ТАФАЕВ Г. И.

Доктор исторических наук, профессор

Чувашский государственный педагогический

университет им. И.Я.Яковлева

428000, Россия, Чебоксары, ул. К.Маркса, 38;

e-mail: tafajev@gmail.com

 

ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ БОЛГАРО -ЧУВАШ В УСЛОВИЯХ БОЛГАРСКОГО ХОЛОКОСТА

 

Михаил Сеспель – классик и патриот чувашской поэзии в 20 г. XX века написал прекрасные стихи «Как умру». Многие скажут, что в этих стихах он говорил с народом о его вере в будущее чувашского народа, чувашского языка. Приведем для читателя отрывок из данного произведения.

Пусть она к могиле сядет

На ветле густой

И прославит песней милой

Наш язык родной.

О прекрасных, умных книгах

 Края моего,

О любви сердец горячих

 К языку его.

Пусть поведает, споет мне

 Иволга с ветлы;

С неба пусть лучи сияют,

Радостны, светлы.

Пусть оденется травою

Насыпь надо мной,

Пусть кругом цветы зардеют

 Красною каймой.

Если край свой не возлюбит

Мой народ родной,

И пропасть чувашской речи

Суждено судьбой,

Не хочу я и бурьяна

На могилу, нет:

Пусть земля меня поглотит

И исчезнет след! (Март 1921 Чебоксары) [1].

Такие стихи мог написать только настоящий патриот своего народа. Посмотрите исторический символизм поэта:

- ветла (природа);

- чувашский язык (культура-народ);

- книги (знание);

- любовь (будущее);

- иволга (свобода);

- небо (вечность-мир);

- насыпь – земля поглотит (смерть народа);

- и пропасть чувашской речи суждено судьбой (смерть чувашского народа).

Сеспель верил в будущего своего великого народа, но предполагал, что возможен и путь «исчезнет след» - смерти. История болгаро-чувашского народа – история битв и восстаний, поражений и возрождения. Вера в бессмертие своего народа – путь в будущее с чувашским народом – главный лейтмотив чувашской этнопсихологии 20 гг.  XX века.

Такой подъем был 60-90 гг. XIX – в ходе яковлевской реформы. Появилась новая буржуазия, интеллигенция, учительство, художники. Новая чувашская аристократия.

Этнопсихология 20 г. XX в.:

- вера;

- возрождение;

- радость;

- честность;

- трудолюбие;

- зажиточность.

Наряду с этим – голод;

                         - разруха;

                         - болезни;

                         - предательство;

                         - бегство;

                         - смерть.

Вопреки всему поэт писал:

Как умру — похороните

На горе крутой, у могилы посадите

Ветлы надо мной.

Пусть с могилы будет виден

Край родимый мой,

И раскинется пред взором

Шубашкар родной.

Мне лежать в земле...

А время Быстро потечет.

Как вся жизнь, язык чувашский

Пышно расцветет [2].

- посадите ветлы (тюркский символизм эпохи Модэ);

- край родной;

- Шупашкар родной;

- язык чувашский пышно расцветет.

В чувашском народе яковлевская реформа (Симбирская чувашская школа) дала ростки культуры цивилизации, любви к истории и культуре народа. 20 г. XX в. революция усилила чувство свободы и веры в чувашский язык. Обратите внимание на этномир чувашского народа:

И Чувашии родимой

Ласковый язык

Станет славным, души юных

Тронет, как призыв.

Будет много вечно свежих

Песен и стихов.

И мыслителей великих –

Мудрых книг творцов.

Даст поэтов знаменитых

Милая страна,

И прославится стихами

Чудными она [3].

Старый мир рушился, а чуваш пел. Он устал от угнетения и бесправия.

М. Сеспель о бесправии далее пишет: «А         кругом дикий сброд супостатов.

                                                              Смех, глумленья, свист, кутерьма.       Плачет край босоногий, распятый.

 Надвигается жуткая тьма».

Поэт говорит: «Плачет край босоногий, распятый». Конечно, не всегда был такой порядок. В Волжской Болгарии болгаро-чуваши были господствующим народом:

- государственным языком являлся болгаро-чувашский R-язык;

- болгары были римлянами по отношению к народам Среднего Поволжья;

- были свои города, поселения, развито было ремесло, зодчество, архитектура;

- болгары пели, танцевали открыто. Они никого не боялись;

- болгары и берегли свои традиции, знали свою историю;

- большинство болгар не приняло ислам в 922 г., а активно использовало народную религию.

