Филологические науки/3.Теоретические и методологические проблемы исследования языка.

Д. филол. н. Чеерчиев М.Ч.

Дагестанский государственный педагогический университет, Россия.

Принцип «позиционности» в сравнительно-исторических фонетических изысканиях Ф.Ф. Фортунатова и его учеников

(165-летию со дня рождения Ф.Ф. Фортунатова посвящается)

Главнейшим направлением в научной деятельности Ф.Ф. Фортунатова, как известно, являлись вопросы звукового состава общеиндоевропейского языка, определение фонетических законов [Будде 1914] и звуковые соответствия в отдельных индоевропейских языках. Его исследования, как отмечал М.Н. Петерсон, «относятся ко всем главнейшим отделам языковедения: фонетике, лексикологии, этимологии, морфологии, синтаксису» [Фортунатов 1957: 6]. Среди его научного наследия важное место следует уделить также принципам сравнительно-исторических реконструкций, которые лежат в основе его работ, относящихся к сравнительно-историческим фонетическим реконструкциям индоевропейских языков.

Представляется возможным выделить в трудах Ф.Ф. Фортунатова и его учеников следующие четыре основные принципа сравнительно-исторических фонетических реконструкций, которые условно можно назвать: а) принцип «позиционности», б) принцип «неполного ряда», в) принцип «недостаточности», г) принцип «относительной хронологии» [Чеерчиев 1979].

Уже в своих ранних работах Ф.Ф. Фортунатов выступал против упрощенного понимания фонетических изменений. Он писал: «…языкознание не стоит уже на той ступени, когда довольствовались решением вопроса, может ли вообще переходить звук икс в звук игрек. Мы должны определить, наблюдается ли такой переход в известном языке, и если наблюдается, то при каких именно условиях, а для этого надо указать на аналогичные примеры» [Фортунатов 1875: 40].

Как известно, Ф.Ф. Фортунатов различал фонетические явления двух родов: а) изменения звуков самих по себе и б) изменения звуков, вызываемые положением данных звуков в тех звуковых комплексах, какими являются слова в сочетании слов в речи. «Явления последнего ряда, – писал он, – можно назвать фонетическим явлениями под влиянием тех или других фонетических причин; сюда принадлежат: изменения звуков под влиянием соседних в слове (или в комплексе слов) звуков, под влиянием ударения слова, под влиянием положения звуков в конце, или в начале, или внутри слова и под влиянием различий в темпе речи» [Фортунатов 1956: 203-204]. Отсюда Ф.Ф. Фортунатов определяет задачу фонетики по отношению к каждому звуку в данном языке: «…определить, какую судьбу имел данный звук в данном языке в данную эпоху его жизни, т.е. определить, оставался ли он без изменения, или, если изменялся, то как именно и при каких условиях» [Фортунатов 1899: 6] подчеркнуто нами – М.Ч./. Учитывая условия, вызвавшие изменение звука, следует иметь в виду и тот факт, что диалектные черты языковой общности могут оставить следы и в отдельных языках и диалектах [Фортунатов 1956: 7; 1897: 262].

