А. И. Павловский

г. Тюмень

ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

КУЛЬТУРЫ ОСВОЕНИЯ И КУЛЬТУРЫ СЛУЖЕНИЯ

Философские исследования культуры наталкиваются на принципиально неразрешимую проблему объективности, которая обусловлена тем, что любой исследователь сам по себе тоже является представителем некоей культуры и как таковой не может быть свободен от ее влияние. Мало того, субъекты, относящиеся к разным культурам онтологически различны, ибо бытие самого субъекта, в рамках разделяемого нами феноменалистического подхода, суть бытие внутри представление, и дано посредством системы аффективных реакций на его элементы (системы ценностей), которая и признается субъектом (аксиологическим) в рамках нашей методологической позиции.

Но тем не менее невозможность полного преодоления подобной обусловленности не означает, что невозможно ослабить ее влияние для получения более или менее объективных результатов, способных принести пользу в понимании процессов межкультурной коммуникации. Частью этого процесса повышения объективности исследования стал отказ от вызванной культурной обусловленностью исследователя склонности трактовать мировую культуру как единую и переход к плюралистической модели сосуществования множества несовместимых культур. Но движение по этому пути натолкнулось на проблему оснований классификации мировых культур, которая до настоящего времени так и не разработана.

Проблема в том, что единственной познаваемой реальностью является субъективное человеческое представление, а феномен культуры отражает факт сходства различных субъективных представлений, который позволяет объединять субъектов в культурные множества, иерархически упорядоченные за счет того, что можно выделить как различные основания сходства, так и различные его уровни. А раз так, то критерии классификации культур нужно искать в структурных особенностях представлений ее носителей.

Представление человека является целостным и социальная деятельность выступает стержнем, вокруг которого оно строится, а так как деятельность задается ее целью, то определение цели человеческой деятельности является одним из ключевых оснований дифференциации культур.

Говоря от критериях отличия культур, следует отметить, что в их качестве выступают не элементы представления, и не формулируемые рациональным индуктивным обобщением опыта концепты, ибо они вторичны по отношению к структурным особенностям представления. Таким образом, речь идет о выявлении типических отношений в представлении, которые можно выявить, если абстрагироваться от конкретики тех элементов представления, которые вступают в отношения, подпадающие под данную типизацию.

В случае целеполагания человеческой деятельности поэтому нужно говорить не о множестве конкретных целей, которые может ставить перед собой человек или общность в процессе своей жизнедеятельности, но о цели абстрагированной, цели как таковой, которая задает специфику всех возможных целей человеческой деятельности в данной культуре.

И в этом плане можно выделить два взаимоисключающих «направления» целеполагания: на освоение материального мира – и на служение сверхчувственным идеалам, что позволяет нам ввести оппозицию освоение – служение, в качестве одного из критериев классификации культуры. Разница этих позиций заключается в том, что в первом случае цель устанавливается в рамках прижизненного бытия человека и привязывается к определенным критериями осуществимости этой цели, а во втором случае цель-идеал выносится принципиально за пределы материального прижизненного бытия, и акцент деятельности переносится скорее на движении к этому идеалу, который сам по себе чаще всего мыслится как недостижимый.

Подобная постановка вопроса вовсе не означает, что в культуре освоения не возникают идеалы. Они возникают, но они или мыслятся как реализуемые в рамках наличного материального бытия, либо служат осуществлению таковых. Они или позиционируются как принципиально достижимые, или же подразумевают некую «профанированную» упрощенную форму, которая мыслится как достижимая.

Это «или-или» обусловлено тем обстоятельством, что не все идеалы возникают в самой культуре или в культуре одного и того же типа, но иногда могут заимствоваться из культур противоположного типа, и тогда идеал интерпретируется специфическим образом. Так, например, в культуре освоения идеалы культуры служения «отращивают» чувственно-материальную составляющую, на которую и будет ориентироваться конкретная человеческая деятельность, в то время как сам исходный идеал перестает быть фокусом такой деятельности, хотя и выступает конструктивным элементом общественного мировоззрения. В Западной Европе (культура освоения) христианские идеалы, возникшие в оседлой культуре Ближнего Востока (культура служения), по сути, привели сперва к появлению парадигмы земного Града Божьего (Царства Божьего на земле создаваемого здесь и сейчас), а затем и сформировали идеал воплощения избранности человека в его финансово-экономической деятельности (протестантизм).

Напротив, идеал культуры освоения в культуре служения «обретает» сверхчувственную составляющую, и именно на нее направляется общественное целеполагание. Так идеал коммунистического общества, возникший в культуре освоения, где он интерпретировался как прежде всего равенство и справедливость в материальном обеспечении всех людей, в России (культура служения) трансформировался в идеал «счастливого общества», отодвинулся фактически в историческую бесконечность, при этом фокус деятельности с самого коммунистического общества сместился на процесс его строительства. А сам коммунизм стал определенной формой мессианства.

Надо отметить, что именно эта оппозиция является в культуре самой труднопонимаемой и трудноидентифицируемой, так как наименее формально, а потому наиболее аффективно нагружена. В результате чего представители культуры служения склонны упрекать своих «оппонентов» в гедонизме, а те в свою очередь рассматривают служение как форму подчинения элите.