Гуськова Ольга Валентиновна.
Московский
институт лингвистики.
ОСОБЕННОСТИ
ГРАФИЧЕСКОГО СЛОВА
КАК РЕЧЕВОГО ЗНАКА.
В публикациях, посвященных
проблеме графического слова, мы обращали внимание на связь между отсутствием его общепринятого решения и недостаточной переориентацией лингвистических исследований с анализа
различий на анализ языковых сходств, ограниченным применением
учеными-языковедами концепции
интегрального описания языка, раскрывающей взаимодействие его
универсальных, групповых и специфических свойств.
Многообразие
формальных(внешних)
особенностей графических слов в языках различных типов должно, как
представляется, стимулировать к поиску более конститутивных для него признаков,
которыми могут быть его лингвистический статус (как речевого знака) и
выполняемая им функция.
Нами отмечалось преимущественное внимание общей теории языка к знаковой стороне графического слова за счет
его так называемых содержательных
характеристик. Не ставится в специальном научном плане, в частности,
такой архиважный для выявления функции графического слова вопрос о том, является ли оно как наименьшая, в текстах письменной речи неразложимая на графическом уровне единица плана
выражения, также наименьшей единицей
плана содержания, либо представляет
собой реализацию синтагматической последовательности двух или нескольких единиц
языка (проблема синтагматической разложимости
означающего).
Анализ обозначаемого графическим
словом как знаком может
вестись с точки зрения его соотношения
с мысленным представлением о
неком предмете, явлении или отношении ,
содержащихся в сознании. Это оправдано в тех случаях, когда письменное(печатное) слово
выступает как целиком и
полностью формально повторяемая та или иная «бывшая» единица языка. Такими,
например, являются графические слова в
предложении She works at a hospital «Она работает в больнице » =
she works at a hospital
она
работать-НАСТ-ИЗЪЯВ в неопр.артикль больница
Во избежание полисемии слова как термина использованием
слов словарного, графического как единицы языка и других мы прибегаем к понятию минимальный языковой номинативный знак( в
дальнейшем будет использоваться в виде аббревиатуры МНЗ). Под последним нами
понимается материально объективирующаяся при помощи графических (
фонетических) средств того или иного языка
элементарная, в пределах лексического
яруса неразложимая единица мыслительной деятельности, служащая для
именования объектов, связей и взаимоотношений
языковой и внеязыковой действительности, отражаемых и познаваемых
человеческим сознанием.
Более целесообразным в ряде других
случаев представляется введение понятие
максимального языкового номинативного
знака(МСНЗ), как в предложениях
типа He spent twenty four hours without food. «Oн провел двадцать четыре часа без пищи»=
he
+ spent + twenty
+ four + hours +
without
он проводить–ПРОШ– ИЗЪЯВ двадцать четыре
час –МН без
+ food
пища
Соотносимый с одним референтом МСНЗ, точно так же, как и МНЗ,
обладает лексической
целостностью и устойчивостью. Разница между ними,
однако, заключается в том, что МНЗ собственной внутренней структуры
не имеет, в то время как МСНЗ образован
не менее, чем двумя, входящими в
его состав минимальными номинативными
знаками.В рассмотренном выше примере –twenty «двадцать» и four «четыре». Или
также в арабском языке:
’isØtarayØtu makØnasatanØ kahØrabā’iyØyatanØ ǧadīdatanØ
«Я купил новый пылесос»=
’išØtarayØ - tu makØnasatanØ
купить–ПРОШ–ИЗЪЯВ я –ИМ.СУБ.ДЕЙСТВ
метла–ВИН.ПР.ОБ.
kahØrabā’iyØyatanØ ǧadīdatanØ
электрическая
новая
Каждое из
графических слов makØnasatanØ «метла» и kahØrabā’iyØyatanØ «электрическая» репрезентирует лишь часть номинативной единицы сложного строения
пылесос makØnasatanØ kahØrabā’iyØyatanØ.
Отчасти сходная, однако
же, не тождественная ситуация наблюдается в тех случаях, когда графическое
слово представлено не МНЗ, а минимальными языковыми знаками(МЗ), актуализирующимися лишь в составе знаков
номинативных. Понятие МЗ употребляется нами
применительно к так
называемым промежуточным единицам
описания, в качестве которых выступают различные граммемы, корни слов, словообразовательные аффиксы итд.
