Филологические науки/Язык, речь, речевая коммуникация

Филиппова Анна Владимировна

Старший преподаватель кафедры «Русский и иностранные языки»,

Поволжский государственный университет сервиса

Креолизованные тексты как механизмы политической пропаганды

Конечной целью любого субъекта влияния является коррекция, изменение, поведение объекта этого влияния. Усилия, вложенные на то, чтобы повлиять на человека, могут вызвать изменение его убеждений или установок. Установка – это ценностная диспозиция по отношению к тому или иному объекту. Это оценка чего-либо или кого-либо по шкалам «приятно-неприятно», «полезно-вредно» или «хорошо-плохо». То, как мы оцениваем наше отношение с окружающим миром, отражает наши установки. Установка имеет диспозиционный характер в том смысле, что является благоприобретенной, усвоенной путем научения тенденции думать о каком-либо предмете, человеке или проблеме каким-либо определенным образом.

Изменение установки или убеждения у объекта приносит субъекту влияния немалую выгоду, поскольку внутренние изменения зачастую создают предпосылки для дальнейших изменений в поведении. Изменение в убеждениях или установках не всегда оказывает непосредственное воздействие на поведение, однако благодаря ему человек может оказаться более восприимчивым в последующих ситуациях социального влияния.

С точки зрения психологии влияния, установки часто оказываются наиболее значимым компонентом установочной системы и соответствующих ментальных репрезентаций. Склонность к оцениванию является неотъемлемой частью человеческой натуры. Следовательно, установки являются обычными и широко распространенными психическими реакциями. Установка – симпатия или антипатия – может сформироваться даже в том случае, если ментальная репрезентация практически не подкреплена ни убеждениями, ни фактами. Установки, изначально не имеющие под собой достаточных фактических оснований, могут впоследствии воздействовать на усвоение знаний и формирование убеждений и верований, которые в конечном итоге заполнят пустоты в структуре ментальной репрезентации. Наша суммарная оценка чего-либо оказывает влияние на то, как мы интерпретируем прочитанное, услышанное о данном объекте.

В ходе истории политика, как и все общество, претерпевает глубокие качественные изменения. Вхождение на рубеже ХХI века индустриально развитых стран в информационную стадию развития ознаменовало резкое повышение роли средств массовой информации (СМИ) в политической жизни и даже дало основания для появления целого ряда концепций, обосновывающих приоритетную роль этого института в жизни общества и наступление эпохи медиократии (власти СМИ) или телекратии (власти телевидения).

Проблема использования социально-психологических методов влияния также тесно связана с проблемой манипулирования (манипуляции) аудиторией. Сам термин произошел от лат. manipulus, слова, которое имело в древней латыни два значения: 1.кисть руки, сложенная «горсточкой», и 2.военный отряд из 120 человек. Оксфордский словарь английского языка дает следующее определение слова манипуляция: «обращение с объектами со специальными намерениями, особенной целью», с выделением переносного значения: «акт влияния на людей управляя ими или вещами с ловкостью (с пренебрежительным оттенком ), скрытая обработка». Словарь С.И. Ожегова еще определеннее: проделка, мошенничество (с неодобрительным оттенком).

Итак, манипуляция в социальной психологии понимается как психологическое воздействие, используемое для достижения целей манипулятора посредством скрытого побуждения людей к совершению определенных действий, изменения их психологических характеристик и состояний [1, 35].

Объектом манипулятивного воздействия может быть как отдельный человек, так и общество в целом. Более того, психологическая манипуляция – такой же неотъемлемый элемент человеческого общения (коммуникации), как и внушение (суггестия), убеждение, ситуативное воздействие. Особенно опасна манипуляция в ситуации, когда сужается поле рациональных и логических аргументов влияния на аудиторию. Наиболее распространенный вид манипуляции – информационное воздействие на аудиторию, которое базируется на «трех китах»:

• определенных методах конструирования предоставляемой аудитории информации;

• способах предоставления этой информации;

• предварительном повышении восприимчивости аудитории к психологическому воздействию.