В легенде об Улыпе (Олыпе) говорилось о болгаро-чувашском переселении в Среднее Поволжье.

Легенда о заселении чувашами Поволжья

Чуваши в древности жили в теплой стране на морском побережье, говорится в одном из легендарных преданий. Со временем их подчинил один царь. Он ежегодно отбирал себе самых красивых чувашских девушек в жены. Жен у него было очень много, но от них детей не было. Однажды царь заявил: «Как только одна из жен-чувашек родит мне сына, то всем чувашам дам волю и свободу». Через год жена-чувашка родила сыновей - близнецов. Чуваши получили свободу. Их старейшины посовещались и решили: «Этот царь пока дал нам свободу, но он вскоре может отобрать ее. Пока свободны, переселимся в другое место». Старейшины родов повели их на новые земли. Но они заблудились и очутились в голой пустыне. Люди изголодались, ослабли. В это время чуваши заметили, что вместе с ними, особенно не приближаясь к ним и не отдаляясь, идет волк. Чуваши решили: пусть волк станет нашим племенным вождем, и мы пойдем за ним. Так они шли за ним светлых дней, 77 ночей, отдыхая там, где останавливался волк. На 77 день они вышли на берег большой реки. И волк исчез. Чуваши стали жить на этой большой реке.

1.     В мифологии чуваш (об Улыпе) сказано, что Улыпа сопровождал волк;

2.     В мифологии болгаро-чуваши названы Сувар и Болгар, но у болгар был еще один брат и звали его Хазарик (хазар).

В данной легенде мы можем увидеть этнопсихологию болгаро-сувар:

- коллективизм;

- свободолюбие;

- защита соплеменника;

- помощь;

- наличие знати – аристократии;

- вера в будущее;

- вера в народную религию

Рассмотрим следующую легенду «Эпос об Улыпе».

1.        Далеко за морями, на юге, гласит легенда, спустился с высокой горы Арамази великан Улп. Он был послан на землю отцом — громовержцем

Аслади поведать людям правду и бороться со злом. Улп увидел пасущиеся в долине стада, принадлежавшие маленьким людям — скотоводам. Позабыв наказ отца Улп, одолеваемый завистью, захватил себе все стада, взял в жены самую красивую женщину, людей разогнал. Жена родила ему двух сыновей-близнецов, которые выросли также громадного роста и обладали необыкновенной силой. Они пасли с отцом стада, а между делом развлекались охотой: стрелами поражали любого зверя за семь верст. Но в день Калыма неожиданно скончалась у них мать. Похоронив ее, отец проклял землю, укрывшую жену, а сам пошел на гору Арамази искать себе в жены другую женщину. Прошло три дня, а Улп все не возвращался. Встревоженные сыновья пошли искать отца, и нашли его на вершине горы прикованным к скале цепями. Увидев сыновей, отец сказал: «Меня приковали к скале навечно за невыполнение заветов отца — Аслади. А вы, дети мои, никогда не делайте людям вреда, а отсюда переселитесь. Улп указал им путь на север — поселиться младшему между реками, старшему — на правом берегу одной из них. «Это будет родиной вашего племени. Пусть ваши потомки почитают ее во веки веков и посеют на ней добрые семена». Сыновья пошли со своими стадами на север, не раз отбиваясь от нападений горных жителей. Через три дня они добрались до впадения большой реки в море, которую назвали Атал (Волга), а потом пошли вдоль реки, много раз отбивались от нападений степных и лесных жителей. Через семь лет сыновья Улпа дошли, наконец, до слияния двух больших рек. Здесь они остановились и в среду (древний праздничный день чувашей), зарезав утку, сотворили молитву. Младший брат поселился в междуречье, а старший — на правом берегу реки Суры. Начали распахивать землю, сеяли яровые хлеба и озимую рожь.

2.    Хазарская принцесса Чечек, которая вышла замуж за византийского императора. Родила двух мальчиков, но Чечек и его дети были отравлены.

3.                 Близ горы Арамази жил богатырь Улп и содержал несметное количество скота, говорится во второй легенде. Но однажды начались невиданной мощи грозы, дождь полил как из кадки, лавинами неслись воды с гор и затопили луга в долинах. Три дня и три ночи спасал свои стада Улп, однако не справился. На помощь пришел богатырь-кузнец Азамат: он за неделю построил величественный железный мост, сверкающий семью цветами.

Мост протянулся от горы Арамази до широкой долины Волги. Улп с матерью перегнал по этому мосту весь свой скот и поселился здесь. И мост исчез. Лишь его изображение появляется летом во время дождя. Чуваши называют его мостом Азамата. В варианте этой легенды мост был перекинут Азаматом от Кавказских гор до Сурских возвышенностей.

Этнопсихология болгаро-чувар до переселения на территорию Среднего Поволжья:

- вера болгар в правду;

- отказ от зла;

- культ отца, матери;

- культ красоты;

- уважение к богатству, нажитому своим трудом;

- культ силы и смелости;

- трудолюбие;

- выносливость;

- терпение;

- уважение к ремеслам и строительству (мост, дороги, здания);

- преданность мужу (Чечек).

Ситуация меняется после разгрома монголо-татарами Волжской Болгарии. Болгарский холокост унес более 4 миллионов людей, а если считать все потери, то можно отнести к ним угон в рабство девушек и отроков в Среднюю Азию и другие мусульманские территории. Таким образом, количество потерь возрастает.

В хрестоматии Ф.Е. Уяра «Русские писатели о чувашах» имеется рассказ «Ильмена» [4].

Мы приведем произведение А. Ежова «Ильмена». Читая данное произведение писателя, у меня душа плакала. Конечно, много воды утекло с хазаро-болгарского периода (651- 60 г. X в.), но память вечна. Пока будет жить болгаро-чувашский народ история болгаро-хазар, болгаро-чуваш, конечно, сохранится.

Коросты некая круча ка южном берегу Иль­мень-озера. ты стоим здесь с чувашским поэтом Василием Ивано­вичем Давыдовым-Анатри. Перед нами простирается необъятная озерная даль. В лучах солнца серебристо поблескивают переливча­тые гребешки волн, а по ним бесшумно скользят рыбацкие сой­мы, распустив белые паруса. Небо светло-синее. Вааль берет, стре­мительно проносятся, крича, белые чайки. Василий Иванович — мой гость. Он взволнован, повернувшись ко мне, тихо говорит.

—                              Какая красота. Настоящее море. И ни конца ему, и ни края...

—                              Это моя родина, — отвечаю я ему. — Вон там, налево, на самом берегу, в низинке, моя родная деревня Мстонь. Мои дале­кие пращуры ходили по этому морю и на Ладогу, и на Днепр, и на Волгу.

—                              Интересно! Интересно! — Василий Иванович с удивлением смотрит на меня. Вроде бы верит и не верит моим словам, и про­должает: — Раз по Волге плавали — значит, приставали к берегам. Сближались с другими народами.

 Конечно, было, — отвечаю я. — У новгородцев были контак­ты и с татарами, и с прибалтами. Приплывали на берега Волхова торговать своими товарами купцы из многих стран Европы. Было у них в Новгороде свое торговое подворье. А новгородские ушкуйники славились как отчаянные и бесстрашные мореходы. Плавали не только в Царьград, но и по Волге, на Каспий, в Персию...

—                              Даже так? — удивляется Василий Иванович. — На берегах Волги стоял чувашский город Саркел, давно это было...

—                              Вот там-то и гостевались новгородцы. Даже легенда такая есть. О красавице-чувашке Ильмене. Вызволили ее новгородские купцы из далекого персидского плена и нарекли славянским име­нем Ильмене. А по-чувашски как это будет?

—                              Ильмена, Ильмена, по чувашски — Илемпи, — ответил Ва­силий Иванович. — И давно это было?

—                              Очень давно. В пятнадцатом веке. С тех пор и бытует легенда. Даже стихи о прекрасной чувашке сложены. И деревня под назва­нием Чуваши была на новгородской земле. Обозначалась на картах. Потом исчезла, как и многие другие села. Так что связи у нас не только с татарами, но и с чувашами стародавние, можно сказать, уходят своими корнями в глубину веков.

—                              Да, интересно, — завздыхал Василий Иванович. — Ильмена. Илемпи... Что-то загадочное, невероятное...

