История / 1. Отечественная история

К.и.н., доцент Юркин Н.Г.

Ивановский филиал Российской академии народного хозяйства и

государственной службы при Президенте РФ, Россия

Аристократия Московского государства XVII века:

сложности идентификации

Энциклопедическое понимание аристократии как общественной группы, пользующейся особыми правами и преимущества [6. Cтб. 731], дает нам достаточно размытые границы данной социальной группы. В частности, в отношении Московского государства XVII в. сложно говорить о существовании какого-либо привилегированного слоя. Все сословия должны были нести государево тягло. Даже местническая система не гарантировала особые привилегии для боярства. «Легенда о местничестве как о выражении аристократической самодеятельности и институте, ограничивавшем власть монарха, – пишет С.О. Шмидт, – и защищавшем дворянство от царского произвола, зародилась, очевидно, еще в первой половине XVIII в. Желанное выдавалось за действительное…» (Курсив мой – Н.Ю.) [8. С. 30]. Аристократия в Московском государстве формировалась не за счет приобретения преимуществ, а вследствие исполняемой функции – государственной службы. Уже это создает определенные сложности с идентификацией данного слоя общества.

Попытаемся разобраться с основными понятиями, которые формируют прообраз аристократии в Московском государстве. Исходя, из осуществляемой функции, наиболее полным является термин «служилые люди». Вместе с тем, нужно учитывать, что одним исключительным правом, позволяющим идентифицировать аристократию XVII столетия, является право владения землей. Отсюда возникает возможность использовать две основные категории «вотчинник» и «помещик». Они отличаются друг от друга не только формой землевладения (безусловная или условная), но и формой служебных связей с государем. Вотчина была причиной возникновения служебных отношений, а поместье – их следствием. Иными словами вотчинник обязан был служить в зависимости от размеров унаследованной собственности, а помещик получал землевладение за службу. Впрочем, сами по себе данные категории не являлись устойчивыми. В XVI – XVII вв. вотчинники, наряду с унаследованными землями, испомещаются, а помещики активно приобретают выслуженные и купленные вотчины.

Зачастую, при разговоре о Московском царстве, противопоставляются два слоя: родовитое боярство (вотчинники) и служилое дворянство (помещики): «… боярство не замечало постепеннаго и вернаго роста своего смертельного врага, дворянина…» [7. С. 203]. Само служебное отношение было различным: для боярства оно являлось «вынужденной» привилегией, а для дворян – необходимым условием существования. Впрочем, использовать данные термины необходимо осторожно. Это связано с тем, что в Московском государстве сословная и чиновная структура теснейшим образом взаимосвязана. Например, в XVI в. в официальных документах термин «боярин» приобретает значение чина и не используется по отношению к социальной группе, которое заменяется понятием «боярские дети». Не все просто и с понятием дворянства. В исторических источниках указанного периода выделяются следующие категории дворянства: «московские дворяне», «жильцы» и «городовые дворяне». Здесь мы также имеем дело не с сословиями, а с чиновно-должностной структурой государства, поскольку распределение по категориям зависело и от территории, на которой исполняются должностные обязанности (Москва или города), и от географии испомещения (Московский уезд или города). Подтверждение данной мысли мы видим в именном указе от 25 мая 1659 г.: «… будет Великий Государь кого пожалует из житья в Стряпчие…, а из городовых Дворян по Московскому списку: и тем Сеунщикам… за Сеунч, поместныя и денежныя придачи не придавать… для того, что вместо придачь… пожалованы они в иные чины» [5. Т. I. № 252. С. 485]. Как видно из документа само по себе пожалование в чин являлось знаком отличия. Приказные люди могли не иметь дворянского чина, но, с точки зрения их роли в государственном управлении, являлись представителями дворянства, поскольку они получали поместный оклад за службу. Подробно условия испомещения дьяков и подьячих раскрываются в монографии Н.Ф. Демидовой [3]. Впрочем, отдельные подьячие «… за службы и за приказную работу» могли быть пожалованы «с городами по выбору, и в житье по Московскому списку…» [5. Т. III. № 1436. С. 125 – 126].

Специфика развития сословно-представительной монархии в России свидетельствует о неустойчивости социальной структуры Московского царства. Например, общеизвестно, что после отмены Соборным уложением 1649 года «урочных лет», в России окончательно устанавливается крепостное право. Вместе с тем, даже после этого известны случаи, когда крепостные получали возможность освободиться от зависимости. В частности, согласно именному указу с боярским приговором от 8 февраля 1683 г., предписывалось возвращать землевладельцам беглых из числа Московских Стрельцов за исключением тех, которые поверстаны до перемирья с Турцией 3 мая 1681 г., поскольку «то они заслужили ранами своими и кровьми» [5. Т. II. № 991. С. 499].

