МОДЕЛЬ ПРАВОВОГО ГОСУДАРСТВА
ПО КОНСТИТУЦИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

 

Магомедов А.А. – ст. преп. кафедры юридических дисциплин
филиала ДГУ в г. Избербаше

В Конституции Российской Федерации не содержится дефиниции правового государства. Но в теоретико-правовой доктрине в целом сложилось некоторое единство относительно наиболее существенных признаков правового государства. В то же время сущностное содержание этих признаков, их политическое значение, а подчас и юридическая природа объясняются по-разному. Поэтому понимание правовой государственности в Российской Федерации зависит от «исходных» задач, ставящихся исследователями.

Такой вариативный подход к пониманию российской правовой государственности во многом объясняется тем, что понятие правового государства часто интерпретируется в отрыве от содержания российской Конституции. Нет оснований считать такой подход неверным либо неоправданным. Многое здесь зависит от методологии, избираемой автором для проведения исследования. Одно дело, когда представления о правовом государстве, сформулированные в доктринальном виде, служат своего рода базисом для оценки действующей Конституции, и совсем другое, когда реальное содержание правовой государственности России выводится не из абстрактных представлений о некой идеальной модели правового государства, а основывается на нормах Конституции, на практике реализации идей правовой государственности в деятельности законодательной, исполнительной и судебной власти. При этом речь не идет о предпочтительности того или иного подхода: равно приемлемыми являются и тот и другой. Однако для целей данной работы наиболее продуктивным видится анализ на основе текста и идеи действующего российского Основного закона.

Правовая государственность служит отражением такого состояния государственно-правового и общественного развития, при котором демократическая конституция и правовые законы «связывают» и «ограничивают» государство, а в содержании самих законов (как и конституции) нравственные идеи являются превалирующими.

Ценностный смысл идеи правового государства состоит в создании системы государственно-правовых отношений, обеспечивающей приоритет права во всех сферах общественной жизни. Приоритет права, как правило, «расшифровывают» через понятие верховенства закона, отмечая при этом, что речь идет о правовом законе. Понимают под правовым законом не только акт высшей юридической силы, принятый с соблюдением всех необходимых законодательных процедур. Правовой закон — это воплощение общепринятых в цивилизованных отношениях норм и демократических ценностей[1]. Оптимальное сочетание в содержании закона принципов демократии и права и его социальной нацеленности — материальное условие возникновения правового закона. Директивное же законотворчество по принципу «закон и есть закон» способно порождать произвол со стороны государства.

Другой признак правового государства состоит в ограниченности государственной власти. Это положение не следует понимать в том смысле, что каждое из государств реализует суверенные полномочия в рамках ресурсов, обеспеченных геополитическими, экономическими, социальными, культурологическими и другими факторами. Такие ограничения объективны. Государственная власть ограничена тем, что в лице отправляющих ее органов и должностных лиц она действует лишь в пределах, установленных Конституцией и федеральным законодательством. То есть речь идет о правовой организации системы государственной власти. А правовая организация системы органов государственной власти предполагает, помимо их учреждения, четкое определение их компетенции, места и характера их взаимоотношений, форм деятельности. Кроме того, как показывает опыт, для правовой организации государственной власти весьма важным является определение правил формирования отношений и использования специального юридического инструментария. Если правила процедуры в системе законодательной или судебной власти в достаточной мере определенны и имеют многолетний (как минимум вековой) опыт апробации в России, то повсеместное внедрение регламентов для обеспечения процедурного сопровождения административных процессов — дело будущего. При этом регламентация бюрократических процедур функционирования государственного аппарата также должна осуществляться на основе права, то есть деятельность административных органов должна осуществляться таким образом, чтобы не могла повредить нормальному функционированию гражданского общества.[2] Сегодня для Российской Федерации является очевидным, что в специфических условиях чрезвычайно расширившегося спектра функционирования государственной власти, действия ее органов и лиц, осуществляющих властные прерогативы, нуждаются в оптимизации, в нормативном определении необходимых и достаточных для осуществления повторяющихся управленческих операций сроков, материалов, документов и др., гарантирующих правильную «организацию труда» в системе власти.[3]

Кроме того, государственной власти в условиях правовой государственности свойственно функциональное разделение на правотворческую, правореализующую и правоохранительную сферы, а в организационном отношении — на законодательную, исполнительную и судебную ветви. В понимании правовой государственности России разделение властей занимает значительное место. В идее разделения властей, как и нормативном содержании соответствующего положения российской Конституции, имеется множество смысловых граней. С одной стороны, это — единство государственной власти на всей территории Российской Федерации, а с другой - разграничение властных полномочий между органами законодательной, исполнительной, судебной власти, их самостоятельность в осуществлении возложенных полномочий, а также недопустимость их вторжения в сферу ведения и компетенцию друг друга. В то же время самостоятельность ветвей власти никак не препятствует рационализации осуществления власти. Например, Президент Российской Федерации наделен правом издавать нормативные указы или выступать «судьей» в споре между органами государственной власти, а Федеральное Собрание ратифицирует международные договоры Российской Федерации, выполняя тем самым отдельные функции исполнительной власти.