—                              Полюбил чувашку новгородский ушкуйник — купец, — начал пояснять я, — Сергей Селиверстов. Давно это было. Очень давно...

Многолюден и богат был Господин Великий Новгород в пят­надцатом веке. Раскинулся город привольно на берегах полновод­ного Волхова. У причалов — ладьи-ушкуи, заморские корабли из стран Европы с разными товарами. Здесь же — Beликий торг, всех товаров не перечесть»: и меха соболиные и полотна льняные, и шелк, и парча, и красная юфть. Тут же и дары Ильменя — пятифунтовые судаки и лети, красноперый окунь, плотва. Продается и смола, и пенька, и деготь, веревки крученые. Это все прибалтийцы закупают. А привезли они в Новгород сук на добротные, бумагу, ткани, сахар, зеркала, замки, украшения из жемчуга, серебряные кубки и другой товар искусных ремеслен­ников. Новгородские умельцы тоже не лыком шита: выложены на прилавки и кафтаны, и обувь, и костяные гребни, деревянные и медные чаши, противни, ложки, узорчато расшитые косоворот­ки-рубахи, меховые шапки, иконы местных мастеров.

Гудит, шумит новгородский торг. Богат и многолюден Великий Новгород. У кого мошна увесиста, тот покупает дорогие товары. Бояре любят хорошо одеваться. Спеси у богатеев хоть отбавляй. Хо­дят степенно, вразвалочку, на людишек мастеровых покрикива­ют, перед храмами отбивают поклоны, замаливают грехи. Здесь же священники благословляют в дальние походы экспедиции уш­куйников.

А на другом левом берегу Волхова, на холме, — детинец, крепость. Это центр — сердце Господина Великого Новгорода. Тут святая София, главный храм новгородский, построенный еще сыном ном Ярослава Мудрого, князем Владимиром. От кремля в разные стороны пролегли главные улицы города: поближе к детинцу — усадьбы бояр, обнесенные высокими заборами. А дальше, возле городского вала, лачуги ремесленников и просто голытьбы, го­родского плебса. Почти все улицы замощены широкими плахами, возле каждого дома — тополя и липы, пахучая черемуха.

Помолившись у святой Софии, Сергей Селиверстов отправля­ется на Ярославов дворище. Возле Никольского собора собирается новгородское вече: бояре, купцы, духовенство. Триста знатных се­мейств, так называемые пояса. Они хозяева города, каждый из них наделен решающим голосом. Судьба вечевой Новгородской республики — в их руках. Голытьба лишь шумит, кричит, некото­рые заранее подкуплены богатеями и своими криками обеспечи­вают, если надо, решающий перевес в пользу своего патрона.

На вечевой площади — высокий помост, на котором посадник и тысяцкий, митрополит Новгородский, другие знатные особы. Один за другим выступают ораторы, кто во что горазд. Наиболее нахрапистых и глумливых хватают за фалды кафтанов и стаскива­ют с помоста: знай меру, не хули знатных людей. Тут же решается вопрос — в какую сторону отправить очередную торговую флоти­лию: то ли на берега Балтики, то ли за Каспий в далекую Персию — у каждого купца свой интерес.

И вот на помосте купеческий сын, разудалый ушкуйник, кра­савец и богатырь Сергей Селиверстов. Сергей гусляр и песен­ник, прямой потомок Садко и Василия Буслаева. Сергей говорит громко, уверенно, так как отец у него богат и знатен.

Дорогие други мои, — обращается к вече Сергей. — Мои ушкуи награждены товарами и готовы к отплытию. Двадцать пять кораблей. Продадим товары с выгодой. А в Персии закупим аро­матные вина, изюм, шелка китайские, посуду фарфоровую, рас­писную...

А кочевники не перехватят твои ушкуи?! — крикнул кто-то из задних рядов.

Сергей насторожился. Да, бывали случаи, когда новгородцы по­падали в западню и на берегах Волги, и на Днепре. И товары бывали, разграблены, и самих ушкуйников новгородцы выкупали. В степ­ных краях разбойные набеги — не редкость. Но купцы, наученные горьким опытом, снабжали экспедиции вооруженными отрядами и от кочевников отбивались. А с татарами у новгородцев отношения нормальные: Новгород платит Казанскому ханству определенную дань. И чуваши в дружбе с новгородцами, нередко бывают на бере­гах Волхова, служат в дружинах, способствуют развитию торговли. На берегу Волги у них богатый город Саркел.

