Муцалов Ш

Муцалов Ш. Ш.

к.ю.н.доц

ЧГУ

Историко-правовой экскурс

в анализ уголовного законодательства дореволюционной России

в сфере банковской деятельности.

Понять сущность и содержание преступлений, совершаемых в сфере банковской деятельности, можно лишь на основе постижения и уяснения закономерностей развития и функционирования данных негативных явлений в кредитно-денежной системе. В этом плане исторические публикации прошлых лет дают достаточно полное представление о деятельности банков с момента их зарождения до наших дней, об изменениях, происходивших прежде и происходящих сейчас в банковской сфере России. Изложенные мотериалы содержат сведения о формировании теоретических положений и конкретных лрактических решений, способах и опыте управления кредитно-финансовыми системоми в разные исторические периоды. Знакомство с историческим прошлым представляется исключительно важным сейчас, когда реформирование банковской системы находится в критической фазе, принимаются меры по устранению причин и ус-ловий, способствующих совершению кредитно-финансовых злоупотреблений. Поэтому было бы ошибочно утверждать, что преступления, совершаемые в кредитно-банковской сфере, - исключительно современное явление[i].

Как известно, зарождение банковского дела началось с деятельности средневековых менял Северной Италии. Слово «банк» произошло от итальянского «Ваnсо» - скамья, так называлась лавка менялы, где осуществлялись все денежные операции. Однако сам факт появления отдельных кредитных учреждений, которые оказывают клиентуре разнообразные услуги по приему вкладов и предоставлению кредитов, не дает оснований говорить о становлении в том или ином государстве банковской системы. Банковская система - это внутренне организованная, взаимосвязанная, объединенная общими целями и задачами совокупность кредитных учреждений государства. Она складывается тогда, когда наряду с обычными (коммерческими) банками появляются центральные банки, выполняющие функции управления банковской системой.

История становления и развития системы уголовно-правового регулирования банковской сферы весьма богата и многопланова. Полагаем, что накопленный исторический опыт заслуживает того, чтобы не только органически быть воспринятым современным законодателем, но и стать ценнейшим источником преемственности традиций для отечественных предпринимателей, банковских и государственных служащих.

Первые попытки зарождения банковского дела в России можно отнести к середине XVIII в, 13 мая 1754 г. Правительствующим Сенатом в Санкт-Петербурге и Москве были учреждены сословные банки двух видов: государственные заемные банки для дворянства и Банк для поправления при Санкт-Петербургском порте коммерции и купечества[ii]. Однако деятельность этих первых.кредитных учреждений не оправдала ожиданий правительства. Казенные капиталы, выданные банками, были розданы в первые годы в сравнительно немногие руки, в которых деныи и продолжали оставаться; помещики не только не возвращали деньги в срок, но большей частью не платилй и процентов; предписанная законом продажа просроченных залогов на деле не применялась; правильный бухгалтерский учет отсутствовал; отчеты, представляемые императрице, составлялись только приблизительно.

В этих условиях персонал банков не удержался от злоупотреблений, которые тем не менее вскрывались, вследствие чего Банк для поправления при Санкт-Петербургском порте коммерции и купечества неоднократно лишался самостоятельности и ставился в подчинение Коммерц-коллегии. Неудовлетворительное положение дел в банках отразилось в указе императора Петра III от 26 июня 1762 г., где отмечалось, что «учрежденные для дворянства и купечества банки... имели служить для вспоможения всему обществу, но нам известно, что следствие весьма мало соответствовало намерению и банковские деньги остались по большей части в одних и тех же руках, в кои розданы с самого начала. Сего ради повелеваем: в розданных в заем деньгах отсрочек более не делать, но все оныя надлежит собрать и ожидать Нашего дальнейшего указа»[iii].

Таким образом, к числу первых правонарушений, совершенных в российской банковской системе, можно отнести злоупотребления банковских чиновников, связанные с кредитными операциями, а также невозвращение заемщиками полученных кредитов в срок и неуплату по ним процентов.

Период возникновения в России собственно банковской системы можно было наблюдать во второй половине XIX в., когда в Российской империи начала формироваться кредитная система, характерная для капиталистического хозяйства. Существовавшие на протяжении целого столетия крепостнические казенные банки перестали отвечать потребностям экономического развития и к середине XIX в. превратились в серьезное препятствие для развития торгово-промышленных отношений. Постепенно центральным звеном кредитной системы становятся частные коммерческие банки. В середине 60-х гг. позапрошлого столетия происходит быстрый численный рост акционерных банков, а на смену ажиотажу на акции железных дорог приходит спекуляция банковских акций.