Взаимный контроль, сдерживание, противовесы — это механизмы, которые способны обеспечить динамический баланс в структуре государственной власти.

Для правового государства характерным также является то, что государственное управление осуществляется строго в тех пределах, которые установлены законом. Принято даже определение исполнительной власти как «подзаконной». Насколько, однако, будет правильным и современным сведение роли всей системы исполнительной власти только к исполнению закона, к пассивному осуществлению юридических норм?

Практика многих государств существенно изменяет «границы» функций исполнительной власти, не изменяя при этом ее существа. Во многих странах, например, законодательный орган (парламент) рассматривает и утверждает только те законопроекты, которые подготовлены исполнительной властью (правительством). Эта практика теоретически аргументируется тем, что, хотя законодательная власть по конституции принадлежит парламенту, практически законотворческий процесс выходит за рамки парламентской деятельности и протекает в условиях тесного сотрудничества с правительством, которое планирует законопроектную работу, инициирует те или иные законопроекты, осуществляет подготовку их текстов. Решающая роль парламента сохраняется в том, что он, рассматривая законопроекты в своих комиссиях (комитетах), на пленарных заседаниях, решает их «судьбу»: наделяет юридической силой. При этом конституции ряда государств прямо предписывают, что законотворческая деятельность осуществляется парламентом совместно с правительством (например, ст. 81 Конституции Королевства Нидерландов).

Кроме того, в зарубежных государствах довольно широко распространена конституционная практика наделения определенными законодательными полномочиями органов исполнительной власти, что позволяет им принимать правовые решения в форме законодательных актов: понятие «делегированное законодательство» закреплено в текстах многих зарубежных конституций.

С конституционно-правовой точки зрения правовое делегирование понимается как передача полномочий: один орган государственной власти уполномочивает другой на совершение определенных юридически значимых действий, которыми последний по нормам действующей конституции не наделен. При этом парламент оставляет за собой основополагающие, принципиальные вопросы законодательного регулирования. По юридической силе законодательный акт органа исполнительной власти равен законодательному акту парламента, хотя по форме подчинен парламентскому законодательству. Передачу отдельных законодательных полномочий органам исполнительной власти следует рассматривать как одну из форм «рационализации законодательного процесса».[4]

Практика российского законотворчества в современный период дает основания высказаться за пересмотр походов к определению форм и пределов участия исполнительной власти в деле законодательства. Органы системы федеральной исполнительной власти в Российской Федерации (в первую очередь правительство) более точно и глубоко ориентируются в ситуации, обеспеченной законодательным регулированием, обладают достоверными данными об условиях, нуждающихся в корректировке законодательного регулирования, обеспечены большими организационными механизмами и материальными ресурсами для подготовки проектов нормативных актов и, что важно, часто сталкиваются с потребностями оперативного реагирования на ситуацию, требующую законодательного регулирования. В идеале именно правительственная власть в состоянии предложить исчерпывающие законодательные решения для устранения юридических коллизий, восполнения правовых пробелов, решения текущих задач и перспективных проблем.

В настоящее время традиционное понимание форм и методов реализации власти претерпевает влияние новых подходов, новых реалий. Речь идет о проблеме самоограничения власти. По мнению Т.Я. Хабриевой, оно означает реализацию власти, за пределами которой можно говорить о злоупотреблении правом, поскольку самоограничение власти является сдерживающим фактором перехода деятельности государственного органа из нормального правового поля в беспредел.[5]

В то же время в некоторых западных государствах признано, хотя и неофициально, что принятие решения возможно тем органом, характеру деятельности которого это решение соответствует и который может взять на себя ответственность за его реализацию. Такой подход позволяет видеть за самоограничением власти не только и не столько свойство государственной власти,[6] сколько ее конституционную обязанность; отсутствие самоограничения, как и злоупотребление властью, может нанести вред государственному развитию, вызвать непредсказуемые последствия в правовой жизни государства.

 



[1] См.; Нерсесянц В.С. Конституционная модель российской правовой государственности: опыт прошлого, проблемы и перспективы //Правовое государство, личность, законность. М„ 1997. С. 13.

[2] См.: Четвернин В.А. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 1997. С. 81.

[3] Отметим начавшуюся работу федеральных органов исполнительной власти по разработке и принятию административных регламентов.

[4] См.: Современный парламент: теория, мировой опыт, российская практика. М., 2005. С. 60.

[5] См.: Хабриева ТЯ. Толкование Конституции Российской Федерации. Теория и практика. М., 1998.

[6] См. там же. С. 214.