К. филол. н. Гапоненко И.О.

Белорусский государственный университет, Беларусь

 

CОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ОБУСЛОВЕННОСТЬ

ПРОЦЕССА СТАНОВЛЕНИЯ ОРФОГРАФИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ БЕЛОРУССКОГО И УКРАИНСКОГО ЯЗЫКОВ

В ХІХ - НАЧАЛЕ ХХ ВВ.

 

0. Орфография относится к немногим сферам языка, допускающим сознательное воздействие людей [1: 264], и является в какой-то мере результатом некоего общественного договора [2: 73]. В связи с этим её практическая разработка основывается не только на объективных языковых законах, а в значительной степени зависит от внеязыковых факторов.

В данной статье осуществлена попытка проследить социолингвистическую зависимость процесса становления орфографической системы современных белорусского и украинского литературных языков в ХІХ – начале ХХ века, т.е. на том временном отрезке, который в обоих языках находится на рубеже старого и нового периодов языковой истории.

1. Важнейшим фактором, который предопределял особенности функционирования белорусского и украинского языков в ХІХ – начале ХХ века, являлась специфическая социокультурная и политическая ситуация.

1.1. Для Беларуси и Украины она была во многом подобной. И белорусские, и украинские территории на то время не имели собственной государственности и входили в состав чужих иноязычных государственных образований: Беларусь, а также более 2/3 украинских земель (Центральная и Восточная Украина) находились под властью Российской империи, а Западная Украина подчинялась Габсбургской монархии. В границах империи царское правительство проводило жесткую русификаторскую политику.  В Западной Украине,  где отношение к украинскому национальному движению принято считать толерантным [3: 82; 4: 11, 19], тем не менее, идеальных условий для него также не существовало [4: 16]. Особенно сложно протекала культурная жизнь украинцев Закарпатской Украины, где проводилась активная мадьяризация местного населения, включая интеллигенцию [5: 339].

И в Беларуси и вУкраине XIX – начала ХХ века существовало не только государственно-территориальное, но и конфессиональное деление. Так, в подроссийской части Украины действовала православная церковь, а в габсбургской – греко-католическая. В Беларуси же, которая находилась на польско-русском религиозном пограничье, параллельно были распространены две регионально обозначенные (Восточная – Западная Беларусь) разновидности христианской религии – православие и католицизм. При этом “греко-католическая церковь габсбургских территорий была опорой украинства, а российская православная церковь, а также римско-католическая церковь добивались ликвидации национальной идентичности белорусов и украинцев путём русификации или полонизации” [3: 82].    

На территории Беларуси и Украины рассматриваемого периода наблюдался своеобразный полилингвизм. В Беларуси определённым статусом владели русский и польский языки: русский язык использовался как государственный язык Российской империи, а польский сохранял свои позиции по традиции, как наследство давних лингво-культурных белорусско-польских связей. На Украине в российской части имел распространение официальный русский язык, а в западной части одновременно сказывалось влияние польского языка польского населения Галиции и немецкого языка – государственного языка Австро-Венгрии, распространяемого через школу и администрацию, а также проявлялись церковно-славянские языковые традиции, с которыми было связано униатское духовенство [5: 333]. Сами же белорусский и украинский языки в пределах царской России официально трактовались как диалекты русского языка [6: 27-28; 7: 6]. Соответственно их развитие и распространение не поддерживалось. Более того, существовал целый ряд циркуляров, ограничивающих, а то вовсе запрещающих употребление белорусского и украинского языков в общественно-культурных и официальных сферах (циркуляр 30 мая 1959 года,  против “печатания азбук, которые заключают в себе применение польского алфавита у русскому языку”, “Временные правила по цензуре” от 12 мая 1862 года,  Валуевский циркуляр 1863 г., Эмский указ царя Александра ІІ 1876 г. и т.д.). Формально относясь к украинскому языку, эти акты фактически распространялись и на белорусский язык [8: 10].