Нужно сказать, что первое частное кредитное учреждение в России - Санкт-Петербургское кредитное общество - открылось в 1861 г., а в 1864 г. - первый частный коммерческий банк. Как показывают многочисленные исследования, «в России на тот период существовала хорошо отлаженная система правительственного контроля над денежным обращением и банками, что в не малой степени обеспечивалось соответствующим законодательством»[iv].

Процесс развития этого вида деятельности в России происходил достаточно бурно, и к 1 января 1898 г. в России насчитывалось уже 511 учреждений краткосрочного и долгосрочного кредита с 461 отделением[v]. Все они действовали на основании утвержденных правительством уставов, определявших не только круг разрешенных видов коммерческой деятельности, но и порядок ведения отчетности. По установленным на тот период правилам учреждения банковского промысла периодически должны были публиковать в правительственных и других газетах сведения о состоянии своих балансов, включая результаты собственной годовой деятельности.

С увеличением количества банковских учреждений росло и число так называемых банковских процессов. Усложнение отношений в сфере банковской деятельности диктовало необходимость разработки адекватного уголовного законодательства с целью соответствующего регулирования противоправного экономического поведения, с одной стороны, и создания комплекса гарантий для добросовестных хозяй ствующих субъектов - с другой.

Подтверждением тому служит первый банковский кризис, разразившийся в 1873 г., который был обусловлен обострившейся конкуренцией: пытаясь привлечь деньги, банки шли на увеличение процентных ставок по вкладам, но не получали для их покрытия достаточных прибылей от торгово-промышленных операций. Для сохранения прежних дивидендов увеличивались проценты по ссудам, что нередко приводило к потере постоянных клиентов. Банкам приходилось выдавать кредиты предприятиям, обещавшим большие выгоды, а это значительно усиливало их риск.

С развитием российской банковской системы, расширением круга операций, выполняемых кредитными учреждениями, и увеличением их клиентуры возрастало число различного рода противоправных деяний, связанных с нарушением порядка осуществления банковской деятельности. Среди них особо выделялись злоупотребления чиновников и должностных лиц государственных кредитных установлений, а также должностных лиц общественных и частных банков: подлоги при займе из государственных, общественных и частных кредитных учреждений, неправомерные действия при выдаче ссуд и вкладов, взятки, вымогательство. Появились новые виды противоправных деяний, связанные с развитием рынка ценных бумаг. Так, в частности, достаточно широкое распространение получили злоупотребления с векселями: изготовление фальшивых векселей с последующим их предъявлением к взысканию либо в уплату за товар, подделка банковской подписи на векселях. К новым видам банковских преступлений относились нарушение банковской тайны, открытие частного банка без дозволения правительства или без соблюдения установленных законом правил[vi].

История развития и функционирования кредитно-финансовой системы дореволюционной России свидетельствует, что банки стремятся к получению максимальной прибыли. В конечном счете это обстоятельство неизбежно приходило в противоречие с потребностями развития производительных сил общества[vii]. Больше того, в погоне за наивысшей прибылью они (банки) зачастую нарушали разумные границы кредитования и инвестирования, способствуя тем самым усилению неравномерности экономического развития и углублению хозяйственных диспропорций. Жажда наживы толкала клиентов банка на финансовые аферы и преступления, пособниками которых нередко становились и сами банкиры. Развитие кредита и акционерного дела порождало, по словам К. Маркса, «новую разновидность паразитов в образе прожекторов, учредителей и чисто номинальных директоров, воспроизводит целую систему мошенничества и обмана в отношении учредительства, выпуска акций и торговли акциями»[viii]. Именно такого рода прискорбную закономерность можно было обнаружить на страницах столичных газет и журналов, где главным образом отмечалось, что чем больше банков, тем больше хищений вкладчиков и так называемых банковских процессов.

Так, Санкт-Петербургско-Тульский банк выдал ссуду под дом в размере `130 тыс. рублей, а дом был продан только за 15 тыс. рублей. Свидетели показали, что «оценка имущества, вопреки уставу банка, производилась не всеми членами оценочной комиссии (в протоколах имеются подписи лишь двух оценщиков)». К протоколам оценки не прилагались документы, отражающие истинную (рыночную) цену недвижимости и сте-пень ее доходности (копии контрактов и иных условий). Банковский ревизор попытался настоять на особом мнении о результатах ревизии, но тотчас был выдворен из состава ревизионной комиссии ее председателем (членом правления банка).

Наиболее способных соучастников из простых ационеров организаторы хищений в порядке поощрения переводили в члены оценочных комиссий, а из последних - в члены ревизионных комиссий или же в члены правления банка. В некоторых банках лишь 10% прибыли шло в запасной капитал, а 90% «расходовалось по рукам»: солидные платежи в пользу оценщиков, членов ревизионной комиссии и прочих. Но еще большие суммы необоснованно выплачивались директору и высшим служащим банка. Причем эти вознаграждения начислялись и тогда, когда банк работал с большими убытками[ix].

В связи с поступлением многочисленных жалоб в Министерство финансов на участие банкирских домов и контор в биржевых спекуляциях, которые привели к банкротству некоторых подобных кредитных учреждений, было решено подчинить их жесткому контролю. Свидетельством тому служит крах Коммерческого ссудного банка в Москве (1875). Большой общественный резонанс также вызвало банкротство в 1889 г. банков Кана в Петербурге и Мусатова в Москве[x], занимавшихся торговлей в рассрочку билетами выигрышных займов. При этом обнаружилась не столько халатность, сколько нечистоплотность банкиров, что заставило Министерство финансов принять радикальные меры.

Но, несмотря на столь бдительный контроль со стороны правительства за банковской сферой, одно из звеньев кредитной системы - банкирские дома и конторы - фактически сумело уйти от опеки властных структур. До конца XIX в. российское законодательство не делало различий между банкирскими и торговыми заведениями. Банкиры причислялись к купцам и должны были выкупать гильдейские свидетельства. Поэтому они нередко действовали под вывеской торговых домов, обходя многие инструкции и распоряжения о банковской деятельности.

Так, наиболее распространенными преступлениями в системе банкирских заведений являлись: участие банкирских домов и контор в биржевых спекуляциях за счет вкладов клиентов; привлечение денежных средств населения путем введения в заблуждение относительно будущих доходов; злоупотребления в сфере кредитования и вексельного обращения; злоупотребления, обусловленные совмещением государственной службы с участием в акционерных компаниях.

Прослеживая эволюцию отечественного уголовно-правового законодательства. касающегося данной экономической сферы, среди особо значимых, с нашей точки зрения, нормативных актов хотелось бы отметить Уложение о наказаниях уголовных и исправительных Российской Империи [xi]. Его разделы «О нарушениях уставов торговых», «О преступлениях и проступках против собственности», «О преступлениях против имущества и доходов казны» включали нормы, направленные на защиту банковской сферы от преступных посягательств (подлогов, принятия противозаконных подарков, взяток и вымогательства; неправильных и злонамеренных действий в производстве ссуд, выдаче вкладов; утраты бланков; нарушения тайны вкладов). Следует подчеркнуть, что именно здесь были заложены основные законодательные конструкции об ответственности за преступления в сфере банковских отношений, существующие и ныне в Уголовном кодексе РФ. Для их осмысления и проведения параллели с современным законодательством считаем целесообразным более подробно рассмотреть некоторые нормы, содержащиеся в указанном документе.

Представляется весьма примечательным тот факт, что в рассматриваемом Уложении (в редакции 1866 г.) уже была предусмотрена уголовная ответственность за злоупотребления управленческого персонала, признавалось преступлением банкротство. В ст. 1665 речь шла об обмане и мошенничестве.

Так, к числу противоправных законодатель относил действия, связанные с преднамеренным банкротством [xii]. Богатая судебная и законодательная практика дореволюционной России выработала весьма четкие критерии разграничения по подсудности дел о несостоятельности. Обязательным являлось рассмотрение дел в уголовном суде, если судом гражданским обнаруживались признаки злостного (умышленного) банкротства. Равно как и современный базовый закон о банкротстве, законодательство того времени, как правило, исключало возможность достижения «мировой» между должником и кредитором после возбуждения дела о несостоятельности. Отличительной же особенностью дореволюционного законодательства о несостоятельности являлось то, что суд вправе был начать дело о несостоятельности даже без какого-либо ходатайства или жалобы кредиторов, поскольку практиковался найм подставных лиц, а качестве кредиторов с целью нанесения ущерба фактическим кредиторам.

Закон делал четкое различие между банкротом по неосторожности и злостным (умышленным), что и служило отправной точкой для дифференциации ответственности. Дела по неосторожному банкротству являлись делами частного обвинения [xiii].

Одна из норм, выделенная законодателем в самостоятельную статью Уложения, предусматривала ответственность за извлечение противозаконной выгоды путем хищения или уничтожения каких-либо документов, подчеркивая тем самым различие природы между данным видом преступления и хищением [xiv].

В циркулярах министра юстиции достаточно много внимания уделялось квалифицирующим признакам упомянутой нормы. К наиболее интересным, на наш взгляд, можно отнести следующие[xv]:

• должно приниматься во внимание похищение или уничтожение документа не любого, а служащего доказательством каких-либо имущественных прав;

• факту уничтожения или похищения документа принимается во внимание, если субъект преступления руководствовался корыстной целью;

• при противоправном завладении документом судебный орган должен руководствоваться не гражданскими обстоятельствами сделки, в рамках которой фигурировал документ, а чисто уголовно-правовыми признаками совершенного деяния;

• хищение соответствующих документов должно различаться по способу владения так же, как для квалификации имеет значение способ завладения имуществом.

К числу наказуемых относились и случаи совершения хищений своих собственных долговых расписок у кредиторов, держащих их в обеспечение займа.

Другая норма Уложения предусматривала ответственность за действия, связанные с приобретением имущественных выгод путем мошенничества. К числу таких деяний относилось уменьшение ценности или изъятие имущества, принадлежавшего ранее банкроту, но в связи с арестом этого имущества (в целях возмещения ущерба кредитору), находившегося в его временном ведении. Иными словами, если право на данное имущество принадлежало кредитору, но оно изымается, то согласно Уложению осеченное деяние должно было квалифицироваться как мошенничество. В тех же случаях, когда имущество должника официально еще судом не было подвергнуто описи, такие же действия мошенничеством не признавались, однако сделка считалась недействительной.

Вместе с тем указанные случаи далеко не исчерпывали список деяний, за которые юристы того времени выносили вердикт об имевшем место мошенничестве. Самым распространенным способом мошенничества являлось изготовление из частей разных кредитных билетов одного, но более высокого достоинства с последующим его сбытом.

Все отмеченные обстоятельства свидетельствуют, что законодательная доктрина, закрепленная в Уложении 1845 г., и в настоящее время весьма актуальна. Дальнейший сравнительный анализ приводит к выводу о большом сходстве диспозиций отдельных норм Уложения и УК РФ 1996 г., например, в части установления ответственности за открытие частного банка без соответствующего на то разрешения, а также за подлог при займе из государственных, общественных или частных кредитных учреждений.

Для иллюстрации данного утверждения представляется необходимым привести ряд отличий мошенничества от присвоения чужого имущества, отмеченных еще дореволюционными юристами.

1. Мошенничество - это похищение чужого имущества путем обмана, присвоение может быть осуществлено через удержание чужого имущества, переданного субъекту вследствие доверия владельца.

2. Присвоение денег, хотя и переданных виновному самим владельцем не вследствие какой-либо гражданской сделки, а в силу обмана или сообщения ложных сведений, составляет мошенничество, а не просто невыполнение гражданского договора.

3. Извлечение виновным для себя денежной прибыли из чужого имущества, противозаконно удерживаемого посредством обмана, для чего были сделаны соответствующие противозаконные приготовления, без которых обман был невозможен, подпадает под понятие мошенничества [xvi].

Особое место в Уложении было отведено ответственности за преступления, связанные с психическим или физическим насилием с целью получения прав на имущество или согласия на какую-либо невыгодную сделку по поводу этого имущества. Предметом рассмотрения здесь является чужое право на имущество или обязательство по нему, в отличие от непосредственного посягательства на само имущество. Действительно, проблемы межличностных отношений вполне могут возникать в процессе разрешения вопросов гражданского права при различного рода сделках, когда действия одной из сторон разрушают гражданский характер отношений и переводят их в область уголовно-правовую. Сущность норм Уложения заключалась в детализации ответственности за обман не только с целью непосредственной передачи имущества, но и сделок, которые должны быть облечены в письменную форму; за действия, направленные на залог одного и того же имущества в разных кредитных учреждениях.

Как можно заметить, закон того времени проводил параллель между обманными действиями в процессе осуществления залога и мошенничеством, где главным определяющим признаком являлся сам характер действий по совершению залога. К числу противоправных были отнесены также случаи залога недвижимого имущества одним из совладельцев без воли и согласия других.

Следует сказать, что в комментариях к Уложению неоднократно указывалось на максимальное обеспечение гражданско-правовым законодательством действительности всякого рода договоров, основанных на свободном соглашении сторон. Исключение составляли лишь договоры, направленные на достижение целей, запрещенных законом.

До 1893 г. ростовщичество по Уложению не преследовалось, но, начиная с указанного срока, независимо от формы и содержания договора об условиях передачи денег в рост, это деяние было криминализировано. Закон от 24 мая 1893 г. установил два рода наказуемого ростовщичества - сельское и денежное. Последнее, в свою очередь, делилось еще на два вида: общее денежное ростовщичество и ростовщичество со стороны лиц, занимающихся выдачей капитала в ссуды. Последний состав преступления предполагал условия: принадлежность виновного к числу лиц, занимающихся выдачей финансовых средств в ссуды; превышение 12% годовых за пользование кредитом; скрытый характер ростовщичества. Кроме указанного, можно отметить также и то, что закон от 24 мая 1893 г. данное деяние представлял как совокупность нескольких последовательных актов, каждый из которых образовывал самостоятельный состав наказуемого деяния и относился к продолжаемым преступлениям.

Привычным делом становились махинации в банках и акционерных обществах. Выступая государственным обвинителем по одному из уголовных дел о злоупотреблениях в Саратовском земельном банке, А. Кони сказал: «...Спокойно и бестрепетно действуют некоторые банковские и железнодорожные дельцы, разоряя, по всем правилам двойной и тройной бухгалтерии, доверчивых и задавленных послушным и чуждым делу большинством акционеров»[xvii]. В качестве оправдания нередко подсудимые банкиры ссылались, как правило, на то, что вся их деятельность велась «без корыстных целей, без подлогов, обманов и сговоров с залогодателями; составляет не уголовное преступление, а просто действие неосторожное, неблагоразумное».

В свою очередь защитники интересов банкирских учреждений утверждали, что строгий контроль, ведение отчетности отпугнут их клиентуру и отдадут ее в руки ростовщиков. В итоге у Министерства финансов не было даже полного перечня всех банкирских домов и контор.

В связи с недостатками в деятельности кредитных учреждений (в частности, широко распространенными злоупотреблениями со стороны их должностных лиц) 5 апреля 1883 г. был принят Закон об изменении и дополнении правил открытия акционерных коммерческих банков. Так, согласно данным изменениям сумма обя-зательств банка ограничивалась 5-кратным размером его собственного капитала (вместо ранее существовавшего 10-кратного). Кредит одному заемщику был лимитирован 10% основного капитала банка; устанавливалось, что лицо, занимающие административную должность в банке, отныне не имело права занимать подобную должность в каком-либо другом кредитном учреждении; ни одно лицо не могло располагать на Общем собрании акционеров более чем 10% всех голосов. Кроме того, был установлен правительственный банковский контроль в виде ревизий, проводимых по требованию акционеров, представляющих не менее 1/5 уставного капитала банка[xviii]. Новое законодательство также наделило правом министра финансов по согласованию с министром внутренних дел назначать в банках ревизии.

Однако по-прежнему большой проблемой являлись городские общественные банки: одни из них в погоне за прибылью занялись высокорискованными финансовыми операциями, другие стали карманными бонками местных влиятельных лиц, третьи по тем или иным причинам оказались на грани банкротства.

Например, о результатах деятельности учреждений ссудо-сберегательных касс можно судить по докладам инспекторов мелкого кредита. Они отмечали следующее: «Принимая во внимание, что кассам, в общем, выдано было ссуд на сумму свыше миллиона рублей, полученную кассами прибыль нельзя признать большой. Объясняется это тем, что кассы взимают по ссудам невысокие проценты: 2 кассы 10%, 1 касса 9%, 32 кассы 6%. Тогда как по вкладам платят довольно высокие (от 4 до 6) проценты. В 1913 г. в Заблудовской кассе произведена была, сбежавшим в Америку казначеем, растрата в 1900 рублей, а одна касса (Песковская, Волковысского уезда) пострадала от пожара при весьма сомнительных обстоятельствах»[xix]. В другом случае в результате ревизии Московского международного торгового банка, который возглавляли Лозарь и Яков Поляковы, выяснилось, что Лазарь Поляков практически бесконтрольно принимал решения о финансировании тех или иных операций, ссуды выдавались без указания сроков возврата и обеспечения и самое главное - собственных средств у Поляковых, чтобы возместить потери акционерам и вкладчикам, нет[xx].

Вообще говоря, деятельность многих банков, акционерных и страховых компаний начиналась с мнимых прибылей и, естественно, с подложных документов, отражающих ее. Нередко одно и то же лицо участвовало в управлении несколькими кредитными учреждениями. Например, председатель Лопатинского кредитного товарищества покупал для своих пайщиков очень дорогие сельхозорудия у Сергачской земельной кассы, где он тоже являлся председателем. Зачастую уголовные дела в отношении руководителей банкирский домов и кредитных учреждений прекращались по типичному для того времени основанию: по ст. 277 Устава уголовного судопроизводства «за недоказанностью признаков состава преступления, предусмотренного ст. 1154 и ст. 1155 Уложения о наказаниях, ввиду отсутствия точных указаний на злоумышленность неправильных действий».

Надо отметить тот факт, что и в то время учеными-правоведами велась оживленная дискуссия по проблемам регулирования вышеназванных противоправных деяний. Так, сторонники концепции злоупотребления доверием считали, что установление норм ответственности за обман и кражу в уголовно-правовой охране договорных отношений явно недостаточно. При этом они исходили из того, что при краже суть преступления состоит в тайном безвозмездном изъятии имущества другого лица, а для мошенничества характерно похищение этого имущества с помощью обмана. В случае передачи прав другому лицу по управлению и распоряжению чужим имуществом интересы владельца нуждаются в защите потому, что уполномоченное на то лицо зачастую злоупотребляет полномочиями, ему предоставленными, и это обстоятельство наносит ущерб владельцу в силу того, что злоупотреб ления управомоченных лиц оставались вне сферы уголовно-правово го воздействия, эти ученые предлагали установить уголовную ответ ственность за злоупотребления подобного рода, для которых предло жено было название «злоупотребление доверием».

В результате, на основании исследований, проведенных учеными того времени [xxi], были разработаны и внесены ряд новых норм в Уго ловное Ул ожение 1903 г., в том числе о наказаниях за злоупотребления служебным положением [xxii], однако фактически в действие это Уложе ние не вступило. Следует отметить, что если Уложение 1845 г. содержало отдельную главу «О нарушении постановлений о кредите», направленную на защиту кредитно-финансовых отношений, то в Уго ловном уложении 1903 г. все составы преступлений нашли свое отра жение, но - в разных главах. Кроме того, оно содержало множество новых составов, принятых в связи с расширением и видоизменением финансовой сферы. Хотя по многим характеристикам Уголовное уложение 1903 г. имеет большое сходство с Уложением 1845 г., однако в анализируемых составах нового Уложения появляется ряд квалифицирующих признаков: повторное совершение преступления, совер шение преступления в сообществе (соучастие), значительный вред, важный ущерб, сопряженное с другими злоупотреблениями. За совершение преступлений предусматривались: заключение в тюрьму, ис правительный дом, каторга, арест, денежный штраф, лишение права содержать банкирское заведение.

В научной литературе прошлых лет, посвященной проблеме пре ступности в банковской сфере, большое внимание уделяется и вопросу совместительства государственной службы с участием в различных акционерных компаниях.

Начиная с 1860 г. совместительство приняло в России угрожающий характер. Высшие чиновники Министерства финансов приглашались в учредители за возможность в будущем получать кредиты Госбанка.

Разного рода жесткие ограничения в деятельности вызывали у акционерных компаний стремление обойти закон и с помощью совместителей добиться для себя различных льгот, что привело к массовым злоупотреблениям [xxiii].

Сложность запрета совместительства заключалась в том, что он в значительной степени ограничивал право частной собственности, т. е. право управления своим капиталом, вложенным в акционерное общество. Вместе с тем 3 декабря 1884 г. императором был подписан именной указ - «Правила о порядке совмещения государственной службы с участием в торговых и промышленных товариществах, а равно в общественных и частных кредитных учреждениях»[xxiv]. Таким образом, уже более 100 лет назад была предпринята своего рода попытка преодоления законодателем элементов коррупции в высших эшелонах власти и предусматривалась уголовная ответственность правительственных чиновников и должностных лиц за нарушения в сфере банковских отношений.