—                              Проскочим по Волге, — ответил твердо Сергей. — Сопро­вождение у нас надежное, да и караван не маленький. Не мень­ше двухсот ушкуев.

 Раз так, тогда с богом, — напутствовал купцов посадник, разглаживая окладистую бороду. — Татарскому хану подарки от Новгорода отвезите. Татары в обиду вас не дадут...

Перед отплытием Сергей встретил на берегу Волхова дружка своего Ванюту Славутича. Ванюта высок, статен, льняные волосы опускаются до плеч, и светлая борода аккуратно подстрижена. Ему уже за тридцать, бывалый ушкуйник. Не единожды плавал и по Волге, и по Днепру. И к Белому морю ходил.

—                              Ты вот что, Сергуня, — сказал Славутич. — Был у нас в дружине чуваш Унтюк. Славный богатырь. Дружил я с ним и бала­кать по-чувашски мал-мал научился. Жила с ним сестра. Звали ее по-чувашски Илемпи. А мы нарекли славянским именем — Ильменой. И по-русски она уже хорошо говорила. Года три назад от­плыли они на родину, обещали вернуться, а вот и след простыл. Живы ли? Как остановитесь в городе Саркеле, обязательно ра­зыщи Ильмену. Привет и поклон от Ванюты. Я чуть было не же­нился на ней: красавица писаная.

—                              Ладно, — ответил Сергей, — постараюсь разыскать твою Ильмену. — И поклон передам.

                                                * * *   

Отплыли новгородские ушкуйники в начале июня. А уже на двадцать пятый день причалили к берегам Саркела. Сергей искал Ильмену и не нашел. Встретился с ее родствен­никами, которые поведали печальную весть. Караван новгородцев был разграблен кочевниками. Дошли слухи до Саркела, то мно­гие купцы попали в полон, некоторые сложили головы. А где Илемпи — никто толком не знал. Ищи-свищи ветра в поле.

Погостив у чувашей, новгородцы отправились к низовьям Вол­ги, благополучно прошли по Каспию. Впереди была богатая Пер­сия. В стране жили многие народы, на улицах городов, на шум­ных базарах звучала разноязыковая речь. Приплыли из дальних далей и светловолосые русичи, привезли различные товары, вы­ставили их на показ.

Иноземцев приезда рады,

Всюду виден народный восторг.

В Тегеране —

Персидском граде —

Развернулся великий торг.

Опоясал башни и арки

Разноцветный узор изразцов.

Всюду слышен

Могучий да жаркий

Говор русских приезжих купцов.

Расчесав богатырские бороды,

Шли стеной сыновья и отцы:

— Мы славяне из Новгорода,

Богом явленные купцы!

— Эй, народ честной.

Подходи, бери.

Кто мошною своею силен.

Есть при камские шкуры звериные.

Есть пушистый добротный лен

Есть у нас и нитки крученые —

Всех товаров не перечесть.

Есть холсты, на снегах беленные.

И медовая брага есть ...

Заметает пылью базары

Аравийский злой суховей.

И купцы, разбазарив товары.

Отпускали гулять сыновей.

Чтоб домашним встречать не обидно.

 Для них куплены шелк и парча.

Шла купецкая молодь солидно:

Грудь — навыкат.

Сажень — в плечах.

Тень от пальмы лежит на дороге.

Словно чья-то большая рука.

Весельчак Селиверстов Серега

Среди отроков за вожака.

И за рвом, где трава помята.

Где слепцы, гнусавя, поют,

Вдруг увидели наши ребята,

Как невольников продают.

И к продаже,

И купле назначенный,

Под надзором наемных татар.

По ногам оковами схваченный.

Притомился живой товар.

Разметав волнистые косы.

От отчаянья и тоски

Стонут девушки разноголосо

И на разные языки.

У торговца седая бородка,

В три наплыва грузный живот.

—                              Братцы, стой!

Никак новгородец!

И Серега рванулся вперед. Подбежал он к девушке русой  И отвесил ей низкий поклон:

—                              Эй, чувашка,

Встречай-ка русских.