Особый интерес в связи с этим представляет следующее рассуждение Ф.Ф. Фортунатова: «О.слав. Ъ и Ь большего количества существовали в положении /т.е. в позиции – М.Ч./ перед слогом, заключавшим в себе слоговое Ъ или слоговое Ь, а также ι из Ь перед ј, как скоро далее не следовал слог со слоговою иррациональною гласной, Ъ или Ь, или с из Ь перед ј, т.е. при стечении в слове двух слогов со слоговыми Ъ или Ь (или во втором слоге с или Ь перед ј), первый слог имел иррациональную гласную большего количества, а в случаях, где в слове следовали один за другим три слога со слоговыми Ъ или Ь /или частью с из Ь перед ј/, иррациональная гласная большего количества являлась в среднем слоге. Все прочие слоговые Ъ и Ь в о.слав. языке представляли меньшую степень иррационального количества, т.е. о.слав. Ъ и Ь меньшего количества существовали как там, где не следовал слог со слоговым Ъ или Ь или с из Ь перед ј, так и в положении перед слогом с Ъ или Ь большего количества или с из Ь большего количества. Например, в о.слав. *sъnъ – «сон», *dьnь – «день» первый слог заключал в себе Ъ или Ь большего количества, а Ъ и Ь второго слога имели меньшее количество, так же как, например, и в родит.пад.ед.ч. *sъnа, *dьnе являлись в первом слоге иррациональные гласные меньшего количества; в *lьgъkъ – «легок», *tьmьnъ – «темен» иррациональные гласные большего количества существовали в среднем слоге, а два других слога, первый и третий, заключали в себе Ъ и Ь меньшего количества, между тем, как, например, в *lьgъkо – «легко», *tьmьnо – «темно» первый слог имел Ь большего количества, а в слогах – gъ–, – mь– – существовали иррациональные гласные меньшего количества…» [Фортунатов 1956: 292-293].

Отсюда вытекает, что для Ф.Ф.Фортунатова главнейшим условием для реализации принципа «позиционности» является выявление и учет звукового окружения (на фонетическом уровне) и фонемного окружения (на фонологическом уровне), хотя он четко не разграничивал понятия «звук» и «фонема» [Панов, 1967: 389 ].

В своей пробной лекции в Московском университете в октябре 1895 года ближайший ученик Ф.Ф.Фортунатова В.К.Поржезинский особенно отмечает тот факт, что уже в 1841 году Holzmann «высказал верную мысль, что чередование в звуковом виде корня находится в зависимости от положения ударения, ср. древнеинд. mi при imás. Первый, кто провел этот взгляд с известною последовательностью, был Бенфей; с одной стороны, он привел ослабление и полное исчезновение исконной гласной а в зависимость от ее положения в слоге без ударения при положении перед слогом с ударением: ср. греч. patrós при patéra; с другой стороны, он объяснял чередование гласных i и u с дифтонгами следующим образом: гласные i и u, попадая под ударение, получают перед собою а, а так как оно одно может иметь на себе ударение, гласная же а остается в аналогичном положении без изменения» [Поржезинский 1897: 17].

Таким образом, признание зависимости изменения звука от положения (или позиции) последнего в слове и в речи есть важнейший момент в истории сравнительного языковедения в целом и сравнительной фонетики в частности.

Е.Ф. Будде писал, что характеризуя вокализм общеиндоевропейского языка, Ф.Ф. Фортунатов принимает во внимание указания всех индоевропейских языков, а потому для него является обязательной такая система обозначения гласных звуков общеиндоевропейского языка, которая вызывала бы возможно точное представление физиологической работы органов речи при артикуляции того или другого гласного звука [Будде 1914]. Такой подход позволил Ф.Ф. Фортунатову, в частности, предположить для общеиндоевропейского языка три вида звука а долгого и четыре вида краткого [Будде 1914: 7-10] и проследить историю их развития в индо-иранских языках. В древнеиндийском и авестийском все виды а, как краткого, так и долгого, совпали в одном чистом виде [Фортунатов 1956: 207].

На наличие различных видов а краткого и долгого в индо-иранскую эпоху указывают, пишет Ф.Ф.Фортунатов, те случаи, где вместо общеиндоевропейских k и g в индо-иранских языках в позиции перед а именем č и ğ. Примеры: греч. génos ,др.-лат. genos, позд. genus, граб. cin «рождение», «происхождение», др. инд. ğanas «род»; ст. слав. око, лит. akis, граб. akn, скр. а – čakşus «augenlos» [Mayrhofer 1953: 19]. Как известно, задненебные k и g в индо-иранскую эпоху подвергались палатализации в позиции перед гласными переднего ряда. Таковыми же, считает Ф.Ф. Фортунатов, были ă^е и ā^е, полученные из общеиндоевропейского языка [Фортунатов 1956]; в ином случае в индоиранском не должно было произойти палатализации задненебных.