Исключительно важное значение имели положения гл. 12 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. «О нарушении постановлений о кредите». Предусматривалась ответственность за открытие частного банка без дозволения правительства или без соблюдения установленных законом правил (ст. 1152), за подлог при займе из государственных или общественных и частных кредитных установлений (ст. 1151). За банковские злоупотребления несли одинаковую ответственность как чиновники и должностные лица государственных кредитных установлений, так и должностные лица общественных и частных банков: за подлоги и неверность в сохранении вверенного им имущества, принятие противозаконных подарков, взятки и вымогательство (ст. 1154), за неправильные и злонамерные действия в производстве ссуд или выдаче вкладов с ущербом для того установления, в котором они служат (ст. 1155). При этом кассационная практика Правительствующего Сената понимала под должностными лицами всех тех, кто исполнял в общественных и частных банках служебные обязанности, относящиеся к деятельности банка по денежным его оборотам и по заведыванию принадлежащим ему имуществом.

Однако на практике ст. 1154 и 1155 применялись лишь при наличии в инкриминируемом деянии трех признаков - «отступления от устава данного кредитного учреждения, ущерба для его имущества и злонамеренности виновного». В итоге, «с одной стороны, открывался широчайший простор и полная безнаказанность для самых отчаянных спекуляций и авантюр, предпринимавшихся во имя личной корысти и с вопиющими отступлениями от устава, лишь бы только они увенчались успехом; с другой же, всякое маловажное отступление от буквы устава, оканчивающееся неудачей, должно было влечь за собой применение суровых определений ст. 1154 и ст. 1155 Уложения о наказаниях, так как всякую банковскую операцию можно было свести к злонамеренной. И если понимать это неопределенное выражение в смысле личного интереса, - то нельзя отрицать, что в любом действии руководителя банка можно было усмотреть, по крайней мере, стремление путем той или иной спекуляции доставить себе выгоду, так как от успеха дел банка зависел и его личный успех»[xxv].

Особо предусматривалась ответственность чиновников и должностных лиц государственных кредитных установлений, общественных и частных банков за нарушение банковской тайны (ст. 1157). В этой же главе рассматривались вопросы ответственности за подделку билетов государственных кредитных установлений (ст. 1149), общественных и частных банков (ст. 1150), подлоги и другие злоупотребления векселями (ст. 1160). Статьи 1163-1168 разрешали вопросы ответственности за различные злоупотребления, связанные с банкротством[xxvi].

Уголовное уложение 1903 г. также содержало ряд норм, призванных охранять кредитно-банковские отношения. Например, глава 34 «О банкротстве, ростовщичестве и иных случаях наказуемости по имуществу» содержала более десяти статей, посвященных тем или иным деяниям, совершаемым должником в преддверии или во время банкротства. Блок статей с 324-й по 333-ю описывал нормы о нарушениях постоновлений о кредите[xxvii]. Деяния, описанные в этих статьях, не были предусмотрены в Уложении о наказаниях. Включению их в Уголовное уложение предшествовала кропотливая работа составителей, изучение новых форм экономической жизни общества. Так, тюремному заключению до шести месяцев могло быть подвергнуто лицо за открытие подписки на ценные бумаги от имени не разрешенного к открытию торгового или промышленного общества или товарищества[xxviii].

Нормы главы 29 «Об оглашении тайн» описывали различные случаи разглашения сведений, составляющих тайну. Например, в ст. 544 говорилось об оглашении тайны спужащим в кредитном установлении, причем деяния преследовались независимо от наступления вреда, последовавшего оттакого разглашения (для справки: современное уголовное законодательство России предусматривает такого рода ответственность только при наличии крупного ущерба). Многие новые преступления в сфере банковской деятельности в той или иной степени были связаны с обманом, вследствие чего предлагалось применять в таких случаях положения статей о мошенничестве.

Помимо этого, в 1906 г. отделение главы 13 Уложения о наказаниях было дополнено блоком норм об ответственности содержателей банкирских заведений и меняльных лавок за производство запрещенных операций, совершение запрещенных законом сделок по покупке и продаже золотой валюты и тому подобных ценностей в золотой валюте.

Основным банковским актом этого периода можно с уверенностью считать Закон от 29 апреля 1902 г. об упрочении деятельности частных банков, который ограничил размер выдаваемых учреждениями долгосрочного кредитования городских ссуд 1/3 от общего числа ссуд. Немало норм Закона касалось акционерных коммерческих банков (например, членам правлений банков, управляющим делами и другим служащим этих банков было запрещено пользоваться в своем банке любым видом кредита; существенным образом упрощена процедура для возбуждения меньшинством акционеров ходатайства о проведении в банке правительственной ревизии, для чего теперь требовалась инициатива группы акционеров, представляющих 10% голосов на общем собрании и 5% паевого капитала).