Да скажи, как попала, в полон? Как тя звать!

—                              Меня кличут Ильмена,

Переняли нам вороги путь.

Ой, возьмите меня из плена! —

И упала парню на грудь.

И тогда, забыв про гулянку

 И поставив все на ребро,

Шли купцы выкупать полонянку

 За чистейшее серебро.

Выкупали,

Брали с собою.

И Сергей хмелел без вина...

А потом была свадьба. Кричали горько. Сергей был счастлив, целуя невесту. С благодарностью смотрел на родичей и понял, что отцу, матери и сестрам приглянулась темнорусая Ильмена. Радость переполняла парня. Впереди — семейное счастье.

Как жил Сергей Селиверстов с Ильменой? Сколько было де­тей у них? Отправлялся ли он с товарищами в дальние плава­ния? Об этом ничего не известно. Возможно, сложил свою буй­ную голову в чужих краях. А, может быть, прожил долгую бла­гополучную жизнь до глубокой старости. Любил чувашку Ильме­ну. Вырастил детей и внуков. Известно только одно: в новгород­ских лесах была основана кем-то, возможно, потомками Сергея Селиверстова, деревня под названием Чуваши. Основал ее, ви­димо, один из сыновей удалого ушкуйника. А, может быть, внук. Кто знает? А может, и другой кто. Я помню, после войны эта деревня обозначалась на картах Новгородской области, а потом исчезла, как исчезли многие неперспективные деревеньки и даже большие села. По новгородской земле прокатилась великая вой­на, и земля обезлюдела.

А чуваши жили и сейчас живут на былинной земле Садко. Я встречался с ними неоднократно. Когда в 1946 году вернулся в Новгород из Чувашии, то через месяц или два пошел в город­ское отделение милиции, чтобы обменять паспорт. Начальник паспортного отдела, увидев мою прежнюю прописку, с удивле­нием посмотрел на меня и спросил:

—                                       Из Чувашии?

—                                       Да, приехал из Чувашии, — подтвердил я. — В Чебоксарах получал первый паспорт. Работал там, в республиканской газете.

—                                       А сам, случайно, не чуваш?

—                                       Нет, русский. Эвакуировались в Чувашию в сорок первом...

—                                       Ах, вон что! А я из Козловки, — как бы отрекомендовался начальник паспортного стола. — Есть такой райцентр в Чувашии. А я чуваш. Так, значит, вроде бы свои будем. Земляки...

Так я впервые встретил чуваша в Новгороде. А потом были другие встречи. В Демянске председателем райисполкома одно время работал чуваш Кириллов. Мой брат Петр с ним был в дружбе. В городе Чу­до во редактировал городскую газету (чуваш по национальности) журналист Степан Перчаткин. В городе Валдае возглавляет научную гид­рологическую станцию чуваш, доктор технических наук. Чуваши ра­ботали на строительстве Новгородского химкомбината.

А однажды в лесу случайно разговорился с одним грибником. Оказалось, что он чуваш, подполковник, женился на новгородке. О деревеньке под названием Чуваши никто толком ничего не знал, и я как бы мимоходом спросил у него:

—                              Случайно о деревне Чуваши ничего не знаете? Была такая деревенька под Новгородом.

—                              Нет, нет, — ответил подполковник. — Ничего не знаю. Родом я из Чувашии. На берегах Волги моя родная деревня.

Встречи... Встречи... Расспросы. Воспоминания. А время лете­ло, и деревенька Чуваши выпала из моей памяти. Я уже как бы и позабыл о ней. И какие там жили люди, откуда они берут свою родословную — так и не смог до конца прояснить.

                                              * * *

Жил на чувашской земле замечательный поэт Василий Егорович Митта. Великий, можно сказать, человек с нелегкой судьбой. В сталинские времена по доносам завистников был дважды арестован — и до войны, и после войны, — про­шел через гулаговский ад, безвременно умер, успев написать сти­хи пронзительного благородства. Стихи поэта теперь переведены на многие языки мира.