Этот принцип последовательно проведен и в других работах ученого. В частности, в одном из неопубликованных материалов он писал: «Индоевропейское ă^e в готском языке является в виде i, а в положении перед r и перед той согласной, которая, может быть, была задненёбной фрикативной h, вместо i в готском языке является ě, обозначавшееся в написании ai. Такое ai в значении ě в отличие от написания ai в значении ē может быть обозначено в транскрипции, например, знаком ′ над ai (аí ) или точнее над таким ai можно ставить ˘ » [Фортунатов Ф. 90: 12]. Причем, изменение звука или комплекса звуков бывает обусловлено как одним условием (положением перед или после определенного звука, положением по отношению к ударению и т.д.), так и несколькими условиями одновременно (положением перед или после определенного звука и по отношению к ударению одновременно и т.д.). «Я говорил, – писал Ф.Ф.Фортунатов, – что в тех случаях, где в общеиндоевропейском языке неопределенная гласная являлась в чередовании с ā различного качества, она получалась в слоге без ударения, предшествовавшем слогу с ударением, кроме редких случаев в конце слов. В эпоху распадения общеиндоевропейского языка такая гласная сохранялась главным образом в первом слоге слов, и притом фонетически (т.е. за исключением образований по аналогии), может быть, непосредственно перед слогом с ударением, а также в конце слов, между тем как во внутреннем слоге слов она подвергалась утрате, если не препятствовало этому известное стечение звуков. Например, в таком древнеиндийском образовании, как dad-más «мы даем» (а 1-е л.ед.ч. dádā-mi) основа представляла еще в индоевропейском языке утрату гласной ə, находившейся в чередовании с (сравн.форму 1-го л.ед.ч.), в положении во внутреннем слоге слова, между тем как при положении в первом слоге слова перед слогом с ударением мы находим в том же глагольном корне о.и.е. ə в виде др.инд. ĭ, например, в 3-м л.ед.ч. среднего залога аориста á-di-ta…, др-инд. ĭ из о.и.е. ə, срав.лат. ă в dătus. Но в тех случаях, где утрате ə препятствовало известное стечение звуков, о.и.е. неопределенная гласная сохранялась, а затем под влиянием аналогии могла переноситься и в другие, однородные формы. Например, в греч. глагольной основе kirnă в kirnămen, греч. ă из о.и.е. глаcной ə, чередовавшейся с ā известного качества (ср. kirnēmi, где ē диалектическое из о.греч. ā, о.и.е. ā^a, а о.и.е. ə здесь сохранялось при положении во внутреннем слоге вследствие известного стечения звуков» [Фортунатов 1956: 232-233].

На основе принципа «позиционности» построено также понимание Ф.Ф. Фортунатовым природы фонетического закона, действие которого вслед за представителями лейпцигской школы ученый принимает непреложным и не знающим исключений: каждый фонетический закон языка говорит нам, «что такой то звук имел такую то судьбу в данном языке в данную эпоху, причем понятно, фонетический закон не может иметь действительных исключений. Кажущиеся исключения – это нефонетические изменение звуковой стороны слов, или заимствование из другого языка или из другого наречия того же языка» [Фортунатов 1899: 6]. Ученики его также неукоснительно следуют этому тезису: «Положение – «фонетические законы не имеют исключений», – писал Л.З. Мсерианц, – является основным фундаментом, на котором стоит современное языковедение, и это положение должно являться руководящей нитью для того, кто изучает научно историю языка» [Мсерианц 1912: 5]. А.А. Шахматов, как и его учитель, четко различает фонетические законы, имевшие место в истории языка, и те, которые действуют в настоящее время» [Шахматов 1936: 63].

Признание теоретически непреложности фонетических законов еще не меняет дела. «Собственно, некоторые из лингвистов старой школы (как Шлейхер, Курциус) не были вполне противниками принципа непреложности фонетических законов, но дело в том, – писал Л.З. Мсерианц, – что они признавали этот принцип более теоретически, не решаясь на последовательное применение его на практике» [Мсерианц 1912: 14].