Таким образом, история становления и развития в России кредитно-финансовой сферы в целом и банковской системы в частности свидетельствует, что сопутствующие позитивные процессы и негативные явления, детерминирующие экономическую преступность, всегда зависели от форм собственности, экономической модели государства, особенностей правового регулирования общественных отношений в сфере денежного обращения и банковской деятельности. При этом предпринятый анализ исследования кредитно-финансовой сферы показал, что многие черты современного состояния преступности здесь не являются чем-то совершенно новым для российских. Вот почему было бы непростительно не принимать во внимание уже имеющийся исторический опыт защиты от противоправных посягательств на кредитно-финансовые интересы как государства в целом, так и отдельных хозяйствующих субъектов, включая банки, примером и аналогом которому и может служить законодательство дореволюционной России.

Руководство финансового ведомства в 1910 г. отмечало невозможность осуществления контроля за деятельностью банковских учреждений. Довольно часто банки открывались исключителыю с целью недобросовестного обогащения за счет клиентов[xxix]. В этой связи при конторах и отделениях Госбанка были введены должности инспекторов по делам мелкого кредита: инспекторы наделялись широкими полномочиями: проведение ревизий «во всякое время по своему усмотрению»; право изменять состав правлений и советов товариществ в случае обнаружения «беспорядков или злоупотреблений».

Так, о недостатках в работе Гродненской казенной палаты свидетельствует Циркуляр Департамента государственного казначейства, адресованный управляющему казенными палатами: «Имевшие место в последние годы растраты в казначействах денежных сумм и гербовых знаков обнаружили с достаточной ясностью весьма неудовлетворительную постановку не только срочных, но и внезапных свидетельств казначейств. Проверка наличности процентных бумаг в казначействах производилась весьма неудовлетворительно... к числу причин, вследствие которых замедляется обнаружение преступлений по хищениям и растратам казенных сумм, спедует, что многие казенные палаты не проверяют должным образом полученных ими актов и ведомостей о свидетельствах казначейств»[xxx].

Аналогичные выводы можно было найти и в результате проверки Минского городского кредитного общества в 1904 г. Убытки, отраженные в балансе этого общества, характеризовались «чрезмерными ссудами», выданными некоторым членам общества, которые они не смогли своевременно погасить. Попытки же взыскать долг путем продажи заложенного имущества оказались безрезультатными[xxxi]. По данным С.С. Остроумова, с 1909 по 1913 г. произошел значительный рост нарушений уставов торговых и кредитных предприятий. Нарушения выражались в основном в невыполнении обязательств по полученным кредитам, вследствие чего возросло число подлогов векселей и иных ценных бумаг[xxxii].

Достаточно большое внимание в литературе прошлых лет уделялось проблеме совместительства государственной службы с участием в различных акционерных компаниях. Высшие чиновники Министерства финансов нередко приглашались в учредители за будущую возможность получать кредиты Госбанка. Все это приводило к массовым злоупотреблениям и растратам денежных средств, что не могло не сказаться на процессе формирования стабильной кредитно-финансовой системы государства.

Проведенное ретроспективное исследование кредитно-финансовой сферы России конца XIX и начала XX столетия позволяет выявить типичные виды и формы преступной деятельности в банковской системе. Вместе с тем следует признать и то обстоятельство, что специальные криминалистические исследования в данной области напрочь отсутствовали, поскольку криминалистика как научная дисциплина в данное время начинала только зарождаться.

В памятниках уголовного права XIX в. не содержалось единой группы экономических преступлений. Однако анализ уголовного законодательства позволяет утверждать, что уже тогда деяния, посягавшие на нормальный ход осуществления банковской деятельности, были криминализированы.

Подытоживая вышеизложенное, следует отметить, что нами была предпринята попытка краткого исторического анализа развития уголовной ответственности за правонарушения в банковской сфере в России. Проведенное исследование источников позволяет утверждать, что развитие экономических отношений влечет за собой неизбежное совершенствование законодательства, в определенном смысле защищающего сложившуюся на данном историческом этапе стадию развития экономики. При этом еще раз подчеркнем тот факт, что ретроспективный анализ нормативной базы может стать весьма ценным материалом для совершенствования ныне действующего законодательства.