О Василии Митте я прочитал документальную повесть, опуб­ликованную в нескольких номерах газеты «Советская Чувашия». Автор повести — мой давний друг, народный поэт Чувашии Ва­силий Давыдов-Анатри, читал и волновался. Из повести узнал, что Василий Митта прошел тяжелый жизненный путь, с честью перенес многолетние тяготы лагерной жизни, любил жизнь и загорался благородными порывами, писал стихи, любил свой народ. Будучи за колючей проволокой, вспоминал дочерей, у него было их три. И самая младшая — Илемпи.

Илемпи... Илемпи... Боже мой! Мне сразу же вспомнилась кра­савица чувашка Илемпи — Ильмена, новгородский купец Сер­гей Селиверстов, далекая Персия, раздольная Волга, Ильмень — озеро, ушкуи новгородцев, звонкие песни гусляров...

Илемпи... Ильмена... Вызволенная новгородцами из неволи. Как давно это было! А может, и не было тебя — прекрасная чувашка Ильмена? Но ведь жива легенда.

Значит, была... (Из зарисовки «Ильмена». 1991) [5].

Этнопсихология болгар Волжской Болгарии:

- культ красоты;

- трудолюбие;

- преданность;

- честность;

- не агрессивность;

- терпение;

- любовь.

Болгаро- чуваши потеряли на первом этапе холокоста 1, 300 тысяч человек, а за 300 лет геноцида и ассимиляции потери были чудовищные (1236-1552 гг.). Именно в эти годы, по мнению академика В.Д. Димитриева, формируются на основе болгар чувашский народ (в Казанском ханстве). В.Д. Димитриев писал: «Западная граница Казанского ханства проходила по нижней Суре, начиная примерно от нынешней Барышской слободы, на левобережье — по Приветлужью, с севера ханство граничило с Вятской землей и охватывало южную половину Удмуртии, ка востоке и юге граница проходила по Каме (временами на восто­ке — по Вятке), на правобережье - приблизительно по линии со­временных Камское устье — Апастово-Чутеево, далее на запад по реке Кубня до Барышской слободы. В географическом плане ханство делилось на Горную, Луговую, Арскую, Побережную стороны. Административно левобережная часть подразделялась на Галицкую (западный угол), Арскую (удмуртскую), Алатскую (от Казани на север, северо-запад, северо-восток), Чувашскую (от Казани на восток до Камы), Ногайскую (правобережье ниж­ней Камы) даруги.

Горная сторона была населена чувашами, горными марий­цами и в небольшом количестве восточной мордвой. В между­речье Свияги и Волги начали оседать служилые татары. К середине XVI в. количество чувашских деревень на Горной стороне могло приблизиться к тремстам.

На Луговой стороне обитали луговые марийцы, левобереж­ные чуваши, татары. Сюда относилась Галицкая и Алатская да­руги.

Побережную сторону, составлявшую широкую полосу на правобережье нижней Камы от ее изгиба, устья Вятки и до Вол­ги (а с левобережья нижней Камы начиналось дикое поле) насе­ляли заказанские чуваши, марийцы и татары; возможно, сюда относилась часть кочевых башкир. На Побережной стороне раз­мещались Ногайская (вдоль Камы) и Чувашская (с XVII в. — Зюрейская) даруги. Даруги делились на волости (улусы), сотни и пятидесятни.

Большинство деревень левобережных чувашей располага­лось в пределах Чувашской даруги, но немало было их по Но­гайской, Алатской, Арской и Галицкой даругам.