Информационное воздействие на аудиторию осуществляется средствами массовой коммуникации, прежде всего СМИ. Именно поэтому мы считаем, что реальная (то есть, в первую очередь финансовая) независимость прессы, при всех ее издержках, обеспечивает некоторую «разноголосицу» влияющих сил и повышает возможность формирования у людей более или менее реальной картины происходящих событий и их оценки, исходя из собственных интересов, а не интересов манипулятора. Поэтому слова о том, что независимая пресса – обязательное условие демократии, совершенно справедливы.

Американский специалист Р. Гудин в своей книге «Политики-манипуляторы» формулирует идею о том, что истина, как правило, менее привлекательна, чем иллюзия, поэтому успех воздействия во многом зависит не от того, как представить истину, а от того, как сконструировать иллюзию[3,21].

Манипулирование общественным сознанием является возможным благодаря использованию специфических особенностей языка. Язык – это система знаков, которые мы используем для обозначения реально существующих объектов; слова могут служить для создания образов, истинно отражающих действительность, и глубокого расхождения между образами, которые возникают, когда мы говорим, слушаем, читаем или пишем, и реальным положением вещей. Именно символическая и знаковая сущность языка позволяет манипулировать сознанием большого количества людей. Это происходит в силу сложности и тонкости функционирования языка как особой знаковой системы, которая характеризуется следующим:

• в естественном языке большинство лексем-знаков имеет более чем одно значение, то есть соотносится не с одним объектом реальной действительности. Разные значения одного языкового знака актуализируются в определенном речевом контексте. Следовательно, непонимание контекста может привести к неправильной интерпретации знака, к неправильной информации о факте действительности;

• языку присуще явление полилексии как порождение многочисленных лексем, обозначающих один и тот же предмет (например, доктор, врач, лекарь, эскулап);

• языку присуще явление полисемии, которым обладают полнозначные лексемы: они обладают различными вариантами значений, границы между которыми зачастую размыты, в результате чего возникает снижение ценности и эффективности речевой информации. Только знак-термин инвариантен в смысловом отношении и передает однозначную информацию;

• кроме основного значения – денотации – ряд слов обладает еще определенными коннотациями (дополнительное содержание слова или выражения, его сопутствующие семантические, стилистические и эмоциональные оттенки), которые накладываются на основное значение и служат для выражения разного рода экспрессивных, эмоционально-оценочных обертонов. Слова с определенными коннотациями в политическом дискурсе могут искажать или тенденциозно представлять информацию о реальном факте, которая содержится в основном значении слова.

Вопрос об истине является одним из самых фундаментальных вопросов, связанных с употреблением языка. Изучение лжи в процессе коммуникации составляет непосредственный предмет лингвистического исследования, особенно в тех случаях, когда ложь начинает культивироваться как искусство.

Как известно, одно из основных направлений изучения отношения «индивид – СМИ» возникло в 20-х г. с появлением работ У. Липпмана, который исходил из постулата недосягаемости для индивида мира политики, невозможности верификации политической реальности с опорой на индивидуальное сознание. Эта пропозиция привела У. Липпмана к мысли о всесилии средств массовой информации. Его исследование влияния стереотипов на общественное мнение отразило ту роль, которую, как он полагал, играют СМИ, осуществляя прямо направленное воздействие на аудиторию, вызывающее появление готовых, стереотипизированных представлений о политических и социальных процессах, что позволяет манипулировать индивидом с целью формирования убеждений, соответствующих интересам элиты или контрэлиты.

В настоящее время СМИ рассматриваются как важнейшая структура среднего уровня в системе социально-политических коммуникаций, где базовый уровень соответствует межличностному, а высший характерен для политической системы в целом, причем на всех уровнях осуществляются идентичные коммуникационные действия, основанные на передаче определенных сообщений [3, 110].

Д. Мак-Куэйл в работе «Массовая коммуникация» выделяет несколько социальных уровней осуществления коммуникации [6, 25]. Интерперсональный уровень предполагает контакты в диадах, в том числе и внутригрупповые. На институциональном уровне коммуникация реализуется при помощи возникающих в обществе социально-политических институтов, таких как политические партии, организации, правительственные информационные агентства. Коммуникация на общественном уровне производится при помощи СМИ, которые считают особым социальным институтом. Интересно, что Д. Мак-Куэйл в качестве еще одного социального уровня коммуникации предлагает рассматривать внутриличностный, обращая внимание на обработку информации, понимание и интерпретацию, производимые каждым индивидом [6,12]. Следует, однако, подчеркнуть, что внутриличностный коммуникативный уровень присутствует в качестве неотъемлемого компонента на всех других выделяемых автором уровнях коммуникации.