Таким образом, в рассматриваемый период и белорусский, и украинский языки функционировали в условиях отсутствия национальной государственности и религиозно-духовного единства населения, не имея официального статуса, пробиваясь через многочисленные цензурные заслоны и преодолевая ассимилирующее воздействие других доминирующих языков. В  такой ситуации и белорусские и украинские письменные нормы не были достаточно широко востребованными. Соответственно их формирование не могло проходить интенсивно и продуктивно, в связи с чем общий уровень орфографической нормативности в белорусском и украинском языках был невысоким.

1.2. При наличии многих общих черт ситуация с украинским языком в XIX – начале ХХ века всё же не полностью соотносилась с положением белорусского языка. Считается, что при фактически равном формальном статусе украинский язык всё же владел лучшими шансами для развития. Во всяком случае, если в отношении украинского языка не отрицалась, хотя и не приветствовалась мысль о его использовании в качестве языка литературы, науки и школы, то в отношении белорусского языка вопрос о возможности литературного применения даже не поднимался [6: 27-28].

Очень существенным в плане различия белорусской и украинской экстралингвистической ситуации является тот факт, что белорусская книгоиздательская деятельность была значительно менее активной в сравнении с украинской. Так, в подроссийской Украине за 1911 год появилось 242 наименования книг на украинском языке [4: 37], а в Беларуси с 1906 по 1915 года вышло приблизительно 100 книг и брошюр на белорусском языке [9: 43][1]. В 1906 году украинцы имели 81 периодическое издание (в их числе 32 в царской России и 37 в подавстрийской части) [4: 37], а в Беларуси в это же время только появились первые белорусскоязычные газеты “Наша Доля” и “Наша Нива”. Известно же, что состояние национального книгопечатания является фактором, от которого в наибольшей степени зависит интенсивность процесса складывания письменного языка и уровень его нормативности. Чем более лучше налажено издательское дело, тем выше требования к печатному слову. Если же книги и периодические издания на национальном языке выходят нерегулярно или совсем не печатаются, ослабляется и внимание к правописным нормам.

В целом, хотя “… в национальной политике царизма и в Украине и в Беларуси определяющей линией была русификация, в её методах наблюдались различия. В Беларуси Империю беспокоил не белорусский, а “польский вопрос”: преобладало “располячивание” и борьба … с “польской интригой”, в то время как в Украине шло в первую очередь насаждение русских культурно-образовательных институций и только во вторую очередь – запретительно-репрессивная борьба против украинского национального движения… Поэтому, если на Украине в ХIХ в. правительство открывало университеты и лицеи, то в Беларуси высшие и привилегированные школы закрывались, количество гимназий ограничивалось, библиотеки и архивы вывозились (как культурные ценности из аннексированных земель)” [11: 71].

В большой степени указанные особенности предопределялись тем, что украинское национальное движение не вызывало такого активного неприятия имперских властей, как белорусское. Отношение к православной Украине – историческому союзнику России в войнах против Польши – существенно отличалось от отношения к Беларуси – соответственно союзнице Польши, 18 % населения которой составляли католики [12: 277-278].

Эти специфические обстоятельства обусловили хронологическое отличие белорусского и украинского орфографического процесса: белорусская нормализационная деятельность заметно активизировалась только в начале ХХ века и протекала ускоренными темпами; формирование же украинских орфографических норм началось раньше (вторая половина ХІХ  века) и по времени было достаточно продолжительным.

2. В значительной степени особенности орфографического процесса зависят от уровня научного осмысления языковых фактов. Ситуация с белорусским и украинским языками в ХIХ – начале  ХХ вв. в этом отношении достаточно заметно различалась. В белорусском языке на протяжении рассматриваемого периода не существовало ни научно обработанного правописания, ни грамматики. Неопубликованные грамматики П. Шпилевского (1846) и К. Недзведского (1853) не могли влиять на нормативный процесс, попытки нормализовать белорусское правописание в начале ХХ века (“Граматыка беларускай мовы” Б. Пачопки, 1915; Jak prawilna pisać pa biełarusku. Ułażyŭ A. Zuckiewič, 1918 и др.) также по разным причинам не имели успеха. По сути до выхода в свет первой белорусской грамматики – “Беларускай граматыкі для школ” Б. Тарашкевича (1918) становление нового белорусского правописания проходило в условиях полного отсутствия нормативных (или претендующих на этот статус) кодексов.