Признание позиционной обусловленности фонетических изменений и непреложности действия фонетических законов вменяется в заслугу младограмматической школе и советским лингвистам. Так, С.Д. Кацнельсон пишет: «Особое значение для исторической фонетики имело открытие позиционности или «комбинаторности» ряда фонетических процессов и влияния морфологии на изменения в звуковом составе слов. В итоге младограмматикам удалось точнее сформулировать звуковые законы, найденные основателями индоевропейского языкознания, и устранить ряд мнимых исключений из этих законов» [Пауль 1960: 6-7].

Один из основателей младограмматической школы Г. Пауль писал: «…под последовательным действием звуковых законов следует понимать лишь то, что в процессе звукового изменения в данном диалекте все единичные случаи, характеризуемые одинаковыми звуковыми условиями, протекают вполне одинаково» [Пауль 1960: 88]. Таким образом, в понимании непреложности действия фонетического закона между Ф.Ф. Фортунатовым и основоположниками младограмматической школы не наблюдаем никаких разногласий. Что же касается замечания С.Л. Кацнельсона, что «младограмматикам удалось точнее сформулировать звуковые законы, найденные основателями индоевропейского языкознания», то позволим себе сделать следующую оговорку: младограмматикам удалось не только точнее сформулировать звуковые законы, найденные основателями индоевропейского языкознания, но ими был выведен также ряд законов, которые не были известны основателям индоевропейского языкознания. «Действительно, – пишет И.М. Тронский, – до провозглашения принципа незыблемости звуковых законов всякая праязыковая реконструкция неизбежно оставалась субъективной. Младограмматики реконструировали общеиндоевропейский звуковой состав, исходя из того принципа, что каждая независимая формула соответствий между отдельными ветвями индоевропейских языков отражает некую звуковую единицу праязыка» [Тронский 1967: 3].

В ряду крупных открытий в сравнительно-исторической фонетике индоевропейских языков называют три фонетических закона Ф.Ф. Фортунатова, в основе которых лежат его принципы сравнительно-исторических реконструкций: 1) открытие закономерного соответствия между древнеиндийскими церебральными и группой «l + зубная» в европейских языках (условно назовем: «закон происхождения церебральных в древнеиндийском языке»), 2) закон передвижения ударения от начала к концу слова в балто-славянских языках, 3) закон смягчения задненебных (или заднеязычных) в славянских языках.

Литература

Будде Е.Ф. Ф.Ф. Фортунатов. Казань, 1914.

Мсерианц Л.З. Сравнительная фонетика индоевропейских языков. Типо-литография с рукописи. Варшава, 1912.

Панов М.В. Русская фонетика. «Просвещение». М., 1967.

Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1960.

Поржезинский В.К. Важнейшие моменты в истории сравнительного языкознания. Варшава, 1897.

Тронский И.М. Общеиндоевропейское языковое состояние. (Вопросы реконструкции). «Наука», Л., 1967.

Фортунатов Ф.Ф. Sāmaveda - Aranyaka - Samhitā. М., 1875.

Фортунатов Ф.Ф. Склонение и спряжение индо-европейских языков. Типо-литография с рукописи. М., 1897.

Фортунатов Ф.Ф. Лекции по сравнительной фонетике. Литография с рукописи. М., 1899, 277 стр.

Фортунатов Ф.Ф. Готский язык. /Архив АН СССР. Ленинградское отделение. Ф. 90, оп. 1, ед. хр. 50.

Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды, т. I. М., 1956.

Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды, т. II. М., 1957.

Чеерчиев М.Ч. О принципах фонетических реконструкций в трудах Ф.Ф. Фортунатова. – Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1979, №5.

Шахматов А.А. Очерк современного русского литературного языка. М., 1936.

Mayrhofer M. Kurzgefaßtes etymologisches Wörterbuch des Altindischen. Bd. I – II. Heidelberg, 1953 – 1976.