Взяв за основу в своей классификации средство передачи информации, Б.Е. Кретов выделяет три способа коммуникации, которые лишь терминологически отличаются от предложенных Д. Мак-Куэйлом:

• коммуникация через СМИ;

• коммуникация через организации, такие как политические партии, научные центры и институты, консультационные службы;

• коммуникация через неформальные контакты на основе личных связей, характерная как для примитивных, так и для развитых обществ [6,13].

Одним из основателей общей теории политической коммуникации становится представитель кибернетического направления в анализе социальных систем К. Дойч. Он впервые предлагает рассматривать политическую систему как информационно-коммуникативную [1,14]. Согласно К. Дойчу, политическая система представляет собой сеть коммуникаций и информационных потоков. Дифференциация информационных потоков непосредственно связана с четырьмя фазами их прохождения по компонентам политической системы, предполагающими:

• получение и отбор информации;

• оценку и обработку информации;

• принятие решений;

• реализацию решений и обратную связь.

Информация поступает в политическую систему через различные информационные службы, или, в терминологии Дойча, «рецепторы», где осуществляются отбор, первичный анализ и систематизация данных. Специфика второй фазы состоит в том, что новая информация сравнивается с уже имеющейся и оценивается на основе норм и ценностей данного социума. Это дает основания для перехода при необходимости к принятию решений (третья фаза) с целью регулирования сложившегося состояния системы, если достижение новой социально-политической ситуации соответствует поставленным целям. Последняя фаза предполагает реализацию решений исполнительными органами или «эффекторами». Она включает направление новой информации о выполнении решений от «эффекторов» к «рецепторам» по принципу обратной связи, что инициирует новый цикл функционирования политической системы [1,15].

В отличие от К. Дойча Г. Алмонд реализует структурно-функциональный подход к исследованию политической системы, которая в его модели не является гомогенной вследствие множественности представляемых ею интересов, что, по его мнению, манифестируется широким спектром политических позиций и способов регулирования складывающихся ситуаций. В качестве важнейшего свойства политической системы Г. Алмонд отмечает ее способность влиять на формирование взглядов и убеждений, создавать лозунги, символы и мифы и манипулировать ими с целью укрепления легитимности ее статуса [1,16]. В этой связи в его модели особое место отводится политической коммуникации, посредством которой осуществляется передача и распространение информации между компонентами внутри системы, а также реализуется информационный обмен с окружающей средой. Средствам массовой информации отводится особая роль в адаптации политической системы и обеспечении ее стабильности.

Начало научному осмыслению креолизованных, или семиотически осложненных, видеовербальных, поликодовых текстов было положено в работах по семиотике, что было обусловлено исследованием изображения как особой знаковой системы, а также возможных контекстов ее применения.

Ю.Я. Герчук писал: «И каждое сообщение существует не изолированно, все они составляют единую сложно организованную знаковую среду – семиосферу». Дело будущего, продолжает ученый, выяснить и сформулировать законы, управляющие семиосферой, пути ее формирования и развития, характер взаимного влияния ее разнородных элементов. «шаг от изучения отдельных знаковых систем к познанию их целостности пока не сделан» [1, 38].

«Неязыковые объекты становятся по-настоящему значащими лишь постольку, поскольку они дублируются или ретранслируются языком»- утверждает знаменитый лингвист Р. Барт [2,114]. Действительно, значения зрительных образов в кино, рекламе, комиксах, журнальной и газетной фотографии и т.д. обычно подкрепляются языковыми сообщениями. Нередко часть иконического (визуального) сообщения оказывается избыточной, дублирующей языковую составляющую. Итак, с одной стороны, общепризнанна уникальность знаковой системы языка и вторичность всех остальных частных семиотик: «Смысл есть только там, где предметы или действия названы: мир означаемых есть мир языка» [2,115]. Язык способен придать вещам знаковую функцию, не присущую им по их сути, а невербальным высказываниям - лишь добавочные значения.