На Украине попытки первые попытки создания нормативных сборников относятся к началу XIX века, например, Грамматика Малороссiйскaго нарЬчія А. Павловского (1818). Позднее появились учебник С. Смаль-Стоцкого и Ф. Гартнера Руска граматикана основе правописной системы Е. Желеховского (1893), “Руска правопись зі словарцем, изданная под эгидой Научного общества имени Шевченко (1904), “Украïнська граматика” Е. Тимченко (1907), “Коротка граматика украïнськоï мови П. Залозного (1912),“Граматика украінського язикаИ. Нечуй-Левицкого (1914). Кроме отдельных изданий, нормативные рекомендации включались в предисловия украинских авторов того времени: М. Максимовича, А. Метлынского и др.

Названные факты предопределили существенное отличие белорусского и украинского орфографического нормализационного процесса. Оно состояло в том, что в белорусском языке правописные нормы до 1918 года складывались путём естественного отбора, стихийно, непосредственно в практике печатания белорусскоязычной литературы. Не ограниченные никакими обязательными правилами, писатели оформляли свои произведения в соответствии со своим знанием языка, опираясь на наиболее знакомый диалект. В ХІХ веке авторские написания вообще не корректировались и попадали в печать в фактически неизменном виде. В начале же ХХ века законодателями норм становятся белорусские издательства, где при редактировании рукописей редакторы обрабатывали разнодиалектный материал с целью нивелировать авторские особенности. Они отбирали и вводили в письменное употребление определённые черты диалектного или индивидуального характера,  которые постепенно приобретали статус обязательных норм в пределах определённого издательства. Далее издательские нормы становились ориентиром и для писателей, которые начинали оформлять свои произведения по образцу ведущих издательств (например, петербургского издательства “Загляне сонца і ў наша аконца”, виленского издательства при газете “Наша Ніва”, минских издательских центров при журналах Лучынка” и “Вясёлка и др.).

В украинском языке при отсутствии единой нормативной базы и кодифицированных правил в процессе формирования письменных норм также неизбежно присутствовал стихийный элемент. Однако украинское нормотворчество выглядит более регулируемым и планомерным, благодаря изданным в ХІХ – начале ХХ века украинским грамматикам и учебникам. Различные по научному уровню и исходным установкам, эти работы украинских исследователей всё же, так или иначе, способствовали теоретическому осмыслению проблем украинского правописания и соответственно его упорядочению. Кроме того, история украинской орфографии рассматриваемого периода в значительной степени персонализированная. Правописные варианты, как правило, имели авторство, а некоторые даже названы в честь своих создателей (кулишивка, драгомановка, желиховка). И именно индивидуальная орфография конкретных нормализаторов играла роль своеобразных вех на пути украинской правописной стабилизации.

3. Закреплению тех или иных письменных черт содействовала диалектная принадлежность ведущих  писателей, поэтов, культурных деятелей. Так, В. Дунин-Марцинкевич, Ф. Богушевич, Я. Купала, Я. Колас, Цётка и др. происходили из Центральной Беларуси; родиной Т. Шевченко, И. Котляревского, П. Кулиша и др. была Надднепрянщина. Диалекты именно этих регионов получили преимущество при становлении белорусского и украинского литературных языков, в частности их орфографических систем. В белорусском языкознании наиболее часто роль базового диалекта отводится среднебелорусским говорам [13-15]. В украинском языкознании признаётся, что современный украинский литературный язык сформировался на основе юго-восточного диалекта – говоров средней Надднепрянщины [16-18][2].

4. Таким образом, особенности социолингвистической ситуации привели к тому, что в белорусском и украинском языках орфографический процесс представлял собой своего рода практический эксперимент, в результате которого была осуществлена лишь частичная нормативная стабилизация. В обоих языках выделилась приоритетная группа диалектов, служившая основным ориентиром в ходе формирования письменной языковой формы. При этом складывание белорусских орфографических норм активизировалось только в начале ХХ века, не было в достаточной мере обеспечено научной базой, характеризовалось спонтанностью и наличием коллективного нормализатора. Украинское же нормотворчество началось во второй половине ХIХ века, проходило более организованно и целенаправленно при персональном участии украинских учёных и писателей.