Своеобразные социальные лифты действовали и в отношении «благородного сословия». Например, состав боярства не остается неизменным, так по данным В.О. Ключевского, уже в XVI столетии из 200 родовитых фамилий более 150 вошло в состав московского боярства лишь с середины XV в. [4. Т. 2. Ч. II. С. 131] Даже признавая, что местничество «выстраивало боярскую знать в замкнутую цепь», он подчеркивал, что «новые люди разрывали эту цепь, входя в нее неприлаженными к ней звеньями» [4. Т. 3. Ч. III. С. 68]. Кроме того, единственная привилегия боярской аристократии – «служба, была для них слишком тяжела». В силу этого аристократия не старалась замкнуться, а желала «только избавиться от государственного тягла» [9. С. 226]. В связи с этим нередки случаи, когда представители аристократии переходили в другие сословия, «худели породой». Что касается дворянства, то они верстались из различных категорий населения московского государства. Основным источником его пополнения, естественно, были дети дворян. Вместе тем, в служилое дворянство верстались дети священнослужителей [5. Т. I. № 288. С. 524], а также казаки и их дети, дети крестьян и даже холопов [2. С. 266].

Во многом это связано с тем, что в Московском государстве фактически отсутствовала практика документационного подтверждения дворянского состояния. Разрядные книги, существовавшие до 1682 г., охватывали далеко не все служебные назначения. Отмена местничества и сожжение книг привело к утрате даже данного информационного ресурса. Родословные книги, составлявшиеся позднее, также включали сведения только о княжеских, боярских и наиболее знатных дворянских родах [5. Т. II. № 1219. С. 831]. Личные документы родов, столпы (родословный столбец, внесенный в родословные книги [8. С. 81]) не давали каких-либо преимуществ, и поэтому не получили широкого распространения. Не случайно в писцовом наказе 1684 г. установление владения поместьями и вотчинами могло быть подтверждено «сказками», т.е. свидетельством, самих землевладельцев [5. Т. II. № 1074. С. 594 – 595].

Еще одним значимым вопросом истории формирования аристократии является проблема наследования дворянского достоинства. Определенными гарантиями обладали лишь вотчинники, которые могли передавать землевладения своим потомкам. Что касается помещиков, то они такими гарантиями не обладали. Вместе с тем, в XVII в. формируется система наследования служебной деятельности. Речь, конечно же, не идет о наследовании конкретных должностей. Однако, московское правительство предпринимало значительные усилия для того, чтобы привлечь на госслужбу боярских детей и наследников дворян. Так в XVII в. мы неоднократно встречаемся с указами, обязывающими тех из них, которые «поспели», верстаться в чины, прибегая к установлению санкций за игнорирование указа (например, запись в «копейщики и в рейтары» [5. Т. II. № 778. С. 219]). Учитывая, что правительство пыталось сохранить поместные владения за служилой фамилией [5. Т. I. № 117. С. 284—285], можно говорить, что при условии поступления на службу дети сохраняли, т.е. «наследовали», поместья отца.

Однако, по преимуществу это относилось к военной сфере. В отношении дьяков и подьячих мы таких документов фактически не видим. Впрочем, учитывая тот факт, что в XVII в. формируются целые фамилии, занятые в госуправлении [1], можно сделать вывод, что подобные процессы проистекали и в гражданском ведомстве. Отсутствие же соответствующих указов можно объяснить тем, что для статской службы не был характерен острый дефицит кадров. Не имея возможности сделать карьеру на военной службе, чего не позволяло местничество, «худородные» люди поступали на гражданскую, где не существовало такой конкуренции. Подтверждение данного тезиса можно увидеть в текстах указов, ограничивающих перевод военнослужащих в приказы [5. Т. I. № 295. С. 528—529].

Таким образом, в процессе формирования аристократии Московского государства первичным являлось прохождение государственной службы, а не приобретение привилегий. Последние заключались в праве собственности на землю. При этом «благородное сословие» России XVII в. не было замкнутой кастой, поскольку процесс формирования социальной структуры был еще не завершен. Впрочем, общая тенденция к наследованию дворянского состояния заметна уже в этот период.

Литература:

1. Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV – XVII веков. М., 1975.

2. Востоков А. Русское служилое сословие по десятням 1577 – 1608 гг. // Юридический вестник. 1888. Т. XXVIII. Кн. 2 и 3.

3. Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987.

4. Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. М., 1987 – 1989.

5. Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. СПб., 1830.

6. Советская историческая энциклопедия. М., 1961. Т. 1.

7. Сторожев В.Н. Боярство и дворянство XVII века // Три века: Сб. М., 1991. Т. 2: XVII век: вторая половина.

8. Шмидт С.О. Общественное самосознание российского благородного сословия XVII – первая треть XIX века. М., 2002.

9. Яблочков М. История дворянского сословия в России. Смоленск, 2003.