому, отвечает Бьюкенен, первоначальное суждение о законах должно быть предоставлено не целому народу, а выборным лицам от разных сословий. Затем, предварительное их заключение представляется на утверждение народа. «Однако, разве народ и выборные представители не увлекаются теми же страстями, как и король? Чем их больше, тем хуже»[12].

По мнению Бьюкенена, многие видят дело лучше, нежели один, даже мудрейший, ибо, хотя в массе каждый имеет только малую долю добродетели, однако в совокупности из этого образуется совершенная добродетель. Пороки же, считает Бьюкенен вслед за Аристотелем, будучи противоположны друг другу, взаимно уничтожаются в массе, и в результате выходит умеренность. Что же касается до толкования закона и до приложения его к отдельным случаям, то и это дело лучше вверить коллегии, нежели одному лицу, которое, пользуясь этим правом, может стать выше закона[13]. «Но неужели нужно непременно предполагать, что короли будут злоупотреблять своей властью?» На это, по словам Бьюкенена, отвечает история, которая показывает, к чему привела необузданная власть римского первосвященника, когда ему предоставлено было право толковать по своему произволу закон Божий[14].

Наконец, главным источником всех законов служит взаимный договор между королем и народом, утвержденный присягой. Кто нарушает это обязательство, тот лишается приобретенных им прав. Поэтому тиран, нарушающий законы, разрывает тем самым общественный договор и становится врагом народа, а с врагом, который наносит обиду, ведется справедливая война. В этом случае не только целый народ, но и отдельные лица имеют право убить тирана. Древние всегда считали это дозволенным; теперь же многие, по словам Бьюкенена, восхваляя древних, порицают тех, которые в настоящее время следуют тому же примеру. Лучшим доказательством служит здесь совесть самих тиранов, которые вечно видят висящий над собою меч[15].

Этот меч, словно нависающий над правителем, служит символом ограничения власти. Pro me vel contra me prout merebor utitor, «Используйте [свой меч] за меня или против меня, по моим заслугам», - так, по преданию, гласил девиз римского императора Траяна, о чем упоминает и Джордж Бьюкенен на страницах своей «Истории Шотландии». Странным образом, а, скорее всего, не без влияния Бьюкенена, девиз этот появился на шотландских монетах 1567 года времен регентства, последовавшего за свержением Марии Стюарт[16]. Монеты эти получили в народе название «мечных долларов». На них была изображена корона Шотландии, балансирующая на острие меча. Надпись же под мечом гласила Pro-me-si-mereor-in-me («по заслугам, за меня или во мне»)[17]. Возможно, это одно из самых лаконичных определений вклада Джорджа Бьюкенена в историю своей страны, равно как и в политическую теорию.

Закон как меч, ограничивающий своеволие правительства, наверное, заслуживает своего почетного места в ряду конституционалистских образов. Таких, к примеру, как Одиссей, привязывающий себя как мачте, чтобы не слышать зов сирен, олицетворяющий жажду власти и на самом деле исторгаемый из нас самих. Этот интересный образ самоограничения власти встречаем мы у известного современного венгерского теоретика конституционализма Андраша Шайо[18].

Сам А.Шайо определяет конституционализм как «ограничение государственной власти в интересах общественного спокойствия»[19]. Для нас же важно, что в соответствии с концепциями конституционализма, одним из предтеч которых и являлся Джордж Бьюкенен, первостепенное значение имеет требование установления пределов осуществления государственной власти, ограничения власти определенными рамками, в роли которых и выступают естественные, неотчуждаемые права и свободы индивида.

Литература: