Филологические науки/8. Русский язык и литература

Ступницкая Н.Н.

Харьковский институт финансов Украинского государственного университета финансов и международной торговли, Украина

Трагизм бытия служителей режима поневоле в романе А.И. Солженицына «В круге первом»

На современном этапе развития общества определение индивидом собственной ценностной ориентации в действительности, способность самостоятельно регулировать свое поведение и судить о моральном значении всего происходящего вокруг него является психологическим ядром не только современного человека, но и указывает приоритетный путь развития общества. Цель данной статьи состоит в том, чтобы показать влияние революционных катаклизмов, неконтролируемого единовластия на судьбу не только целого государства, но и отдельной личности, так как препятствуют гуманистической концепции их дальнейшего развития и взаимодействия. М. Шнеерсон приходит к выводу об общей трагичности судьбы всех граждан Советского Союза. «В романе нет ни одного по-настоящему счастливого человека. Граждане сталинской державы, от мала до велика, живут на краю бездны» [7, 209]. Солженицын описывает процесс самоуничтожения нации, когда одна ее часть создала индустрию для истребления другой, причем машина разрушения оказалась сильнее ее создателей, сметая все на своем пути. По мнению М.М. Голубкова, Россия уже переживала нечто подобное. «Иван Грозный воздвиг не только страшные застенки, где хозяйничал Малюта Скуратов, но и уничтожил Новгород, превратил палачество в атрибут государственной жизни, собрав вокруг себя целый класс таких же палачей профессионалов и любителей. А Петр І, строящий на костях Петербург и превращающий в рабов литейных заводов русских крестьян? Кажется, что это какая-то роковая особенность русской истории с мерцающими в ней эпизодами самоистребления нации – то в великой смуте XVII в. или в гражданской войне нашего столетия, то по прихоти тиранов – Ивана IV, Петра I, Ленина, Сталина. При этом периоды тирании находятся во внутренней связи между собой: их объединяет страшная жестокость, внешняя бессмысленность и мгновенное разделение нации на две группы: палачей и жертв (возможен, правда, переход некоторых личностей из одной группы в другую)» [2, 247-248]. Позволим себе расширить высказывание М.М. Голубкова, обратив внимание на довольно существенную деталь, порожденную тоталитарным обществом. Несомненно, имело место разделение людей на палачей и жертв, был переход из одной группы в другую, но были и так называемые, смешанные типы, относящиеся одновременно к обеим группам. Наглядным подтверждением этому являются образы, созданные Солженицыным в романе «В круге первом».

«Создаваемый автором художественный мир определенным образом моделирует мир внетекстовой реальности. Однако сама эта внетекстовая реальность – сложное структурное целое. То, что лежит по ту сторону текста, отнюдь не лежит по ту сторону семиотики» [3, 660]. Люди, наблюдаемые Солженицыным, были включены в сложную систему норм и правил, нарушение которых приводило к катастрофическим последствиям. Сама жизнь реализовывалась в значительной мере, как иерархия социальных норм. Большевистская государственность бюрократического типа, семиотика чинов и служебных градаций, правила поведения, регламентирующие деятельность человека во всех сферах советского общества, создавали исключительно разветвленную систему, в которой глубинные вековые устои просвечивали сквозь временные. Показателен в этом отношении образ начальника Марфинской спецтюрьмы, способного проанализировать происходящие события и стремящегося без громких фраз облегчить жизнь не только своим непосредственным подчиненным, но и заключенным, что в условиях тоталитарного государства свидетельствует об определенной духовной высоте героя. Проявление доброты и сострадания, исконных качеств русского характера, отделяют Климентьева от группы ярых служителей режима. Сообщив Наде о свидании с мужем, подполковник сознает, какой опасности себя подвергает, но ничего не может поделать с душевным порывом. Он вынужден служить Злу, но внутренне постоянно стремится к Добру. Герой не только уважает права заключенных, он ставит их выше новых господ жизни. Возникает обратная иерархия. Тот, кто в реальной жизни занимает высокие посты, в духовной сфере оказывается на самой низшей ступени. «Клеветы же по долгому опыту службы он со стороны заключенных не опасался. Оклеветать могли сослуживцы» [5, 205]. Подобное противопоставление заключенных и тюремщиков служит опосредованному разоблачению системы и созданию сатирического эффекта.

Только достаточно высокий уровень интеллекта позволял ему находиться на подобной должности и не утратить человеческого облика. Климентьев постоянно строго придерживался инструкций, всячески стремясь воспрепятствовать проявлению своих душевных качеств. Действительность предстает как некая сцена, навязывающая человеку определенное амплуа. Климентьев понимает, что только точное соблюдение предписаний дает ему возможность уцелеть в борьбе Добра и Зла. Будучи начальником спецтюрьмы, он, тем не менее, осознает призрачность собственной власти. «(Глупцы! И глупо их возмущение – как будто он сам, а не свежая инструкция придумала этот порядок!)» [5, 254]. Олицетворение позволяет Солженицыну показать не только призрачность власти подполковника и других руководителей, но и обезличенность советского общества, главенствующая роль во всех сферах жизни которого отводится инструкциям. Подобный антропоморфизм определяется писательским мироощущением и восприятием жизни советского общества. Однако именно засилье инструкций дает возможность Климентьеву делать заключенным поблажки. Он понимал, что праздничные вечера самые тяжелые и стремился добиться для заключенных разрешения на установку елки. «В инструкциях написано было, что запрещаются музыкальные инструменты, но о елках нигде ничего не нашли, и потому согласия не дали, но и прямого запрета не наложили» [5, 206]. Подобное положение вещей дало подполковнику возможность разрешить установку елки. Солженицын бьет врага его же оружием, показывая, что невозможно охватить инструкциями все сферы человеческой жизни, полностью лишить человека возможности принимать самостоятельные решения. Персонаж, имеющий как бы два проявления: внешнее и внутреннее, вскрывает двойственность большевистского режима. Внешнее проявление кардинально отличалось от тщательно скрываемой реальности. Дуализм персонажа проявляется во всех его поступках. Он прекрасно понимает опасность проявления доброты, поэтому вырывает из книги стихов лист с рукописным текстом и негативно относится к слезам жены Герасимовича. В душе героя постоянно происходит борьба Добра и Зла. Стремясь остаться в рамках идеологии, он не может не совершать добро. Посредством внутренней речи персонажа, Солженицын демонстрирует дуализм насилия и глупости. «Уже бывало  в его карьере, что проявлял он глупую мягкость, разрешал что-нибудь недозволенное, и никто бы никогда не узнал – но те самые, кто пользовались поблажкой сами же умудрялись и разболтать о ней» [5, 209]. Люди, находящиеся в атмосфере тотального террора, собственной глупостью поддерживали угнетение и наказывали за проявление доброты и сострадания. Опасения подполковника оказались не беспочвенны. Климентьев находился на волоске от гибели, так как Надя хотела рассказать мужу о встрече с подполковником при надзирателе. Имея достаточно полную характеристику сослуживцев героя, можно себе представить, что его ожидало.

А.И. Солженицын в своей речи в Международной Академии Философии говорил: «Мы потеряли в себе гармонию, с которою созданы, гармонию между духовной и физической нашей природой» [6, 606]. Именно утрата подобной гармонии сближает Климентьева и Наделашина. Подполковник держал Наделашина за то, что тот был грамотен и мог толково изложить произошедшие события. Кроткий, добродушный нрав отличает героя даже от обычных граждан. Солженицын подчеркивает, что персонаж совершенно не вписывался в жизнь современного ему общества. В стране, «где водка почти и  видом слова не отличается от воды…» [5, 195] и «каждый второй прошел лагерную или фронтовую академию ругани» [5, 196], Наделашин не пил водку и никогда не сквернословил. Однако лучшие душевные качества героя не были востребованы, а наоборот, являлись помехой для службы в МГБ. Наделашин вынужден был приспосабливаться ради сохранения не только благополучия, но и жизни. Свой достаточно высокий интеллектуальный уровень он использовал для сбора компрометирующего материала на заключенных. Герой не был груб с заключенными, что, естественно, располагало к нему последних, и они не стеснялись при нем в разговорах. Солженицын показывает особое отношение заключенных к младшему лейтенанту, почти анаграмируя его фамилию в прозвище «младшина». Младший же лейтенант отсутствие грубости компенсировал подлостью.

Наделашин был достаточно умен и «понимал так, что эти заключенные, не имеющие прав людей, на самом деле часто бывали выше, чем он сам» [5, 201] и не были теми злодеями, какими их представляли на политических занятиях, зато прекрасно осознавал, что служители идеологии на самом деле не пламенные борцы за светлые идеалы, и ничуть не умнее и не смелее заключенных. Именно младший лейтенант разоблачает низкий уровень интеллектуального развития служителей режима. «Младший лейтенант Наделашин с физиономией бесстрастной зимней луны напомнил майору, что ни сам он, ни тем более его надзиратели не знают немецкого языка и не знают латышского (они и русский-то знали плоховато)» [5, 196].  Начало фразы создает иронический фон, который заканчивается сатирическим аккордом. Сопоставление одного предмета или явления с другими делает их более наглядными, выразительными, а главное, определяет отношение к ним самого писателя. Положенная в основу сравнения подобность может подчеркиваться, а нередко может быть домысленной, разгаданной, что составляет основной художественный смысл взятого для сравнения слова. В данном случае сравнение становится символом, часть разгадывания схожести сопоставляемых понятий в котором особенно велика. Мертвый свет луны светит в конце романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» [1]. Он заливает комнату, в которой спит Иван Николаевич Понырев. В этом лунном свете есть нечто – усыпленный наркотиками профессор видит больные сны, а жизнь его, не содержащая духовной радости, однообразна и скучна. Свет луны усыпляет и гипнотизирует, он парализует волю и ум человека. Наличие у луны светлой и темной сторон свидетельствует о дуализме персонажа, о наличии тщательно скрываемого внутреннего мира. Светлая часть луны – служба Наделашина надзирателем. Темная – стремление к спокойному портновскому ремеслу, которым занималась его семья до революции. Герою нравилась эта профессия, которой его лишила большевистская власть. Он добрый по своему душевному складу, а зло нещадно ломает его внутренний мир, заставляя служить себе. Изначально мягкий человек, с детства приучаемый к работе с тканью, Наделашин не мог стать героем, и открыто бороться со злом. Он внешне подчинился обстоятельствам, но внутренне ощущал, что служба в МГБ ему против души.

Повествование о героях у Солженицына тесно связано с социальной критикой. Преступный режим порождает злодеев, которые в свою очередь его защищают. Человеку, стремящемуся сохранить личное достоинство, приходится очень нелегко – противоборство с господствующим в обществе злом требует от него величайших усилий. Это авторское положение, находящее подтверждение на страницах романа, служит контраргументом распространенному обвинению Солженицына в нетерпимости к человеческим слабостям. Ко многим своим героям, ставшим на путь Зла в силу каких-либо обстоятельств, писатель относится с сочувствием. В том, что Наделашин стал надзирателем тюрьмы, а не портным, к чему его влекло с детства, повинен не только герой, но и система. «В нормальном человеческом обществе «теорийка» о том, что среда создает преступников, в корне ошибочна и лжива; в свое время еще Достоевский ее разгромил. Но для режима, поддерживаемого ценой нагнетаемых ужасов и гигантских преступлений, это положение вполне справедливо, если только заменить слово «среда» словом «система» [4, 175].

Собранный в этой статье материал, несмотря на вынужденную неполноту, позволяет сделать вывод, что в романе Солженицына «В круге первом» аккумулировались экзистенциальные переживания человека, вынужденного принять трагическую эпоху и ставшего на путь Зла в силу каких-либо обстоятельств.

 

 

Литература:

1.     Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. – Роман.: Азернешер, 1988. – 320 с.

2.     Голубков М.М. русская литература ХХ в.: После раскола: Учебное пособие для вузов / М.М. Голубков. – М.: Аспект Пресс, 2002. – 267 с.

3.     Лотман Ю.М. О русской литературе: Статьи и исследования (1958-1993). – СПб.: искусство – СПб, 1997. – 848 с.

4.     Панин Д.М. Лубянка–Экибастуз. Лагерные записки. – М.: Скифы, 1991. – 384 с.

5.     Солженицын А.И. В круге первом: Роман. – М.: Художественная литература, 1990. – 766 с.

6.     Солженицын А.И. Публицистика: В 3Т. – Т.1. – Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1995. – Т.1: Статьи и речи. – 1995. – 720 с.

7.     Шнеерсон М. Александр Солженицын. Очерки творчества. – Посев. Frankfurt am Main, 1984. – 296 с.