В Казанском ханстве был установлен военно-феодальный строй. Высшая политическая власть принадлежала хану — мо­нарху типа восточных деспотов. При нем действовал диван — карачи, в Казанском и во всех других татарских ханствах были из родов Ширин, Барын, Аргын и Кипчак. В феодальной иерархической лестнице верхнюю ступень занимали эмиры, за ними – бики (князья), затем – мурзы и уланы и лишь потом следовали сотные, пятидесятные и десятные князья нетатарских народов ханства. Большими правами пользовалось мусульманское духовенство (сеиды, шейхи, имамы, муллы и др). Многочисленную группу военнослужилых людей составляли служилые татары – казаки (ички – внутренние, исники – внешние). Трудовой люд составляли чувашские, марийские, удмуртские, мордовские, частично башкирские ясачные люди. Ханство делилось на даруги, волости (улусы), сотни и пятидесятни. Верховным собственником всех земель ханства считался хан. Земли делились на дворцовые, частнособственнические (светских феодалов, вакуфы духовных феодалов) и государственные. Дворцовые земли хана обрабатывались рабами из русских полоняников (пленных) и насильно пригнанными мордовскими земледельцами. Мусульманское право формально не признавало частной собственности на землю. Фактически в ханстве частная собственность на землю была представлена широко. Феодальное землевладение выступало в форме ясакодержания: татарские феодалы получали от хана волости, сотни или селения с правом сбора с населения ясака и других податей в свою пользу (сойюргал). Феодал не занимался организацией сельскохозяйственного производства, его интересовало лишь получение готового продукта. Для сойюргала характерны: обусловленность владения доходами с феодальнозависимого населения военной, административной или иной службой хану, наследственность владения, налоговый и административно-служебный иммунитет сойюргалодержателя. Мусульманское духовенство владело вакуфами – населенными имениями с правом сбора с них податей в свою пользу. Служилые татары владели небольшими участками государственных земель за несение военной службы. Они были освобождены от ренты-налога. Большая часть государственных земель находилась во владении общин ясачных людей из нетатарских народов, обязанных платить ренту-налог государству. В правобережной Чувашии орудовала ханско-феодальная администрация: военная, фискальная, судебно-полицейская. В укрепленных пунктах типа острогов, в сторожевых и наблюдательных пунктах стояли ханские войска во главе с феодалами-военачальниками. 
Считая себя наследниками прав и политики Золотой Орды, татарские ханства, в их числе и Казанское, требовали от русских княжеств выплаты дани, вели по отношению к ним, затем и к Русскому государству и другим народам агрессивную внешнюю политику. Грабительские войны с захватом и порабощением пленных были для Казанского, Крымского и других татарских ханств одним из важных источников доходов. 
       В ХV – первой половине ХVI в. правобережная Чувашия являлась районом развитого земледелия. Чуваши, заняв лесную территорию нынешней центральной и северной Чувашии, за столетие сумели превратить ее в район пашенного земледелия. Опустошенные земли юго-восточной Чувашии частично обрабатывались наездом. Путем расчистки леса чуваши расширяли площади пахотных земель и сенокосов, совершенствовали бортное пчеловодство (бортные деревья считались собственностью отдельной семьи). Леса, преимущественно смешанные, изобиловали четвероногой и пернатой дичью: здесь водились медведи, волки, зайцы, лисицы, куницы, по рекам – выдры, бобры, а также боровая и водоплавающая птица. Основным занятием ясачных чувашей являлось земледелие. Преобладала паровая система земледелия. Но при освоении новых лесных площадей под пашню приходилось прибегать к подсечной системе. Местами использовали перелог. Орудием для обработки земли служил тяжелый деревянный плуг агабусь с железным лемехом и резцом. Возделывали главным образом зерновые – рожь, овес, ячмень, полбу и другие культуры. Роль животноводства была значительной, разводили лошадей, коров, овец, коз. Основными занятиями чувашей были охота и рыболовство. Хорошо знали чуваши судоходство и многие другие ремесла, включая кузнечное и серебряное дело. Жилищами чувашей служили срубные избы, надворными постройками у них были клети, сараи, конюшни, хлевы и пр. Родственные дворы располагались кустами, уличной планировки селений не было.

Что изменилось в ходе болгарского холокоста?

- переселение – бегство;

- трудолюбие сохранилось;

- вера сохранилось;

- ассимиляция – татаризация;

- истребление аристократии;

- превращение болгаро-чуваш в ясачных крестьян и военный резерв «орды» и Казани;

- чувство страха обернулось чувством бегства, но способом сохранения своих детей.

Литература

1.     Сеспель М. Паянтан. – Чебоксары, 2006. – С. 69.

2.     Сеспель М. Паянтан. – Чебоксары, 2006. – С. 65.

3.     Сеспель М. Паянтан. – Чебоксары, 2006. – С. 66.

4.     Уяр Ф.Е. Русские писатели о чувашах / Ф.Е. Уяр. – Чебоксары, 2009. – С. 539-545.

5.     Уяр Ф.Е. Русские писатели о чувашах / Ф.Е. Уяр. – Чебоксары, 2009. – С. 545.

6.     Димитриев В.Д. Вопросы этногенеза, этнографии и истории культуры чувашского народа / В.Д. Димитриев, Чебоксары 2004. – С. 93-94.