Но, в современной семиотике существует и иная точка зрения, согласно которой иконический (визуальный) язык принципиально не отличается от вербального: «…любое созданное непосредственно человеком изображение абстрактно, ибо оно обозначает выделенные отвлеченные человеком свойства объекта. В этой своей функции изображение не отличается от слова. Как слово, так и изображение могут выражать понятия разных уровней абстрактности» [1,112]. Хотя большинство исследователей все же сходятся, что изображение не является такой четко выраженной единицей, как слово, а его семантика по сравнению с последним характеризуется значительно меньшей определенностью, расплывчивостью, размытостью своих границ [1,11].

Для текстов, организованных комбинацией естественного языка с элементами других знаковых систем или упорядоченных множеств, еще не выработалось единое общепринятое терминологическое обозначение. Широко известен метафорический термин «креолизованные тексты», который принадлежит Ю. А. Сорокину и Е. Ф. Тарасову (1990): это – «тексты, фактура которых состоит из двух негомогенных частей (вербальной языковой (речевой) и невербальной (принадлежащей к другим знаковым системам, нежели естественный язык)», отмечают, что креолизованный текст предстает сложным текстовым образованием, в котором вербальные и невербальные элементы образуют одно визуальное, структурное, смысловое и функциональное целое, нацеленное на комплексное воздействие на адресата[4,46].

В креолизованных текстах существует тенденция к универсализации средствами массовой информации изображения эмоциональных состояний, среди которых и проявления невербалики. Наряду с этим, представляемые в креолизованых текстах пантомимика и мимика весьма подвержены, по мнению исследователей, упрощению. «Само понятие кода, в принципе, располагает к абстрагированию от любых необычных жестов (способных кардинально изменять сигнификацию при смене контекста), дабы изображение было понятно самой широкой публике» [5,24]. Клод Бремон приходит к выводу (ibid.), что, за редким исключением, основная масса изображаемых в креолизованных текстах мимики и жестики имеет в качестве референта стереотипный образ:

1) простейших эмоций;

2) какой-либо формы межличностных отношений (агрессия, переговоры, помощь, обман);

3) элементарных действий (плавание, ходьба, чтение);

4) технических операций;

5) формы поведения, свойственного определенным группам индивидуумов

Известно стремление авторов гиперболизировать невербальное поведение героев, в чем прослеживается намеренный отказ от избыточного реализма. Это присуще большинству креолизованных текстов и, вероятно, может рассматриваться как жанровый спецификатор. Нередко гиперболизация создается при участии иконограмм.

Изображение невербального поведения персонажей креолизованных текстов призвано решить две, в известной степени противоречивые, задачи: эстетическую и коммуникативную. Буквенный текст служит снятию многозначности, возникающей при интерпретации невербального поведения героев комикса. Таким образом, подлинная коммуникативность невербалики креолизованного текст часто строится на ее взаимодействии с лингвистическим компонентом вербо-иконического сообщения. Для понимания скрытой (имплицитной) информации читателем необходимо наличие у него определенных фоновых знаний. Так, для правильной интерпретации просматриваемого креолизованного текста реципиент должен быть осведомлен о существовании проблемы политической корректности (например, о безработице в стране или о дискриминацией женщин при приеме на работу в высшие государственные учреждения). Итак, креолизованные тексты являются одним из сильнейших способов воздействия на читателя, с целью пропаганды политической идеи.

Литература

1. Анисимова Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация [текст] / Е.Е.Анисимова - М.: 2003.- 124с.

2. Барт Р. Риторика образа// Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М. 2009.13 с

3. Гудин Р. «Политики-манипуляторы», М.1993. 163с

4. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. Креолизованные тексты и их коммуникативная функция [текст] / Ю.А.Сорокин, Е.Ф.Тарасов - М.: Наука,1990.- 227с.

5. C.Brémond "Problème du gestuaire" цит. по Fresnault-Deruelle, 1977. С.25.

6. McQuail D. Mass Communication and Public Interest: Towards Social Theory for Media Structure and Performance. In: Cmwley D., Mitehell D. Communication Theory Today. Polity Press, 1994. P. 241-254.