Литература:

1.        Мечковская Н. Б. Общее языкознание. Структурная и социальная типология языков. – Минск, Амалфея, 2000. – 368 с.

2.        Запрудский С. Н. Научный и политический аспекты реформы белорусского языка 1933 года // Славяноведение. – 2007. – № 3. –      С. 73-88.

3.        Bieder H. Розвиток украïнськоï і білоруськоï літературних мов в ХІХ-ХХ ст. (Конвергентні і дивергентні процеси) // Studia Russica XXII. – Budapest. 2005. S. 82-88.

4.        Шевельов Юрiй. Українська мова в перший половині двадцятого століття (1900-1941). Стан і статус. Чернівці, “Рута”, 1998. 208 с.  

5.        Плющ П. П. Історія украïнськоï літературноï мови. – Киïв: Вища школа, 1971. – 423 с.

6.        Жураўскі А. І., Крамко І. І. Характар знешніх узаемаадносін беларускай літаратурнай мовы з іншымі славянскімі мовамі ў пачатковы перыяд яе фарміравання. – Мінск: Навука і тэхніка, 1973. – 40 с. (АН БССР. Беларускі камітэт славістаў. VІІ Міжнар. з’езд славістаў. Даклады).

7.        Історія украïнського правопису XVI-XX століття. Хрестоматія. – Кіïв: Наукова думка, 2004. – 582 с.

8.        Крамко І. І., Юрэвіч А. К., Яновіч А. І. Гісторыя беларускай літаратурнай мовы: У 2-х т. – Мінск: Навука і тэхніка, 1968. – Т.2. – 342 с.

9.        Крамко І. І., Юрэвіч А. К., Яновіч А. І. Эвалюцыя мовы беларускіх друкаваных выданняў новага перыяду // Весці АН БССР. – Сер. грамад навук. – 1967. – № 3. – С. 41-49.  

10.   Кніга Беларусі. 1517 – 1917: Зводны каталог. – Мінск, БелСЭ, 1986. – 615 с.

11.   Мечковская Н.Б. Белорусский язык: Социолингвистические очерки. –München, Verlag Otto Sagner, 2003. – 156 с.

12.   Мечковская Н. Б. Зачем одному народу две азбуки? (кириллица и латинка в коллизиях  белорусского возрождения) // Slavia orientalis. – Tom XLVII. Nr 2. – Rok 1998. S.277-292.

13.   Вайтовіч Н. Т. Да пытання аб дыялектнай аснове беларускай літаратурнай мовы // Працы Ін-та мовазнаўства АН БССР. – Вып. 2. – 1954. – С. 155 -181.

14.   Крывіцкі А. А. Сучасная беларуская літаратурная мова і народныя гаворкі. – Мінск, 1961. – 40 с.

15.   Ляксуціна З. А. Да праблемы ўзаемадзеяння беларускай літаратурнай мовы і тэрытарыяльных дыялектаў (сістэма норм і дыялекты) // Рэгіянальныя асаблівасці беларускай мовы, літаратуры, фальклору. Тэзісы дакладаў рэспубліканскай навуковай канферэнцыі (25-26 мая 1973 г.). – Гомель, 1973. – С. 45-47.

16.   Жилко Ф. Т. Говори украïнськоï мови. – Киïв, Радянська школа, 1958. – 172 с.

17.   Бевзенко С. П. Украïнська діалектологія. – Киïв: Вища школа, 1980. – 246 с.

18.   Солонська Г. Т., Клименко О. К. До питання про діалектну базу украïнськоï мови // Питання історичного розвитку украïнськоï мови. Тези доповідей міжвузівськоï науковоï конференціï. – Харків, 1959. – С. 87-91.

 

 

 



[1] Показательно также, что с 1891 по 1906 год вышло в свет около 40 отдельных белорусскоязычных изданий [9: 42], а за всё ХІХ столетие – 38 [10: 203].

 

[2] Существенно также, что в пределах центрально-белорусских и средненадднепрянских говоров находились и важнейшие культурные центры Беларуси (Вильня, Минск) и Украины (Киев, Полтава, Харьков).