Так, встретившаяся в
произведениях Ф.М. Достоевского
графическая последовательность по...за...буду... («Белые ночи»)
рассматривается как три слова, ни одно из
которых номинативную функцию не выполняет.
Даже при самом поверхностном знакомстве
с текстами письменной речи в национальных языках обнаруживается,
что графические слова могут иметь весьма
сложную структуру, являясь
результатом взаимодействия в
речевом потоке нескольких минимальных номинативных языковых знаков, например,
двух, как au = à + le во французском предложении Elle vas au jardin «Она идет в сад» =
еlle
vas + au (à + le ) + jardin
она идти –НАСТ–ИЗЪЯВ
в опр.артикль м.р.ед.ч. сад
Или в турецком Eve gittim «Я пошел
домой»=
eve + git - tim
дом(НАПРАВ)
идти (ПРОШ –ИЗЪЯВ) я–ОСН
Аналогично – в русском языке такие графические слова, как «ночь-то», в Ночь-то какая теплая! или «читать-то» в Читать-то читал, да ничего не понял, в состав которых в качестве
второго минимального номинативного знака входит употребляющаяся для выделения,
подчеркивания частица то(наряду с ночь и читать).
Уже одно вышесказанное побуждает прислушаться к
тому, что «в модели языка, в целом на оси обозначения должны выделяться не два, а
три основных уровня : план выражения, план содержания, а также
промежуточный между ними и связывающий
их план собственно знаковой структуры
речевых единиц. Если
определяющим свойством плана выражения является способность его элементов и
отношений служить средством
идентификации и дифференциации языковых единиц, а для плана содержания таким
свойством является способность его элементов и отношений служить значением тех
же единиц, то собственно знаковый план языка характеризуется двумя
отличительными свойствами: c одной стороны, его единицы способны играть
организующую роль относительно плана содержания, вычленяя и упорядочивая в нем
в коммуникативных целях отдельные его фрагменты, приобретающие в конкретном
контексте большую или меньшую целостность и самостоятельность; с другой стороны
, благодаря своим комбинаторным свойствам
они способы обеспечивать большую или меньшую надежность и экономичность
реализации в контексте тех идентифицирующих и дифференциирующих возможностей,
которые представляются планом выражения »[1, с.72-73].
В пользу правильности подобного
подхода конкретно к графическому слову
склоняет то, что количество
МНЗ, входящих в его структуру, может в некоторых языках достигать достаточно
большого количества : три или четыре,
как, например, в арабском:
wafikØrī (3МНЗ) «и моя мысль» =
wa - fikØr - ī
и мысль– ИМ.СУБ.ВЫСКАЗ я – РОД
wa’akØramØtuhu (4 МНЗ) «и я уважил его» =
wa - ’akØramØ
- tu - hu
и уважить –
ПРОШ–ИЗЪЯВ я – ИМ.СУБ.ДЕЙСТВ он–
ВИН.ПР.ОБ.
Являясь минимальным сегментом текстов письменной речи, собственно номинативную функцию графическое слово может (как в ряде приведенных примеров) выполнять опосредованно.
Оно, однако, как подтвердили проведенные на материале различных языков,
включая русский, исследования по
рассматриваемой проблеме, во всех без
исключения случаях представляет собой
результат актуализации в речетворческой деятельности (минимальных и максимальных) языковых знаков. Субстанциональной,
универсальной для всех языков поэтому следует, на наш взгляд, считать такую функцию графических слов, как служить «формой» актуализации
языковых знаков, орудием оперирования ими в соответствии с объективно
детерминированными правилами комбинаторики
графических единиц того или иного языка.
В современной лингвистической практике мы всё чаще сталкиваемся с тенденциями расширения сферы
универсального за счет сужения сферы
национально-специфического. Дефиниенс всеохватывающего определения графического
слова поэтому должен, как представляется, неизбежно учитывать такой
выявленный Шаляпиной З.М. универсальный признак графического слова(в
качестве знака) как трихотомичность его
строения, включающая графическую, семантическую и собственно знаковую структуру.
Литература.
1) Шаляпина З.М. О морфолого-синтаксическом статусе некоторых японских грамматических единиц. // Актуальные проблемы
японского языкознания. М.: Наука, 1986.
С. 69-103.